Эмерсон кивнула. А потом прошептала: — Да. — Прости. После того, как перестал говорить, я был слишком занят, думая обо всех тех вещах, которые собираюсь с тобой сделать, да и твоя грудь начала снова заигрывать со мной. Ты сказала «да»? И это означает, что я снова смогу заставить тебя кричать? Потому что я думаю, что очень хорошо, что Миллера сейчас нет дома. — Видимо, поэтому он и ушел, — кивнула она. Воцарилось молчание. Дерьмо. Не нужно было произносить его имя. — Я всегда буду его другом. — Она подползла ко мне, а затем оседлала своими великолепными бедрами. — Но эта кровать, эта кровать за десять тысяч долларов…. Проклятье, это такая куча денег… — Детка, сосредоточься. Эм вздохнула. — Эта кровать… единственная кровать, в которой я буду находиться. Эти руки… — Она схватила меня за бицепсы. — Эти огромные удивительные руки… именно в этих руках я хочу быть. Я не позволил Эм закончить. Я так сильно впился в нее своим ртом, что боялся, что причиняю ей боль. — Как же сильно я тебя люблю. — Я обхватил ее голову, а затем уложил ее рядом со собой и снова начал ей показывать, насколько сильно. Глава 35 МИЛЛЕР Я пошел на тренировку раньше, чем необходимо. Главным образом потому, что знал, как только Санчес и Эм поговорят, мне не хотелось быть в радиусе одной мили от гребаной «гимнастики» в его спальне, в которой они точно будут участвовать. Я пробежал несколько кругов вокруг стадиона и начал было растягиваться, когда несколько черлидеров направилось на отдельный участок тренировочного поля, который они обычно занимали прямо перед нашими тренировками, а иногда и во время них. Эм еще не было. Несколько месяцев я пытался не любить ее, пытался не хотеть ее, и теперь, когда знал правду о нашей дружбе и о том, что она чувствовала к Санчесу, это просто казалось таким… нормальным. Конец света не пришел. Небо не упало. Моя жизнь не закончилась. Но трещина в сердце… она все еще была там, только было уже не так больно, потому что мы поговорили с Эм, помирились, и я спокойно наблюдал, как она уходит. Но трещина все еще там была. И это заставило меня задуматься, что самую большую потерю, которую вы когда-либо испытывали, никогда никто не увидит, даже если она будет смотреть прямо на них. Ведь, когда сердце разбивалось, оно как-то продолжало биться. Мое сердце казалось разбитым, но я знал, что это не так. Знал, что просто чувствую жалость к себе, что, в то время как я был ее прошлым… он стал ее будущим. Мы оба заслуживали того, чтобы двигаться дальше. Я просто не знал, как это сделать. Потому что хреново наконец понять, что ты не смог этого сделать. Я просто жил в постоянном состоянии гнева и неопределенности, когда дело касалось Эм. И теперь, когда меня освободили от всего этого дерьма, я не знал, что делать. — Эй, незнакомец. — Кинси положила руки на бедра и встала рядом со мной. — На что именно мы смотрим? — На траву. — На траву… — повторила она. — Очень… интересно. И в этой траве есть что-то, что тебя интригует? Или у тебя просто особый момент? Я ухмыльнулся и наклонил набок голову. — У меня один из тех особых моментов, который переживают парни, когда понимают, что они эгоистичные засранцы. — Не волнуйся. — Она похлопала меня по руке. — У Джекса такое происходит каждый день. — Ну, он — парень, так что… — Правильно. — Ярко-голубые глаза Кинси мерцали, и она с весельем смотрела на меня. — Ну, а сейчас ты собираешься заплакать? — Черт, нет, — рявкнул я, а потом прошептал: — Я уже это делал прошлой ночью. Она расхохоталась. — Ах, Миллер, иногда выигрываешь… иногда проигрываешь. Я предполагаю, что это относится к одному из сценариев с проигрышем? — Честно говоря, Эм с тем, кто ее больше заслуживает. Я рад, что у меня получилось вернуть своего лучшего друга, но жаль, что нам пришлось пройти через столько дерьма, чтобы это произошло. Кинси шлепнула меня по плечу. — Подумай об этом так, Миллер. В море есть еще рыба. Я говорю об этом не из личного опыта, потому что определенная акула по имени Джекс, похоже, действительно талантлива в отпугивании всех рыб, и мне, вероятно, суждено попасть в женский монастырь или жить с множеством кошек. Но да, Миллер, рыбы много — до хрена рыбы, на самом деле. Кроме того, мы живем в Белвью. До океана рукой подать. Я посмотрел на нее. — Совсем никакой рыбы? — Нет даже мелкой рыбешки. — Гребаный Джекс. — Ты и понятия не имеешь. У меня есть план подтолкнуть его с кем-нибудь переспать, чтобы он прекратил запирать меня в моей комнате. — Подожди, — нахмурился я. — Сдай назад. Ты с ним живешь? — Видишь? — Она пожала плечами. — Говорю же, это Ад. Я живу в аду, но у него есть двухметровый плоский экран, на котором я могу смотреть все игры на чужом поле, так что… Мне все равно. Что я могу сказать? Я одобрительно кивнул. — Трудный выбор. — Знаешь каких-нибудь одиноких девушек, которые смогут украсть его девственность? Я подавился собственной слюной. — Извини, ты сказала… Она скорчила гримасу. — Я имею в виду, кажется, он так бесится из-за того, что женщины хотят его только из-за его денег и славы, и поэтому он редко подпускает их близко. Джекс выбрал именно этот неудачный момент, чтобы выйти на поле. — Возможно, даже простая прелюдия, — пожал плечами я, — не повредит. — Или сиська… если девчонка сверкнет разок сиськой, может быть, дважды. — Сверкнет трижды. Всегда должно быть три раза, Кинс. Джекс остановился и уставился на нас. Он прикрыл глаза, а потом, словно чувак обнаружил лекарство от рака, усмехнулся, триумфально потер руки и ушел. — Этот взгляд… У него был такой же взгляд, когда он запер меня в моей комнате, чтобы парень, с которым я собиралась на выпускной, не смог меня найти. — Я смотрю, чувак часто тебя запирает. — Думаю, ему кажется, что это сломит мой дух. Я засмеялся. Ничего не мог с собой поделать. Это оказалось приятно.