Апполинарий опускает руки, искоса смотрит снизу вверх. — Шмейша, паяц, над жажбитой любовью! — тихо шепелявит он мгновенно распухшим языком. Ему совсем не весело — задницу ломит, словно владимирский конь-тяжеловоз копытом влупил, прокушенный язык горит огнем. Девушка протягивает руку, намереваясь помочь, но предательский лед тут как тут — каблуки скользят, под ногами исчезает опора и Маша падает прямо на Апполинария. Он только-только приподнялся, опираясь на руку, как его опять сшибает на лед и он впечатывается в замерзшую лужу спиной и затылком. — За что, Машенька? Ведь у нас с вами ничего не было! — ошарашено произносит он. Приятная тяжесть наваливается сверху, теплое дыхание касается щеки и тихий голос произносит в ухо: — Значит, будет. Новый Год мы встречаем вместе? — Да!!! Глава 7 Однако амурным планам Апполинария на Новый Год не суждено было сбыться. Откуда ни возьмись, ну словно черт из табакерки, явился капитан Пятницкий. Вернее, его аватара — волк с оскаленной пастью и бешеными глазами. Сия «мордуленция» появилась в электронном почтовом ящике Апполинария. Короткий текст гласил: «Прочтите содержимое прикрепленных файлов, важно». — Чертов клоун! — раздраженно проворчал Апполинарий, но файлы скачал и открыл. Это оказались выписки из уголовного дела с фотографиями. Прилагалась и пояснительная записка, из которой следовало, что высокопоставленный бандит по кличке Мурадака (от Мурад-ака) собирается отпраздновать Новый Год на загородной даче в кругу друзей аккурат тридцать первого декабря. Апполинарию Павловичу вежливо предлагалось посетить «высокое» собрание с компанией «патриотически настроенных» друзей и провести разъяснительную работу. А заодно пошарить в личной базе данных и выяснить, нет ли среди знакомых Мурада сотрудников ГУВД. Фамилии и программа «ломалка» кодов прилагалась. — Клоун … нет, шут гороховый! — ухмыльнулся Апполинарий. — Разъяснительную работу! Посмотрел обратный адрес — так и есть! Вася Пупкин почта ру. Наверняка зарегистрировался только что с терминала в аэропорту или на вокзале и больше с этого адреса никаких писем не будет. Апполинарий покачал головой, из груди вырвался тяжелый вздох — трудна ты, работа секретного агента! Он еще раз внимательно просмотрел присланные документы. Странная кличка «Мурад-ака» объяснялась тем, что матерый уголовник был метисом, то есть папа с Кавказских гор, а мама из пустынь Киргизии. Поэтому ворюга пользовался уважением у «джигитов» и азиатов. «Кстати, рожа твоя, Мурадик, почему-то мне знакома. И откуда я тебя знаю»? — удивленно подумал Колышев. Апполинарий выключил комп, ткнул ногой в стол. Кресло послушно откатилось к дивану. Небольшой термос на журнальном столике тихо звякнул металлическим днищем о стеклянную столешницу. Апполинарий лениво откручивает пробку, темная, почти черная струя горячего кофе наполняет украшенную золотой каймой чашку. Из пластиковой коробочки одна за другой падают две таблетки заменителя сахара, малюсенькие пузырьки воздуха появляются на поверхности. Горячее пойло приятно согревает глотку, тепло настраивает на «философский» лад. Пару лет назад в доме появился дворник таджик. Нормальный мужик, не пьет, не прогуливает, работу выполняет хорошо. Прежний, гастарбайтер из Вологодской губернии, отличался тем, что выпадал в запои на несколько дней. Двор зарастал мусором, контейнера буквально лопались от вонючей дряни, вдобавок стояли так, что водителю мусоровоза приходилось проявлять чудеса высшего пилотажа, чтобы подобраться к бачкам. Потом мужичок приходил в себя, работал сутки напролет и двор освобождался от грязи. Чистота держалась около недели, затем все повторялось — дворник исчезал, мусор рос в геометрической прогрессии, жильцы злобно жаловались в управляющую контору. Гастера с Вологодчины выгнали и через некоторое время появился тихий таджик в оранжевом, словно переспелый апельсин, комбинезоне. Первое время новый дворник обитал в подвале, переоборудованном под жилье. Работал хорошо, жалоб на новичка не поступало, двор очистился и управляющая контора даже сделала детскую площадку с качелями, горкой и детским лабиринтом. Все такое деревянное, яркое, словно хохломская роспись, с замысловатой резьбой. Спустя три месяца приехала жена дворника. Было летнее утро, Апполинарий спешил на работу. Он на ходу дожевывал бутерброд с бужениной, в левой руке портфель, правой пытается проверить, не забыл ли застегнуть ширинку, глаза треугольные, волосы дыбом. Навстречу, от автобусной остановки, неспешно шагает широкая женщина неопределенного возраста в пестром халате и домашних тапочках. Голова повязана ярким платком с блестками по краям, на тугом лице вздрагивают щеки, глаза-щелки блестят трехкаратными алмазиками. Руки сложены на выпуклом животе. Сзади плетутся пестро одетые дети плотной кучкой; Апполинарию показалось, что все одного возраста, но ведь так не бывает? (Ошибался. Позднее он узнал, что жена дворника не разменивалась по мелочам, рожала сразу тройню. В крайнем случае, двойню.) Последним семенит глава семейства — руки тянут к земле гигантские чемоданы, плечи перекошены раздутыми узлами и даже на шее болтается не то детский ранец, не то сумка. Круглое лицо налито кровью, пот буквально сочится из кожи сверкающими горошинами, от спины поднимается пар. Апполинарий окинул живописную кучку равнодушным взглядом, отвернулся — мне нужны дворницкие проблемы? Он потом не раз встречал во дворе или близлежащем гастрономе эту таджичку в окружении галдящих детей. И всякий раз у нее был раздутый живот. Эта женщина была перманентно беременна. Словно свиноматка рекордсменка, она вынашивала детей, рожала и опять беременела очередной порцией двойняшек. Или тройняшек. Довольно быстро многодетная семья перебралась из подвала в пятикомнатную квартиру на первом этаже. Прежние обитатели — тоже многодетная семейка — разъехались. Кто куда — родители пропали, так как были сильно пьющими, детей рассовали по приютам. Дворник привел в порядок квартиру, прикупил нехитрую мебель. В основном, двухъярусные кровати. И еще два громадных холодильника. Жизнь продолжалась. Муж исправно убирал мусор, мыл подъезды. Жена рожала и воспитывала детей. Все правильно, так и должно быть. Только вот одно но! Семья была не русской, а таджикской. Если муж по-русски говорил вполне сносно, то жена «бэкала» и «мэкала», двух слов связать не могла. Дети тоже общались между собой только на родном языке, по-русски говорили только старшие, с сильным акцентом и то потому, что пошли в школу. Семья жила замкнуто, с русскими соседями почти не общались, зато с удовольствием принимали гостей земляков. Довольно скоро в этом отдельно взятом дворе образовалась этакая малюсенькая таджикская диаспора, живущая по своим законам и почти не контактирующая с окружающим миром. Пока русские дети гнили в сиротских домах, таджикские росли в сытости и относительном достатке в русском городе. И уезжать новоявленные граждане Росси обратно на историческую родину вовсе не собирались. Разве это справедливо? Апполинарий встал. Взгляд упал на журнальный столик. Забытый кофе в чашке с золотой каймой уже остыл, но не пропадать же добру? Апполинарий залпом, словно водку, выпивает горькую жижу, лицо кривится, в глазах появляется отвращение. Какая гадость это ваше растворимое кофе! — Итак, справедливо ли это? — произносит Апполинарий вслух. И разочарованно отвечает сам себе: — Увы, да! Русские захлебываются водкой, а таджики капли в рот не берут. Конечно, они любители анаши и заядлые курильщики слабенькой «травки», но масштабы распространения алкоголизма среди руссишь швайне несопоставимы с увлечением азиатов слабой растительной наркотой. Они же все верующие фанатики, а ислам запрещает дурманить себя! За окном раздался мощный хлопок, ночное небо озарили вспышки салюта, грохот петард слился в непрерывную пулеметную очередь. Послышались крики «ура», радостные восклицания и пьяный хохот. — Празднуют, православные! — прошептал Апполинарий, подойдя к окну. — Нам вера в Христа пить не запрещает. Или так проявляется постулат о свободе воли? Охранника нейтрализовали просто — отключили счетчик, расположенный на столбе возле дома. Энергопоставляющая компания развесила новые счетчики снаружи, дабы «умные» жильцы не мухлевали с левой проводкой и вообще так легче снимать показания. Взвыл дизельгенератор, свет мигнул и засиял, как ни в чем ни бывало. Хлопнула дверь, охранник лениво выбрался на свет Божий. Помятое лицо перекошено зевотой, ширинка распахнута, на брючном ремне болтается резиновая палка, гирлянда наручников трясется на заднице. Улица достаточно освещена, но сразу за калиткой образуется эдакое мертвое пространство — двухметровый черный прямоугольник, в котором ни черта не видно на расстоянии вытянутой руки. Охранник успевает сделать только один шаг, как что-то плотное и непроницаемое обхватывает голову. Шею сдавливает мертвой хваткой, свет меркнет в глазах, вместо воздуха в распахнутый рот лезет вонючая пленка. Мужчина рефлекторно хватается за лицо, но тяжелый удар по макушке вышибает сознание. — Один готов! — раздается в ночной тиши тихий голос. — Лады. Заткни пасть и сунь куда нибудь подальше! Несколько черных фигур пробираются к дому. Одна замирает у дверей, остальные идут вдоль стены. С тыльной стороны дом ярко освещен — разноцветные гирлянды украшают колонны и перила широкой лестницы. Даже длинный стол для фуршета под террасой украшен цветными огоньками — светодиодные лампочки вспыхивают по всей поверхности столешницы. Гостиную на первом этаже от улицы отделяет стеклянная стена. Хорошо видно, как по залу, отделанному мрамором и малахитом, медленно плывут женские фигуры в вечерних платьях, сверкают драгоценности и украшения. Мужчины в смокингах расположились полукругом возле громадного камина. Слышна музыка, но какая именно, не разобрать — многослойное стекло надежно изолирует зал от холода улицы. — Машка, как жизнь? — Никак! Иди ты со своими вопросами! — Ладно тебе, Кир. Это же кровососы, паразиты! — Да знаю, Колун. Я так просто. Внезапно шелковая штора справа распахивается, за стеклом возникает крупная женщина в пышном красном платье. На голове копна иссиня черных волос, мочки ушей оттягивают бриллианты размером с перепелиное яйцо. Золотое ожерелье лежит на арбузных грудях, словно собачий ошейник с полусотней медалей. Лицо накрашено грубо, ярко, выделяются красные губищи и густо намазанные черные глаза. — Мать твою! Эльвира — повелительница тьмы в старости! — удивленно шепчет Апполинарий. — Что за Эльвира такая? Откуда ты знаешь эту манду? — подозрительно шипит Маша. — Я ее не знаю, Маш. Эльвира — это персонаж фильма … старого, еще прошлого века, актриса Кассандра Петерсон… — начал было оправдываться Апполинарий, но злой голос Кира бесцеремонно обрывает: — Хватит болтать. За дело! Стеклянная дверь на террасу бесшумно и быстро отъезжает в сторону, перед изумленной «Эльвирой» появляется невысокая фигурка. Маша, как и все остальные члены группы, одета в черный комбинезон военного образца, голова и лицо скрыты тканевой маской с прорезями для глаз. Женщина успевает только раскрыть рот для истошного вопля, как лезвие вонзается в живот. Девушка изо всех сил рвет рукоять влево. Остро оточенный клинок с тихим треском распарывает дорогую ткань, брюшину, из широкой раны потоком хлещет кровь, вываливаются розовые и багровые внутренности. Крик застревает в горле женщины, она только неверяще смотрит на собственный живот, который на глазах раскрывается, словно кровавая книга. Мимо стремительно бегут люди в черной одежде, раздаются крики, звучат выстрелы, теплая влага брызжет прямо на золотое ожерелье, на полных губах появляется вкус крови. Мгновенно осунувшееся лицо страшно белеет, глаза закатываются под лоб, женщина валится на мраморный пол бесформенной кучей. Приглушенно звенят бриллианты на мочках ушей, золотое ожерелье безобразно сминается под тяжестью откормленного тела. С гостями бандитского генерала было покончено за считанные секунды. Скинхеды заранее договорились, что в живых — на время! — оставят только главаря. Стрелять начали сразу, как вошли в зал. Заряды волчьей картечи рвали тела в клочья, сбивали с ног и быстро кровенеющие тела падали на дорогие ковры, врезались в застекленные хрустальные горки, с грохотом и звоном валились на пол в ореоле сверкающих стеклянных брызг. Несколько человек попытались спастись, бросившись к выходу, но там их ждали. Иван Тропинин или Тропа, не мудрствуя лукаво, по-простецки рубил топором всех, кто выбегал из дома. Таких «умных» набралось с полдюжины. Теперь все лежали неопрятной кучей дорогих костюмов и туфель на ступенях крыльца. Из страшно разрубленных голов и шей на итальянскую облицовочную плитку выползает серая мозговая жижа, торопливо сбегает свекольного цвета кровь. Заминка вышла только с женщинами, их было мало, всего пятеро, если не считать уже мертвой хозяйки. Все как на подбор — грудастые, губастые и задастые. Дамы просто лопались от избытка силикона, что литрами вливают, вставляют, засовывают везде, где только пролезут блудливые руки пластических хирургов. Женские тела, обтянутые шелком, шифоном и чем-то еще умопомрачительно дорогим, сбились в дрожащую от страха кучу в углу, возле камина. Вытаращенные от ужаса глаза быстро перебегали с одной черной фигуры на другую, задерживались на еще дымящихся стволах, потом с мольбой и тайной надеждой глядели в прорези черных масок, в которых блестят глаза неизвестных. В тишине громко и неприлично стонет хозяин дома. Он лежит на полу со скрученными за спиной руками, изо рта торчит широкий конец собственного галстука, глаза выпучены, щекастое лицо налито дурной кровью. Шею давит внушительного размера солдатский ботинок, из-под рифленой подошвы струится кровь. — Чего вытаращились на сучек? Думаете, они ни причем? — зло спросила Маша. Голос глух, слегка искажен маской, в доме полная тишина, воздух перенасыщен запахами крови и пороха, потому вопрос звучит особенно зловеще. — Мы никого не убивали! — взвизгивает одна из женщин. — Верно. Это делали ваши мужики, — тяжело произносит Кирилл. — А вы только пользовались их грязными деньгами … Машка, кончай их! Истерические вопли тонут в грохоте выстрелов дробовика. — Ну, а с этим что? Колун, есть идеи? — с ухмылкой спрашивает Кирилл. — Есть … погоди-ка, я недавно видел эту рожу! — Мы все ее видели. И не раз, — насмешливо отвечает Маша. Девушка перезаряжает помповое ружье — тонкие пальчики сноровисто вставляет ярко-красный патрон в черное отверстие под стволом, затем следует резкое движение рукой, затворная рама с лязгом глотает боеприпас и опять разевает железную пасть. Следующий патрон ныряет в черное отверстие … движение рукой … равнодушное ку-клукс-клан … смыкается железная глотка. Последний патрон скрывается в патроннике, тихо щелкает предохранитель, ружье сыто опускается к полу. — Не припоминаю … а, реклама водки! Мордастый тип с волчьими глазами! Там еще что-то о Родине, патриотизме … так ты, гнида, еще и сивуху гонишь? — Почему сивуху? Хорошая водка, — обидчиво сипит в ответ Мурад. Говорить трудно, ботинок скинхеда давит шею все сильнее. — Спасибо, больше не надо, — благодарит Апполинарий парня. Тот нехотя убирает ногу. Бандит по-своему понял то, что его не убили сразу, говорит быстро и много, обращаясь сразу ко всем: — Чего вы хотите? Денег, золота, камней? Я все вам дам, только не убивайте. Какой прок с дохлого бизнесмена? Курицу, несущую золотые яйца, не режут. Берите все, что хотите! На втором этаже, в моем кабинете, есть сейф. Он набит деньгами! Я дам ключи, скажу шифр … оставьте в живых! Буду платить каждый месяц — нет, каждую неделю сколько скажете! — А как же твои бабы? — с усмешкой спросил Кирилл. — Там, возле стеклянных дверей, разве не твоя жена с распоротым брюхом лежит? — Эта? Крашеная жаба в шелку и увешанная бриллиантами? Ты совсем дурак, а? Ой, прости пожалуйста … это прислуга, как ее … дворецкий?… дворцовая? … черт! Она командует слугами, понимаешь? — И вся в золоте? — не поверил Кирилл. — Да. За преданность надо платить. Я хорошо плачу верным людям, — отвечает бандит. Теперь, когда тяжелый ботинок скинхеда не давит на шею, Мурад повернул голову и смотрит снизу вверх с надеждой, страхом и тщательно скрываемой злобой. — Ага. Значит, твоя жена там! — показывает Кирилл глазами на кучу женских трупов. — Нет, парень. Это подстилки высшего сорта, дорогие бл…ди. Их покупают на время для гостей, берут напрокат в командировки или просто так, от скуки. Вы убили их? Это пустяк, забудьте … если оставите меня в живых, у каждого из вас будут такие. А ваша подруга получит мальчиков, каких захочет. А еще я дам вам денег. Много! — Ну-ну … а друзья, что в гости пришли? Вон они дохлые лежат. — Э, какие друзья? То компаньоны. Вы убили их? Это огорчительно, но не очень, потому что они были моими конкурентами. Теперь я смогу прибрать к рукам их дела и бизнес пойдет еще лучше! Вы сделали большое дело, я вам очень благодарен! Видно, что бандит перепуган, но надежды не теряет, говорит с каждой минутой все увереннее, голос уже не срывается на повизгивание, в глазах появляется расчетливость. — Ты смотри, все по полочкам разложил, — удивленно качает головой Кирилл. — А почему ты решил, что мы согласимся? Бандит смотрит прямо в глаза Кирилла, четко и внятно произносит: — Потому что вы люди. И жизнь у вас одна. И вам хочется жить, а не прозябать в нищете. Вы молоды, у вас множество желаний. Вы многого не знаете, не видели. В этом мире все достижимо при помощи денег. И я дам вам их. В обмен на свою жизнь. — Мы можем и сами взять их, — усмехается Кирилл. Взгляд скользит по роскошной обстановке зала, возвращается на лицо пленника. — Это гроши, мальчик, — презрительно кривится бандит. — Пыль, ничто! Бедные дурачки, вы даже не знаете, что такое настоящие деньги. Кирилл молчит. Апполинарий взглянул на других — в глазах «патриотов» заметна неуверенность, некоторые отворачиваются. И только девушка хмуро смотрит в сторону, тонкие пальчики нежно поглаживают железное туловище дробовика. Апполинарий понял, что настает критический момент. Мальчишки с рабочих окраин, выросшие в бедности, не имеющие никаких перспектив в этой жизни — много ли надо ума и хитрости, чтобы раскусить неокрепшие души? Соблазн действительно велик. А оправдаться можно рассуждениями типа — деньги не пахнут, их можно потратить на помощь бедным сиротам и старикам, а себе оставить чуть-чуть. Так, на запасные штаны и кусок хлеба. Робин Гуд, Иван Болотников, Стенька Разин … когда появляются деньги, о сиротах и стариках сразу забывают, а кусок хлеба обмазывают маслом. С черной икрой. Сколько той жизни-то?