– Семь цехинов. – Семь цехинов? – Епископ Густав поднял брови. – Именно. – Семь цехинов! А знаешь ли ты, сколько местные бароны собирают со своих земель в год? – Не имею представления. – А я имею! Местные бароны в год собирают пятнадцать-двадцать цехинов в урожай, и это зажиточные. Большинство едва получают десять. Так вот мне интересно, что же ты за подвиг совершил, что прижимистый Рютте отдал тебе половину своего дохода? – Мне он не показался прижимистым. – Тебе не показался, а я его знаю с детства. Я вместе с ним рос. Он всегда был тупым, спесивым и драчливым, а когда вырос, то стал еще и жадным. С мужика дерет последнее, за дочь приданое дает смехотворное. Сына, наследника, держал в черном теле, тому едва удалось у него коня выклянчить. Так что давай, рассказывай, за что жадный Рютте дал тебе гору золота. – Монсеньор, это долгая история. – Долгая история, говоришь? До воскресной мессы я свободен. – Епископ подошел и уселся в кресле. Слуга принес ему две подушки, а под ноги поставил скамеечку. – Ну, рассказывай, – сказал епископ. – За что барон заплатил тебе семь цехинов? Глава первая – А где мост? – спросил солдат. – Так нету, – ответил мужик вежливо и с недоумением, мол: «Что ж вы, господин, не видите, что моста нет?» – Был. Я три года назад здесь проезжал. – Так был. Да, был. Только вот дожди с февраля месяца как пошли, так и идут. А в апреле его и смыло. И севернее мост тоже смыло. – А лодка где-нибудь тут есть? – А как же! Есть лодка, есть. У местного мельника. Только маленькая она, вас перевезет, а коня не перевезет. Солдат посмотрел в воду. Течение было очень быстрым, переплыть с конем нереально. – И мост строить никто не собирается? – Никто не собирается, – заверил мужик, связывая мокрый хворост в пучок. – А кому собираться? Старый граф еще зимой помер. Да, схоронили. А молодому графу не до этого. – Воюет? – Не-е, паскудствует… празднует, гуляет. – Понятно, – солдат немного помолчал, – а там, за рекой, какой-то город был. – Почему был? Есть. Байренгоф. Стоит город, стоит. Только вам туда ехать не надо. – А что? – А чума там. – Чума? – Ага, мрут людишки, полгорода осталось от былого. – Неужто столько померло? – Кто помер, кто разбежался. Язва – одно слово. – Язва – это беда, – согласился солдат. – Язва – это полбеды. – А что ж еще? – Дезертиры. – Вот как? – Ага, ага, лютуют. Мы на тот берег даже не суемся. И хорошо, что мосты паводком смыло, и вы, господин, подумайте хорошенько, прежде чем туда лезть. А вам куда нужно? – В Лютцоф. – В Лютцоф? – Мужик задумался. – Это я не знаю, где такое. – А что ж дезертиров никто не ловит? – Я ж вам говорю, старый граф помер, а молодому только пятнадцать годов, не до того ему. – Ясно, а все-таки как мне попасть на тот берег? – Три мили вверх по реке пороги. Вода там быстрая, но конь у вас добрый, пройдет. Только вот убьют вас там. – Думаешь? – Ага, думаю. Обязательно убьют. Меч у вас дорогой, конь у вас дорогой, что ж не убить-то? Там и за простого мужицкого конька убивают. А за вашего красавца и подавно убьют. Да что там конь, за один ваш плащ с мехом убьют или за сапоги. – Какие мрачные перспективы. – Чего? – не понял мужик. – Ничего, – ответил солдат. – Страшно, но мне нужно в Лютцоф. Придется ехать. – Ну, храни вас Бог. – И тебя, друг. Дождь, дождь, дождь. Некогда мелкая река – полноводна. Даже на порогах вода доходила коню почти до брюха. Медленно, с трудом солдат перебрался на другой берег и повернул на север. Ехать в чумной город не было резона, тем более встречаться с дезертирами. Уж кто-кто, а солдат прекрасно знал, что из себя представляют эти парни. Дорога сразу за рекой ушла в лес. Стена деревьев справа и справа, а сама дорога больше походила на обмелевшее русло небольшой реки. И дождь. Добрый плащ, который он захватил как-то после одного небольшого сражения в обозе побежденных, полностью промок. С капюшона за шиворот то и дело скатывались капли. Спина и плечи стали зябнуть, рука – старая его боль – начала ныть. Но ни крова, ни тепла даже не предвиделось. – Эх, найти бы хоть что-нибудь дотемна, – сам себе сказал солдат. Ему очень не хотелось ночевать в мокром лесу. – Тут можно сгинуть, брат, – сказал он коню. – Исчезнуть, как будто и не было. Два-три дезертира с арбалетом – и все. Даже костей не найдут. Да и кто искать-то будет? Конь не отвечал, шел шагом спокойным. – Всякое мы повидали, а в такой глуши не были: сколько уже едем, ни единого человека, ни дома, ни следов от копыт или колес, ни кострищ, только лужи. А день потихоньку полз к закату. Настроение портилось, а тут вдруг конь тихонько всхрапнул. Солдат сразу осадил его и остановился. – Ну, чего ты? Что почуял? Конь покорно стоял, шевеля ушами. Солдат послушал, вгляделся вдаль, даже стянул с головы мокрый капюшон – ничего, только мокрый лес и дождь. Пустил коня шагом вперед. Он знал, что тот просто так храпеть не будет, это был добрый боевой конь. И тут до солдата долетел едва уловимый запах. Это был дым, тяжелый дым от сырых дров. Где-то неподалеку были люди. Только что это были за люди? Солдат решил не спешить и, несмотря на непрекращающийся дождь, капюшон не надевал. В нем было плохо слышно. Проехав еще немного, он уже не сомневался, что кто-то хотел согреться в этом сыром лесу. А еще он почувствовал сладковатый и тошнотворный запах. Запах войны, который не сулил ничего хорошего. Поэтому солдат снял с луки седла шлем с подшлемником, надел его, затем вытащил меч и опустил его вниз, к ноге, под плащ. Он похлопал коня по шее и тихо сказал: – Поехали тихонечко, и не вздумай храпеть. Если что, вернемся к порогам. Но, проехав немного и приглядевшись, он понял, что возвращаться не придется. На развилке дороги стояла виселица с двумя повешенными, а в десяти шагах от нее дымил костер. У костра сидели два солдата. Нанизав на палки большие морковки, они их жарили. Именно этот сладкий запах жареной моркови солдат перепутал с вонью разлагающихся трупов. Рядом, на треноге из палок, висел щит с гербом. Белое поле из верхнего угла в нижний – широкая голубая полоса. На полосе черная орлиная лапа. Солдат помнил сотню гербов и еще пару сотен мог узнать, но этого он никогда не видел. Герб успокоил его. Герб – это всегда порядок. Не останавливая коня, он вложил меч в ножны и снял шлем. Солдат был уверен, что перед ним не дезертиры и не мародеры. Ни те, ни другие никогда не будут носить чьих-либо гербов. Увидев его, люди вскочили с земли, похватали копья, надели шлемы и двинулись к нему. Это были простые, немолодые уже стражники какого-нибудь мелкого дворянина в поношенных, засаленных стеганках и старых сапогах. Шлемы и наконечники копий они давно не чистили. – Стой, дальше хода нет, – сурово сказал один из них. Он был повыше и, наверное, поэтому был старшим. – Именем барона фон Рютте я запрещаю вам ехать дальше.