— С чего бы ему высунуться из той дыры, где он сидел в киберпространстве? — с любопытством осведомился Всеволод. Никто из них не жалел об утере младшего сорванца. По-хорошему, всех младших следовало бы отделить от рода за их выкрутасы — путешествия и рейды, вступления в банды и прыжки со «стрекозой», не говоря уже о делах чёртового Рогволда… впрочем, кровь отца мешала. Вот и в этот раз наличие братца заставило посмотреть на пожар в полуразрушенном улье чуть-чуть, но по-другому. — Видимо, припёрло, — пожал плечами Мануил. — Ну, хоть с Уарами повязался. — В тебе говорят родственные узы, — улыбается Всеволод. Не то чтобы он так не любил Адриана — просто ему нравится подначивать брата даже в такой ситуации. — Скорее здравый смысл. Я решаюсь вмешаться. — Всеволод, собери ватагу молодых. Нам нужно его вытащить, пока Балагуровы не закинули его в околоток. — Не волнуйся, брат. Ватага не нужна. Наш человечек уже на месте и всё сделает в лучшем виде. — Ему можно доверять? — беспокойно вмешивается Михаил. — Дело сие тонкое. Я мог бы связаться с местным орденом… — А я — нажать на чиновничество, — подаёт голос Ангелос. В какой-то момент предложения начинают появляться слишком быстро, но Всеволод продолжает молчать с видом столь довольным, что решаю сначала выслушать его. — Может, узнаем, что предлагает наш возлюбленный брат и повелитель дружины? — О, не волнуйтесь, братья, — в глазах Всеволода блеснули огоньки веселья. — Один человек тут вполне справится лучше целой дружины. Поверьте, его глаза — глаза нашей семьи. Глава 20 в которой пребывает неожиданная кавалерия, колдун предаётся воспоминаниям, а главный герой — тревоге. Стопы шпиля Балагурово. Палаты Армода. Я прибываю на поле боя привычным путём — пикируя сквозь стеклянный потолок, точнее — его остатки. Мой визави, выкинувший из окна получасом раньше, уже лежал растерзанный выстрелами в упор вместе с несколькими телами штурмовиков. Падаю прямо на недобитую куклу, выбивающую моих людей из-за баррикад: грузное тело неопределённого пола и пучок хлыстов вместо правой кисти. Пока агисхъяльм выдерживает несколько прицельных попаданий, я без лишних сомнений рублю её толстую шею. Нотка сожаления, правда, была. Плохо, что не удалось. действительно разметать кого-то из культистов. Их немного и кто-то надоумил укрыться за баррикадами так, чтоб простреливать всех, включая соседей. Подозреваю, что у этого кого-то имя начинается на «А», и заканчивается на «д». Хитрый сукин сын. Скатываюсь с тела, истекающего чёрно-синей жижей, и тактически перекатываюсь к ближайшему завалу. За ним залёг Филлион, с весьма сосредоточенным лицом. Броня — с кучей подпалин и оставленных бес знает чем дыр, сквозь которые видна арамидная ткань нижних слоёв бронепластин. Лицо — с прикипевшим, словно маска, выражением упрямства на лице. — Не скучаете? — со слабой долей ехидства ору я. Связки, знаете ли, на предельной мощности плохо передают полутона. — Что ты, атаман. Щиплет иногда глаза, а так расслаблены, как медведь в спячке. Как ты выжил вообще? Тут некоторые думали прыгнуть за тобой и свалить — но не под этой перестрелкой. — Есть идеи, как нам прорваться? — Нужно валить Армода! Он рисует невмы, так часто, словно у него не плашка, а том памяти! — Они на нас не влияют, Адриан. Но его черти устали, а магия невм позволяет им высасывать из организма все соки. — К тому же — у него явно твой кодекс. Я отмалчиваюсь, оценивая ситуацию. Взлететь по параболе и спикировать на Армода? Нет, его-то трон под бетонным куском крыши. Уточняю по гранатам (пусто) и понимаю, что у нас не осталось ничего, что может его обвалить. Прорваться вперёд, вспоминая капрала Ричарда Л. Дженкинса? Опасно. Может, «шлем ужаса» и защищает от лазеров — но опасность представляют не только они. Выстрелы разрушают палаты: осколки стекла, керамики и паркета летят во все стороны, а куски стен с завидным постоянством вываливаются куда-то наружу. Я чувствую слабое удивление. Нет, не из-за того арсенала, который накопили культисты — скорее из-за того, что местный ОМОН ещё не вязал нас в морские узлы. Или уже готовится узнать? Сеть переполнена какими-то пустыми новостями про котиков, так что остаётся обратиться к той, что следит за происходящим со стороны. Набираю мнемотехника и вжимаюсь в баррикаду, не забывая постреливать снятым с трупа лазерным пистолетом. По барабану, попаду или нет — нужно поддерживать реноме боевитого атамана. — Ира? Ты на связи⁈ — Чего? — Ты стараешься там, вижу, хорошо. — Не представляешь даже как. — Ну это… спасибо! — Не благодари! Слушай меня, Комнин новообретённый. К вам выдвинулось минимум пять нарядов. Два — обычные патрульные, которые доберутся минут через двадцать. Плюс отряд подавления беспорядков. Плюс — штурмовые гридни. — Час от часу не легче. — Не перебивай! Адриан, у вас от силы минут семь чтобы свалить из палат. Постарайся не забыть раненых. — Только с победой, моя миледи, только с победой. — Адри… Но я уже не слушаю. Семь минут? В киберпространстве они будут казаться парой часов. — Армод! Прячешься на троне сукин сын? — Приди и возьми, как говорили древние. Ярость клокочет во мне, и я вскакиваю, помогая в прыжке невмой. Меня пытаются сбить — и наиболее глупые культисты, высунувшиеся из-за баррикад и обломков, пропадают под выстрелами шпилевиков. Прыжок переносит меня прямо к трону — и я пронзаю его мечом. — Преклонитесь, — хрипло сообщаю я, — и будете жить. Острая боль в затылке показывает, что сюрпризы на сегодня не заканчиваются. Кстати, о любителе пацанских цитат. Неужели в этом мире сохранилась память о Филлипе? Любопытно. Возможно, Армод не так прост, как кажется. — Не прост, — звучным баритоном слышу я, пока клубящаяся тьма формируется в бесконечную равнину. Правда, вместо безжизненных полигонов из алого стекла подо мной оказывается трава. — Ты прав, молодой шпилевик. Я оглядываюсь. Армод выглядел гораздо младше и лучше, чем я его помнил. Короткая борода «ёжиком» с проседью, вполне европейская одежда — пиджак, рубашка и всё такое. Ни следа стереотипной «русской» одежды с тулупами и стоячими воротниками. Кажется, даже запонки на месте. — То, что ты не уроженец Нижнедонска, не давало тебе права обкрадывать меня. — Просчитался, — неожиданно кивает колдун. Его одежда постепенно темнеет, словно выгорает под степным солнцем. — Ты выглядел лохом при кошельке. Потенциальным золотым билетом наверх. Даже сам Первосоздатель, так сказать, воспользовался бы шансом — их не так много бывает. Как шпилевик, ты должен знать, каково это — падать в смрад подулья. — Из насквозь фальшивого богатства в искренние руины? Лучше бы сильные мира сего падали так почаще. Лучше скажи, где мы? Я думал, в этом мире только серые пустоши, забитые биомехами. — Жёлтые. Жёлтые степи. Мы сейчас в верховьях одного из притоков великой Реки. На меловых скалах я провёл детство. Я заметил, что одежда моего противника начинает обугоиваться — но он даже не обратил внимание на мой кивок. — Тут ты проводил своё время на троне? — Хотелось бы мне, — невесело смеётся Виктор Армод. — Нет, к трону я оказался прикован два года назад, когда мясники… изъяли часть моих имплантов. Тогда мне и пришлось… найти это. — Сколько же ты заплатил за него? Такие технологии доступны только высшим иерархам. — Всем. Но скажу тебе — зря ты отказался от такого же, когда была возможность. Да. Я чую её запах. Одежда серыми хлопьями осыпалась, и теперь дело шло за кожей, из которой прорывались механизированные конечности. Ада и дикий даймон научили меня опасаться в киберпространстве всего, из чего торчали лишние провода, арматуры, колючки и конечности. Видимо, дурак Армод в отчаянии заключил пакт с демоном — как и дурак Адриан чуть позже. Но в отличие от Комнина, у колдуна рядом не оказалось отчаянного археолога из другого земного плана. Поэтому демон спокойно напитался знаниями и чувствами Армода. — И как, оно того стоило? И вообще, с тобой ли я разговариваю? Или с куском Разбитого, натянувшего твою кожу и обломки твоих воспоминаний? — Поверь, высокородный, — последние слова Армод почти выплёвывает, — во мне гораздо больше жизни, чем в окружающих тебя приспешниках. Я наслаждаюсь каждым днём — хотя не было даже грана того, что получил ты. Власть, деньги, родственники. Раздери меня даймон, как ты мог поступить с собой так глупо? — С большими деньгами приходят большие горести, — усмехаюсь я и перекладываю энграммный меч в другую руку. Теперь я держу его не за перевязь — а за устье ножен. При необходимости их можно будет быстро стряхнуть. — Это тебе так кажется, — Армод двигает спиной, и новые пучки кабель-шупалец, покрытых кровью, выползают на землю. Часть лезет ко мне с явно недобрыми намерениями, но мерцающий шар защитной невмы до поры до времени их не пускает. — Я заинтригован. Как же так — родился в трущобах, а жалеет о бедности? — Не в трущобах! — первое щупальце из сонма прорывает защиту и я понимаю — агисхъяльм не может даровать вечную неуязвимость. Что ж, хорошего понемногу. Отпускаю ножны и рублю мечом, который проходит сквозь металл, как через сухую солому. — И вообще не в этом проклятом месте! Почему я не мог попасть в тело аристократа, боярина — да хоть в одного из этих чёртовых монстров? Я отбиваю очередной удар щупальцем. — А кем ты был раньше? — Какая разница, — неожиданно холодно отвечает Армод и отступает назад. — Важно то, кто я теперь. Его тело сухо трещит. Одежда превращается в лоскуты, растворяющиеся в Пургатории алыми искрами. Тело — разламывается на части. И хотя кожа остаётся дурацким, рваным напоминанием о внешности колдуна, его плоть, сотканная из бесчисленного числа живущих своей жизнью кабелей, вырвалась наружу. Видимо, демон всё-таки взял верх над ослабленным телом колдуна — вон, даже вместо проклятий просто рычит. С лица, конечно, воду не пить — но явно не с оголённого металлического черепа, рычащего и пылающего ненавистью. Этот демон явно душкой не был. — Армод, или кто там тебя заменяет, а договориться не хочешь? В ответ эта чёртова каракатица рвётся ко мне, подтягивая неповоротливое тело наиболее длинными из щупалец. Кажется, кранты. Как бы нейрошунт веревочкой не вился, а всё равно конец настанет. Бежать? Нет, пожалуй — бесполезно. Зову Аду, но она не отзывается — видимо, о таком мою девочку стоит предупреждать заранее. Или же это — побочный эффект агисхъяльма? Неважно. Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Смерть стоит принять вот так — лицом к лицу, выдавая вису напоследок. Что там у нас есть известного? Как назло — все некогда выученные до последней строки не лезут в голову. Только жгучее чувство горечи во рту. Что ж. Придётся импровизировать. Я медленно поднимаю клинок со светящимися рунами. Целую его и поднимаю вверх, как священное знамя. Набираю побольше несуществующего воздуха и ору: — Ливень мечей зовущий! Слушай вису скальда, и Всеотца ливень шумный!