— Так, можно с тобой? Думал я долго. Прогулки были лишь моим временем, мне нужно было побыть одному. Но я понимал, что одиночество её тяготит. А потом кое-что вспомнил и влез в базу. Вот оно что. Сегодня у неё был день рождения. Скорее всего, не настоящий. Но должен был быть хоть какой-то. — Ладно, только если мы не будем все время болтать. — Это что? Пиво? — на плато мы уселись перед ночным видом на Анар-Керас. — Слушай, в прошлый раз… — Безалкогольное, — усмехнулся я. — С Днём Рождения. Желаю тебе научиться пить. — Спасибо, прямо всем пожеланиям пожелание. — Желаю тебе найти себя. — А что это значит, кто-нибудь знает? — Наверное, гордиться тем, что ты делаешь. Хотя бы немного. Хотя бы втайне. Или чувствовать удовлетворение от того, каким ты остаешься в критичных ситуациях. Пусть даже эта критичная ситуация — что-то совершенно бытовое, когда тебя элементарно кто-то бесит. — Тебя часто кто-то бесит? Я задумался. — Люди — нет. Иногда просто нужно побыть одному. Если брать конкретно, меня вообще никто не бесит. Я просто ничего ни от кого не жду. Люди мне ничего не должны. Дальше мы молчали, как я и просил. Молчать с ней тоже было вполне комфортно. Хайгон радовался как пацан. Сегодня утром он закончил кодить нирилиговые чипы и теперь рассказывал принцип работы своего нового творения. — Потрясно. Просто потрясно. Смотри. Он взял один шарик и приложил к стене. — Бинго! — весело крикнул он, и шарик растворился в поверхности. — Смотри, смотри. Хайг водил рукой по абсолютно гладкой поверхности стены. — А теперь, — он развернул ко мне свой комп. — Видишь, я получаю запись всего, что мы говорим. — А извлекать как? Хайг снова подошёл к стене и подставил руку: — Бинго! — крикнул он снова. Выглядело забавно, но жидкий металл снова собрался у него в ладони. — Подожди, подожди, это ещё не все! Он резко подскочил и приложил чип к моей руке, крикнув «Бинго». — А можно так не орать? Или это обязательное условие? Будет трудновато оставаться незамеченным. Чип растворился в руке, я почувствовал лишь укус пчелы, больно, но место «укуса» было абсолютно чистым и гладким. — Бинго! — тихо прошептал откровенно кривляющийся Хайг, и шарик выпал ему на руку. — Ты хочешь сказать, их не засекут системы? — Это же органика. Только если запустить полное сканирование в медицинском модуле. — Это твоё голосовое управление… А если рядом кто-то вскрикнет «бинго»? Из стены посыпятся все наши чипы? — Нет, только если это сделает тот же голос, который подсадил его туда. На другие реагировать не будет. Так, у нас тут пятнадцать штук ищеек, я их так назвал… Голову пронзила резкая боль. «Ищейка, ищейка, ищейка». Пульс участился, дыхание стало шумным и тяжелым. Что-то опять из прошлого. Пора перестать на это реагировать. Из тумана и шума моего собственного пульса снова стал выплывать голос радостного Хайга: –…а вот эти вот она должна будет растворить в любом коммуникаторе. Информационная панель, хоть трансформатор пусть найдет. Это легко. Алё, Гайл, ты здесь? — Да. Всё уже прошло. — Значит, Дженри может пронести чипы буквально в себе. В своей руке. — Да. Если не уронит. — Так, давай пробежимся по персоналиям, — я ещё никогда не видел у Хайгона такого горящего взгляда. Ни когда он общался с клиентами, ни когда подбирал новых кирит, которых очень даже любил. Но на своём месте он был именно сейчас, как и я был на своём, когда стоял перед толпой и тренировал бойцов. Нас хотели этого лишить, но жизнь сама возвращала всё на свои орбиты. Итак, Лланнаргон Ханнари был действующим избранный главой верхушки «Данайган. Системз», состоящей из двадцати одного члена. Вместе с членами всех семей выходило под сотню человек. И как на самого главного Главу мы предварительно возлагали на него основные подозрения в заговоре. Конечно, можно было сразу предъявить обществу живого Тена, всех заключить под стражу, и устроить линчевание заговорщиков в прямом эфире. Покушение на императора — единственное, за что полагалась смертная казнь. И Тен был обязан устроить её публично, чтобы избежать дальнейших попыток. Но Тенемхет не желал этого. Одна часть общества была истощена насилием, творящимся вокруг. Другая — восприняла бы массовое убийство номов лишь с воодушевлением и радостью, и даже — как прямой сигнал к революции. И в этот момент, обязательно должны были проснуться спящие ответвления династии Дейкаан со своими претензиями к слабости нынешнего правителя. К тому же в периоды просветления Тен отказывался верить в то, что в этом могла быть замешана буквально вся раса номов. Так не должно было быть. Даже статистически. В общем, не хотел бы я быть на его месте. — Ладно, научи меня. Ты всё время бегаешь, у тебя есть время на всех, кроме меня. Научи меня, как не убивать. — Сейчас? — Ты всё равно уже проснулся. Было около четырёх утра, и мои кошмары снова разбудили Аннарин, которая опять притащилась меня «поддержать». Я уже давно заметил, что за её жесткостью, мрачностью и сварливостью скрывалось доброе сердце, наполненное сочувствием буквально к каждому: к детям на улице, к животным, к умирающим старушкам и старым воякам с ПТСР и ночными кошмарами. И при этом, она без раздумий сворачивала шею любому агрессору при малейшей угрозе. — Ладно, пошли на крышу. — Смотри, позволь ему сделать удар. Дальше, по сгибу, ставишь на колени, а теперь, не шею сворачиваешь… да, нет же, в ухо, и локтём по шейному позвонку. Опять, нет, разворачивай к себе. Не трогай мою шею… нет. Это единственное, чему вас учили? Удар в горло. Пальцами, пальцами под брови. Мне только глаза не выкалывай. Давай, пробуй. Я позволил «избивать» себя около двух часов. Когда в шесть ей уже пора было собираться на первые занятия к Дженри. — Что ты испытываешь в этот момент? Когда вот так просто лишаешь человека жизни? — Честно? Ничего. Абсолютная пустота внутри. Я просто не воспринимаю их, как людей. Не вижу ничего, что стоит за ним. Это просто бот. Помеха, которую нужно устранить так, чтобы она больше не встала за спиной и не создала новую угрозу. Врага нужно добивать. Их так учили. Это было нормально в условиях жёсткой войны на уничтожение. Но не для уличных драк. — Вот и ответ на твой вопрос. Ты не на войне, Аннарин. Ты на улице, своей улице. У себя дома. Те ребята, да, конечно, дураки и агрессоры, но по сути — твои соседи. У них есть матери и сёстры, о которых они заботятся. Ну, не у тех конкретно. У тех семей не было. Но это ничего не меняет. Ладно, всё это слова, которыми трудно бороться с базовыми инстинктами. Доводи до автоматизма то, что я показал. Так, чтобы в критичной ситуации эта реакция была автоматической, а убийство — только в результате осознанного понимания необходимости. Давай, пока. Девчонка ушла, когда на горизонте уже начал заниматься рассвет. В темноте на смежной крыше метнулась огромная тень, и я сразу схватил плазмоган. Это был не себит. К их постоянному незримому присутствию я уже почти привык. — Выходи с поднятыми руками, — глухо приказал я, не хотел будить соседей. Мужчина медленно выходил из тени. — Номарх, Нейромать твою, ты что здесь ошиваешься? Я мог тебя грохнуть. — Ты какой-то нервный. — Что делаешь? Тенемхет пожал плечами. — Иногда прихожу посмотреть, как она здесь. Я весело хрюкнул, но прикусил язык. Номарх наблюдал за всей нашей тренировкой и, видимо, следил, чтобы мы оставались в рамках приличий. — Ревнуешь? — Ну, ты же не монах. Вроде бы. — Не монах. Просто у меня уже есть… — я запнулся. — Кто? — Тенемхет ждал моего ответа со странной улыбкой. Я смотрел на ярко-сиреневый рассвет. — Не знаю. Кто-то. Девчонка как раз снова вышла на крышу, забыв что-то: — Кстати, Аннарин, познакомься…