Он уже тестировал вирус в симуляторе множество раз, и был удовлетворен моделью. Он даже показал рассчёты Харату, — всё должно было произойти с первой попытки, иначе она бы любой ценой остановила нас в своём фанатичном стремлении улучшить человечество. — Она спасала меня столько раз. А теперь я убиваю её. — Я сам всегда был на её стороне. Но то, куда завела её забота о человечестве… — Да, — я, наконец, увидел растерянность на лице всегда непоколебимого номарха. — Ты сам всегда говорил, это не твоя мать. — Даже эта нейрокопия всегда вела себя со мной так, как никогда не вела настоящая Аритайна, — глаза Тена странно заблестели, — и теперь я убиваю ту, кто оберегала меня все эти годы, кто помогала противостоять Данайган. Кто вытащила меня из под обломков, когда я уже почти улетел на поля Иалу. — Попробуй поговорить ещё раз. — Это бесполезно! — рявкнул Тен, так и не удержал одну единственную слезу, которая всё таки упала на руку. — Алгоритмы ошибочных трактовок зашли слишком далеко. Она не слышит, не понимает, что хочет всех прикончить. Казалось, мы специально затеяли этот разговор здесь, чтобы она услышала его. Это было его извинение перед тем, как она уснёт навсегда. Номарх долго смотрел на ремов, снующих туда-сюда в здании Центрального вокзала. — Это может звучать очень странно, но я действительно люблю всех этих людей. В центральном входе уже появилась целая армия себитов, бегом направляясь к нам. Некоторые даже вытащили плазмоганы, не травматы. Аритайна была готова нас убить. — Тен, быстрее. Он сжал зубы, вставил кристалл в приёмник и запустил свой творение во всю систему города. Когда через семь секунд толпа синтетиков приблизились к нам, они уже не понимали, зачем так спешили. — Да, ллейр, у вас к нам какие-то вопросы? — невозмутимо спросил Тенемхет самого первого из них. Тот моргнул и на некоторое время завис. А затем убрал плазмоган. — Нет, ллейр. Простите, номарх. Вам не нужна наша помощь? — себит равнодушно смотрел то на него, то на меня. — У нас всё хорошо, спасибо. Спустя час мы сидели на скамье возле того же вокзала, поедая самые дешёвые бутерброды из уличной лавки. Он не хотел идти домой. Больше к нам никто не подходил. — Харат? Ты проверил? — спросил я. — Всё чисто. Её больше нет. Город по-прежнему жил своей жизнью. — Нейромать была права насчет всех нас. У меня ещё много работы, — молвил Тен, дожевывая и потирая руки. — Будет чем заняться на пенсии.