— Скаут? О чем вы? — На меня нашло вдохновение, а этот человек вдруг подскакал ко мне и отобрал мое ружье. Он оставил мне только саблю — она была ему не нужна. — Черт возьми! — вырвалось у Сэма. — Подумать только! Я выгнал этого парня безоружным, а вы выскочили из лагеря и передали ему свое оружие! — Как так передал! Он отобрал у меня ружье, а в качестве платы дал две… две… Я даже не могу этого сказать. — Нет, скажите! Я должен знать. — По-немецки у меня это не получается. По латыни это называется colaphus. — Что? Да ведь это же оплеуха! Вы, значит, получили от него две оплеухи? — Еще какие! Фортиссимо! — Наверное, это лучшее, что сделал в своей жизни этот прохвост. — Прошу вас, достойный герр Хокенс! Композитор и апостол музыки, которому выдают две таких мощных затрещины … — Вы их заслужили, да и еще пару в придачу — прервал его Сэм. — Придется не спускать с вас глаз. А сейчас готовьтесь к выступлению. Мы едем дальше! Час спустя караван пришел в движение. Впереди скакал Сэм Хокенс, занявший место проводника. Тем временем Батлер твердо решил последовать совету скаута, ибо не знал другого пути к свободе. Значит, придется изображать недомогание! Он рассказал об этом своим людям сразу же после пробуждения, но предупредил при этом, чтобы не начинали притворяться слишком рано, иначе это вызовет подозрение. И только когда проехали примерно половину пути, он с громким стоном схватился связанными руками за голову. Лейтенант заметил это и, естественно, поинтересовался причиной странного поведения пленника. В ответ он услышал, что вчерашний удар прикладом был слишком сильным и подействовал на мозг. Батлер становился все слабее и слабее; он стал раскачиваться в седле, задевая то кавалериста справа, то кавалериста слева, которым приходилось поддерживать его. Когда подобная слабость проявилась у еще нескольких пленных, офицер сжалился и приказал остановиться. Солдаты спешились и стали развязывать ножные ремни, которыми искатели были прикручены к лошадям. Батлера освободили первым; его сняли с лошади и осторожно положили на землю. Он казался самым слабым, а потому военные подумали, что ему не надо уделять много внимания, которого гораздо больше потребуют его люди. Именно на это и рассчитывал Батлер. Он приметил, что офицерская лошадь была самой лучшей. Она одна стояла в стороне, ибо лейтенант, естественно, тоже спешился. И вот в то время, когда кавалеристы совсем перестали обращать на Батлера внимание, тот внезапно вскочил, подбежал к лошади, забрался, несмотря на связанные руки, в седло, сумел чуть ли не зубами натянуть поводья и пулей помчался прочь — на запад. Именно в той стороне его ожидал скаут. Все произошло очень быстро, ужас сковал движения кавалеристов, и беглец получил значительное преимущество, прежде чем прозвучал первый, исполненный гневом и удивлением крик. — Стреляйте! Выбейте его из седла! Только не попадите в лошадь! — кричал обманутый офицер. Все кинулись к лошадям, поскольку ружья были подвешены к седлам. Время оказалось упущенным. Хлопнуло несколько выстрелов, но пули пролетели выше, а вскоре беглец миновал зону поражения. Остальные пленники, воспользовавшись паникой, частью разбежались, частью сумели ускакать на лошадях, от которых их еще не успели отвязать. Кавалеристы погнались за беглецами, и лишь пятеро или шестеро устремились за Батлером, но напрасно — слишком велико было его преимущество. Вскоре преследователи потеряли бандита из виду и, чертыхаясь, вернулись назад. А Батлер неудержимо несся прочь, пока не заметил перед собой всадника; это был скаут, его новый союзник, радостно приветствовавший беглеца. Прежде всего они нашли надежное укрытие, и только на следующее утро, лелея месть, отправились по следам фургонов, опережавших их всего на один день. Глава 5 Ранчо Форнера На берегу маленькой речушки Сан-Карлос, притока Гилы, расположено ранчо, названное по фамилии его тогдашнего владельца Форнера. Этому американцу принадлежали обширные пастбища, хотя под пахотные земли годилась только узкая прибрежная полоска. Дом был невелик, но сложен из камней и обнесен крепкой стеной в два раза выше человеческого роста, в которой через равные промежутки были проделаны узкие бойницы. Здесь, в краях отдаленных и опасных, это было совсем не лишнее дело. Большой двор за стеной в случае опасности со стороны, например, индейцев мог вместить все поголовье скота. Стояла лучшая летняя пора; степь покрылась плотной зеленой травой, на которой уютно чувствовали себя коровы и овцы; несколько дюжин лошадей паслись на свободе под зорким присмотром пастухов, которые не только исполняли свою мирную работу, но и резались друг с другом в карты. Широкие, выходившие к реке ворота были широко распахнуты, когда в них появился ранчеро, мускулистый и сильный мужчина. Он окинул острым, но удовлетворенным взглядом пасущиеся стада и приложил руку к глазам, вглядываясь вдаль. Внезапно его лицо приняло напряженное выражение; потом он резко повернулся и крикнул через двор: — Эй, парень! Готовь бутылку бренди! Едет человек, которому я всегда рад. — Кто? — спросил тот, к кому были обращены слова. Им оказался сын хозяина, высунувшийся из окна. — Нефтяной принц. С ним еще два всадника и вьючная лошадь. — Ладно, если они могут поспорить с ним в выпивке, лучше уж я сразу выставлю несколько бутылок. Перед домом лежали десять — двенадцать обтесанных камней, расположенных так, что средний — самый крупный — служил столом, а прочие, более мелкие, использовались как стулья. Сын быстро вышел из дому, поставил на стол три полных бутылки виски и несколько стаканов. Затем он прошел через двор, чтобы встретить приезжих вместе с отцом. А те подъехали к противоположному берегу речушки и смело погнали лошадей в неглубокую воду. — Что я вижу! Возможно ли это? — удивился Форнер. — Не верю глазам своим! Никогда не думал, что человек из мирного Арканзаса может забраться в эти неспокойные места. — Ты о ком? — О мистере Роллинсе из Браунсвилла. — Говоришь о банкире, с которым когда-то имел дело? — Да. Видимо, это все-таки он; я не ошибся. Горю желанием узнать, что он ищет в дикой Аризоне. Всадники уже выбрались на этот берег и погнали своих лошадей галопом прямо к ранчо. Ближний из всадников еще издали закричал: — Приветствую, мастер Форнер! Найдется ли у вас добрый глоток для трех джентльменов, что от жажды чуть не валятся из седла? Говорившим оказался долговязый, худой и хорошо вооруженный мужчина, чье выразительное, с резкими чертами лицо было высушено солнцем и закалено под ветром и дождем. Он носил слишком элегантный для этих краев костюм, который, казалось, не очень-то ему шел. Второй всадник был человеком в летах, весьма дородным на вид. Быстрая скачка так утомила его, что он весь взмок. На луке его седла висело прекрасное охотничье ружье. Имелось ли при нем другое оружие, заметно не было, поскольку пояса он не носил. И все же весь его вид кричал о том, что на Диком Западе он впервые. Он напоминал сухопутную крысу, оказавшуюся в открытом море. Третий всадник — молодой блондин крепкого телосложения — сидел верхом, хотя и не как опытный вестмен, но уж по крайней мере — как хороший любитель верховой езды. У него было открытое, приятное и слегка загорелое лицо. Вооружение его составляли: ружье, два револьвера и нож «боуи». — Найдется, и не один глоток! — с небольшой задержкой ответил Форнер. — Добро пожаловать! Располагайтесь и позвольте мне присоединиться к вам! Дородный господин остановил свою лошадь, несколько секунд испытующе разглядывал ранчеро, после чего сказал: — Мне кажется, мы уже виделись, мистер. Ранчо Форнера! Значит, вас зовут Форнер. А у меня, в Браунсвилле, вы не были? Фамилия моя Роллинс, а этот молодой человек подле меня — мистер Баумгартен, мой бухгалтер. Форнер слегка поклонился обоим и ответил: — Конечно, мы виделись, сэр. Я держал у вас свои сбережения, а потом, когда отправлялся в Аризону, забрал. Но это была не такая уж большая сумма, чтобы вы оставили меня в своей памяти. Проходите! Мой бренди не хуже любого другого, есть даже закуска, если вы не очень привередливы. Как долго вы намерены здесь остаться, мистер Гринли? — Пока не спадет дневная жара, — ответил тот, кого назвали Нефтяным принцем. Лошадей расседлали и отправили пастись на луг. А всадники расселись на каменных стульях. Гринли сразу же налил стакан бренди и залпом его осушил. Банкир разбавил крепкий напиток водой, а Баумгартен пил только воду. Форнеры между тем отправились в дом, чтобы приготовить путникам еду. Никто из них не видел, как вскоре еще два всадника пересекли речку и теперь приближались к ранчо. Судя по виду, за плечами у них неблизкий путь, а лошади валились с ног от усталости. Как нетрудно догадаться, это были Батлер, главарь двенадцати искателей, и Поллер, проводник, покинувший немецких переселенцев. Когда они приблизились к воротам, Поллер спросил: — Ты действительно убежден, что ранчеро тебя не знает? Ты описывал его мне как честного парня, и фамилия Батлер может вызвать у него неприятие. — Нет. Он меня никогда не видел, хотя мой брат частенько останавливался у него. — У того фамилия тоже Батлер? — Конечно, но здесь все его знают как Гринли. — Хм, разумно. Но братья часто похожи внешне. Как у вас с этим? — Никак, потому что мы родились от разных матерей. — Ты знаешь, где он сейчас? — Нет. Когда мы расстались, я поехал к югу, чтобы собрать искателей, а он все решал, куда податься. Кто знает, встретимся ли мы еще хоть раз на этом свете… Эй, что за бред! Да вон же он сам! Батлер указал пальцем на сидевшего за каменным столом Гринли, которого сразу узнал. В ту же секунду и Гринли, метнувший взгляд в сторону ворот, тоже узнал Батлера, но не потерял присутствия духа и быстро прикрыл рот рукой, призывая сводного брата к молчанию. — Да, это он, — не переставал удивляться Батлер, въезжая во двор. — Видел знак, который он мне подал? Мы не должны его узнавать. Они спрыгнули с лошадей, отпустили их пастись и направились к каменным стульям как раз тогда, когда оба Форнера вышли из дома с мясным блюдом для гостей. Вновь прибывшие вежливо поздоровались и попросили разрешения присесть за стол. Разумеется, им не отказали. Оба уселись, принялись пить и закусывать, и никто не спросил у них ни имени, ни намерений. Братья, не желавшие открыто признавать друг друга, выискивали возможность поговорить тайно. В какой-то момент Гринли встал из-за стола и заметил, что хочет полежать в тени за домом. Через короткое время туда же проследовал Батлер, стараясь держаться как можно непринужденнее. Пока все это происходило, показались еще двое всадников. На этот раз они ехали по ближнему берегу реки. Оба были низкорослы, но один толстый, другой тощий. У последнего имелись кожаные, обшитые бахромой леггины и такая же охотничья рубашка, длинные сапоги были натянуты выше колен. На голове красовалась широкополая фетровая шляпа. Из-за широкого, сплетенного из отдельных ремешков пояса выглядывали два револьвера и нож «боуи». От левого плеча к правому бедру тянулось лассо, а на шее, на шелковом шнурке болталась индейская трубка мира. За спиной крест-накрест висели два ружья: с длинным и коротким стволами. Примерно так же одевался Олд Шеттерхэнд. И у того были два ружья: пугающий многих штуцер «генри» и еще более известный длинноствольный, тяжелый «медвежебой». В то время как этот маленький сухопарый человечек хотел, казалось, походить на Олд Шеттерхэнда, другой пытался подражать Виннету. Он носил дубленую охотничью рубашку белого цвета с яркой индейской вышивкой, а леггины из той же материи на швах украшали индейские скальпы. Ноги его были втиснуты в расшитые жемчугом мокасины, покрытые сверху щетиной дикобраза. На шее у него также висела трубка мира, а еще болтался кожаный мешочек с «лекарствами». Вокруг толстого брюха змеился широкий санталовый пояс. Из-за него тоже высовывались ручка ножа и рукоятки двух револьверов. Голова его оставалась неприкрытой; длинные волосы были забраны в высокий узел. За спиной висела двустволка, ложе которой украшали серебряные гвозди — прямо-таки Серебряное ружье вождя апачей Виннету. Кто лично знал Шеттерхэнда и Виннету, при виде обоих покатился бы со смеху — гладко выбритое, добродушное и несколько любопытное лицо худого в сравнении с одухотворенными, но решительными чертами Олд Шеттерхэнда и цветущие, красные, полные щеки, хлопающие глаза и растягивающиеся в дружеской улыбке губы толстяка против всегда серьезного бронзового лица апача! Однако эти двое не относились к тем людям, над которыми можно смеяться. Да, у них имелись определенные странности, но они были почтенными людьми и истинными джентльменами, которые бестрепетно смотрели в глаза многим серьезным опасностям. Одним словом: толстяк был известен как Тетка Дролл, а его худого друга и кузена звали Хромой Фрэнк. Они обожали Шеттерхэнда и Виннету, поэтому подражали им в одежде, которая придавало двоице весьма необычный вид. Наряды их были новехонькими и стоили немалых денег, да и на лошадях они не экономили. Похоже, их целью тоже было ранчо Форнера, и они, не колеблясь, проехали в ворота. Появившись во дворе, оба возбудили всеобщее внимание, причиной которого в первую очередь был разительный контраст между обилием вооружения и добродушными лицами приезжих. Последние быстро спешились, кратко поприветствовали сидевших перед домом, а сами уселись на два пока пустовавших каменных стула, не спросив, приятно это другим или нет. Форнер с любопытством уставился на новых гостей. Бывалый человек, он все же не знал, что с ними делать. Выяснить это он мог только задав пару вопросов, поэтому сразу осведомился: — Может, джентльмены хотят чего-нибудь отведать? — Пока нет, — ответил Дролл.