— Это не сработает, — со вздохом солгала я и облизала губы. Да уж, это уже работало. Бургер коснулся моих губ. Миллер усмехнулся, а затем наклонил голову в очень дразнящей, чертовски сексуальной манере. В тот момент он не мог стать еще сексуальнее. Миллер держал бургер у моих губ так, словно это было лучше, чем секс. Что, давайте будем честными… это действительно было близко к правде. — Я не расскажу, — прошептал он. Мой мозг просто жаждал этот бургер. И я откусила. Огромный кусок. Слишком большой для моего рта. Глаза Миллера излучали жар. Это были грязные предварительные ласки с едой из «Макдональдса». Я жевала. Миллер издал горловой звук, а затем заметно поправил штаны в промежности и прошептал «проклятие». Я взяла бургер из его руки, аккуратно завернула оставшуюся часть, засунула в сумку и вытерла рот салфеткой. Дыхание Миллера было тяжелым. Он вложил в мою руку апельсиновый сок, а затем завел машину и поехал к моей квартире. — Возьми правее, — прошептала я, чувствуя тяжесть в груди. — А затем налево. Я живу дальше по дороге, так что смогу оттуда дойти. Миллер смотрел на ту часть города, где мне было стыдно жить. Он жил в пентхаусе, а я жила в самой дешевой части города, которую с натяжкой можно отнести к Белвью. На заправке напротив моей квартиры были решетки на окнах, к которым был прикреплен знак какой-то залоговой компании. — Нет, — Миллер процедил это слово так, словно разозлился. — Я не позволю тебе идти домой пешком. Мне все равно, что сейчас день. А теперь скажи, где ты живешь? Мои глаза были на мокром месте. Но это были не слезы, верно? Потому что это было бы несправедливо. Он взял меня в путешествие по переулкам воспоминаний, а потом еще раз напомнил, как низко я без него пала. — Эм. — Его глаза умоляли. — Вперед еще полмили, — прошептала я. Когда он подъехал к моему многоквартирному дому, я закрыла глаза и сказала: — Мы приехали, направо. «Роскошные апартаменты» — было написано на знаке у дома. Но любой, у кого было хорошее зрение, видел, что краска отставала от стен, траву не подстригали много недель, а на знаке все еще были написаны цены трехлетней давности. У некоторых еще с прошлого года весели рождественские огоньки, и вокруг четырехэтажного здания валялся мусор. — Ты живешь здесь одна? — спросил он. — Нет. — Я вздохнула с облегчением, так как мне не приходится жить здесь одной. — Я живу с отцом. — Что случилось с твоим домом? — Достаточно вопросов на сегодня, — сглотнула я, избавляясь от резкой боли, набухающей у меня в горле и затрудняющей дыхание. — Эм… — Прекрати. — Я открыла дверь и схватила сумку. — Это не твоя проблема, хорошо? Я не твоя проблема, помнишь? Ты меня даже не знаешь. Я бросила в Миллера его же слова, надеясь причинить боль, даже если она была мизерной по сравнению с той пустотой, которую чувствовала каждый день. Зазвонил мой телефон и на экране появилось имя Санчеса. Миллер медленно кивнул, его глаза сверкнули. — Ты права. Не знаю. — Спасибо, что подвез. — Я запнулась на этих словах и быстро хлопнула дверью. Я была удивлена, что не споткнулась, пока шла домой, поэтому не ответила на звонок, и он перешел на голосовую почту. Я позволила нескольким слезинкам скользнуть по щекам, а затем снова надела свои невидимые доспехи и вошла в квартиру с высоко поднятой головой. — Привет, детка! — Папа широко улыбнулся с дивана. — Надеюсь, сегодня на занятиях все было хорошо! — Да. — Я выдавила улыбку и солгала: — Мне, ммм, нужно делать домашнюю работу. Так что, я пойду заниматься. — Я так тобой горжусь. — Он посмотрел на книгу в своих руках и нахмурился. Папа ничего не сказал, но я понимала, что он не помнил, что читал эту книгу, что это была его любимая. Бывали дни, когда она помогала ему обрести ясность ума; в другие — она его просто злила и ставила в тупик. Хороших дней было все меньше и меньше. И я знала, что это лишь вопрос времени, скоро придется придумать для него что-то еще. Государство оплачивало не так уж много, а чтобы пристроить его в дом престарелых, нужно больше, чем пошло бы на оплату обучения в университете Лиги Плюща. Моя единственная надежда — найти работу получше. Но работа получше также означала, что я не могла бы заниматься черлидингом. Что я не могла бы следовать своей мечте. До того, как папе стало настолько плохо, он заставил поклясться, что я никогда не откажусь от своей мечты. Просить меня об этом было очень несправедливо с его стороны, ведь он не знал, насколько быстро болезнь разрушит его разум. Мы думали, что пройдут годы, прежде чем он потеряет работу, прежде чем он потеряет рассудок. Мы ошибались. Глава 14 МИЛЛЕР Не знаю, как долго я ездил по городу. По крайней мере, несколько часов. Наконец возвратился в свою пустую квартиру, в одной руке сумка с вещами, а в другой пустой пакет из «Макдональдса». Я мог бы его выбросить в гараже. Но почему-то мне было тяжело разжать пальцы и выбросить пакет, а вместе с ним и еще одно воспоминание, которое, как я знал, скоро будет забыто. Я не понимал. Почему Эмерсон и ее отцу пришлось уехать из своего дома? У него была хорошая работа преподавателя в Шорлайн Комьюнити Колледж. Чувак был доктором философии. Чем больше я об этом думал, тем любопытнее становилось. И тем больнее становилось из-за того, что она так жила… Что, возможно, я в ней ошибся. А затем открылась дверь лифта и меня поприветствовала громкая музыка. Гребаный Санчес. Сначала я подошел к его двери и так сильно ударил по ней кулаком, что удивительно, как она не раскололась. Санчес открыл дверь и кивнул головой на гостиную. Это было приглашение войти? Проклиная его, я бросил у двери свою сумку и вошел. — Можешь сделать потише? — Неа.