– Безусловно. Я работала вместе с ней в школе. И могу вас заверить, она не имеет никакого отношения к смерти Ади. – Вы в этом уверены, мисс Пемберли? По ее собственному признанию, мисс Бидика не испытывает приязни к правящему семейству. И вообще была бы рада смене власти. Кэтрин Пемберли задумалась над моими словами. А когда она заговорила, то каждое слово произносила медленно и взвешенно: – Я знаю мисс Бидику больше года. Мы расходились во мнении по поводу княжеской семьи, это верно, но… – В чем конкретно вы не были согласны? – Говоря о значимости махараджи и его семьи для народа Самбалпура, Шрейя любила подчеркнуть их сумасбродства: наложницы, драгоценности, пустое времяпрепровождение, в то время как их подданные, простые крестьяне, пробавляются святым духом, каждый день балансируя на грани жизни и смерти… Но Бидика не замечала добра, которое сделала эта семья, – ирригация, электричество, школы… Вижу, вы удивлены, капитан. Однако у членов правящего семейства сложные и глубокие взаимоотношения с их народом. Они, возможно, изнеженны и избалованны, но у них есть обязательства перед подданными – обязательства, к которым они относятся очень серьезно. А Шрейя может быть кем угодно, но точно не убийцей. Кроме того… – Кроме того – что, мисс Пемберли? Она вновь вытащила носовой платок, но на этот раз прижала его к губам. Взгляд ее изменился. Выражение боли сменилось иным – своего рода решимостью. – Шрейя знала о моих отношениях с Ади. – Вы обсуждали это с ней? Она кивнула. – Самбалпур – маленькое королевство. Мне нужно было с кем-то поговорить, а Шрейя – удобная жилетка. Она посоветовала мне слушать голос сердца. Так что сами видите, капитан, я не могу поверить, что она имеет отношение к убийству Ади. Это вас шокирует? Что я доверилась местной женщине, особенно когда при дворе так много англичанок? Меня не так легко шокировать. Кэтрин испытывала меня, проверяла, что я за англичанин – из тех, кто считает, что общаться с туземцами на равных означает в некотором смысле опорочить свою расу, или из тех, для кого такие отношения суть сплошное лицемерие, притворство и ханжество, коренящиеся в чувстве вины. И у меня не было оснований позволить этой женщине узнать, к какому типу отношусь я. – Полагаю, – сказал я, – что иногда легче довериться совершенно незнакомому человеку, чем своим. Она чуть улыбнулась: – Могу вам сказать, капитан, что Шрейя гораздо больше «своя», чем любая из англичанок. Двадцать четыре В кабинет в Розовом павильоне я вернулся после полудня. Едва вошел, как Несокрушим подскочил мне навстречу: – Мисс Грант все же решила последовать за вами, сэр? – Если можно так выразиться, – буркнул я, усаживаясь за стол. – Есть успехи с прислугой? – Да, сэр, – чопорно сообщил сержант. – Мы выяснили, кто оставил записки в покоях Адира. Она сейчас в кабинете полковника Арора. – Ну? – Что – ну? – Это она их написала? – Нет, сэр. Она неграмотная. Воодушевление мое рухнуло в бездну быстрее, чем немецкая подлодка, взорванная глубинной бомбой. – Итак, мы вернулись к пункту один. – Не совсем, сэр, – криво усмехнулся Несокрушим. – Видите ли, ей передала записки одна женщина из зенаны. Вы были правы, сэр. План созрел внутри дворца. – Так кто передал сообщение? Жена Адира? – Нет. – Тогда кто? – В том-то и проблема, сэр. Это другая женщина из гарема, наложница по имени Рупали. Я попросил полковника Арору устроить беседу, но после отрицательного ответа махараджи на нашу просьбу о встрече с принцессой Гитанджали он наотрез отказался. Глубокое разочарование отразилось на его лице. Я отреагировал примерно так же. Имелись две женщины, с которыми мне нужно поговорить, и последняя надежда, что Энни каким-то образом убедит махараджу и тот разрешит им побеседовать с ней. Однако у нас были и другие неотложные дела. * * * Кабинет Голдинга располагался на одном этаже с кабинетом полковника Ароры. Но это была маленькая душная комната, забитая коробками с пронумерованными папками; повсюду лежали стопки бумаг, придавленные пресс-папье – маленькими стеклянными мирами с заключенными внутри кусочками кораллов или монетками. Стены были увешаны графиками и таблицами со столбцами цифр вперемежку с картами княжества Самбалпур, испещренными мириадами символов и крестиков. Под потолком бессильно повисли лопасти выключенного вентилятора. – Мы по-прежнему уверены, – оглядевшись, спросил Несокрушим, – что беспорядок в доме Голдинга был результатом вторжения? – Давай-ка поищем доклад, над которым он работал для ювраджа, – оставил я без внимания замечание сержанта. – Тот, что о продаже шахт Англо-Индийской алмазной. Я велел Несокрушиму разобрать бумажные завалы. У него в этом отношении голова работает отлично, не в пример моей, которая и в лучшие времена не была способна на такие подвиги. А в нынешних обстоятельствах положение воспринималось как беспросветное, словно я оказался заточен внутри телефонной книги. Я занялся картами на стене. Одна из них особенно привлекала внимание. Сверху черными чернилами было написано «ШАХТЫ», снизу нанесены уже знакомые мне контуры княжества Самбалпур: с севера на юг течет река Маханади, на правом берегу расположен город Самбалпур. Выше по реке на карте была поставлена дюжина красных крестиков, а к юго-западу – один большой черный крест. – Что ты думаешь об этом? – спросил я. Несокрушим отвлекся от бумаг и подошел к стене. – Я бы сказал, это расположение алмазных шахт, сэр. – А этот черный крест на юго-западе? Сержант пожал плечами: – Быть может, заброшенная шахта? В дверь постучали, вошел полковник Арора. – Есть успехи? – Трудно сказать. – Ну, может, вас порадует такая новость, – сказал он. – Я нашел для вас комнаты в гостевом доме на территории дворца. Ваши вещи уже перевозят туда. Холодок пробежал у меня по спине. После вчерашней провальной попытки я убрал опиумный набор обратно в чемодан и теперь не мог припомнить, запер ли замки, торопясь на встречу с Голдингом. Полковник заметил мою растерянность. – Все в порядке, капитан? – Да, благодарю вас. Едва он удалился, я в сердцах вывалил на пол содержимое одного из ящиков стола Голдинга. Я жутко психовал, опасаясь, что мой дорожный набор случайно обнаружат. Наткнись я в таком состоянии на предсмертную записку Голдинга, запросто не заметил бы. Пожалуй, я и в самом деле был в отпуске, поскольку толку от меня никакого. К счастью, на посту оставался Несокрушим. – Возможно, это вас заинтересует, сэр, – произнес он, извлекая что-то из-под кипы документов. – Что там? – Похоже на дневник Голдинга. Я пролистал переданный сержантом блокнот: деловые встречи, сроки сдачи отчетов – обычное расписание бюрократа. На сегодня значилась только одна запись – время и место: «6:30 ПМ[70], Новый храм». Двадцать пять Я взглянул на часы. Шесть с минутами.