— Уйгуры — тюркская этническая группа, проживающая в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Уйгуры являются второй по величине преимущественно мусульманской этнической группой в Китае, и ислам является важным аспектом уйгурской идентичности. Около тринадцати миллионов человек говорят на уйгурском языке, и он используется совместно с другими языками меньшинств региона. Некоторые исследователи считают, что уйгуры являются предками всех тюркоязычных этносов. Мы, тюрки, самая разделенная нация в мире, — правильным голосом, словно читая лекцию студентам, Фатима просвещала меня, по-видимому, оседлав своего любимого конька. — Насчет самой разделенной нации я бы поспорила, но продолжай, — спохватился, видя, как девушка смотрит недоуменно. — Так вот, отрывочная информация, что в отношении уйгурского меньшинства проводятся репрессии, была давно. Но китайское общество очень закрытое, власть контролирует все — от газет до социальных сетей и мессенджеров, не говоря уже о интернете. Шел уже пятый день нашего пребывания в лагере Сяодун. За это время нас еще дважды водили на УЗИ, и оба раза, мне предварительно делали инъекцию. После инъекции, в сознание я приходил довольно быстро, но по телу разливалась слабость, ноги подкашивались. Спустя всего день после последней инъекции, почувствовал, как возвращаются силы. В нашу камеру нас приводили неизменно под конвоем — два охранника спереди и двое сзади, держа в руках электрошокеры. Кроме нас, из камеры периодически забирали и других женщин, но их обычно уводил один охранник с электрошокером. — Кто ты, Александра? — вопрос Фатимы вырвал меня из задумчивости, я как раз обдумывал как совершить побег. — Помощник Генерального директора одного из наших ТВ каналов,- отвечаю на автомате, наблюдая за прищуренным взглядом глаз Фатимы. — Ты врешь! — Не дав мне опомниться, девушка продолжает, — всех уводит один охранник, а именно нас ведут четверо, при чем тебе делают инъекцию. Они тебя боятся, но почему? Ты выглядишь слабее меня, но мне лекарства не вводят. И как так получилось. Что тебя, русскую, держат в этом лагере? Ваши страны ведь союзники, вы даже в ООН голосуете одинаково. — Ты много смотришь телевизор, зомбоящик может свести с ума,- холодно констатирую, отодвигаясь от девушки. Телевизор в камере есть — укреплен на металлическом стержне, вмонтированном в потолок. С утра до самой поздней ночи по нему идет китайская белиберда, показывают различные репортажи. Все хлопают, натужно приветливые дети и улыбающиеся взрослые с печальными глазами. Репортажи однотипные — сельская местность, школы, фермы, где трудящиеся счастливо машут руками на камеру. Фатима говорит, что это часть китайской пропаганды — все эти репортажи про уйгуров, которые «перевоспитались». Под перевоспитанием, китайские власти понимают отказ от религии, отказ от народных обычаев, соблюдение политики ограничения рождаемости и еще массу разных отказов. Хотя официально политика «одна семья-один ребенок» отменена, но власти пытаются сдержать рождаемость. Особенно сильно борются с рождаемостью в автономном округе Синьцзян, населенном уйгурами. Пятый день в лагере идет под монотонно бубнящий телевизор и пояснения Фатимы. Вот и сегодня после обеда из отварного риса, девушка снова подсела ко мне, вырывая меня из своих планов по побегу. — Сотни тысяч уйгурских женщин проходят через лагеря, где их стерилизуют. Такими темпами этот народ скоро вымрет. — Слушай, Фатима, а ты не слишком много знаешь для обычного репортера? — Мой вопрос застал девушку врасплох, но она быстро справилась: — Я занималась этой проблемой, много читала. Кроме того, как уже говорила, я была на специальном репортерском расследовании по ущемлению прав уйгурского этноса. И я набрала столько материала, чтобы проклятый Китай стал изгоем в мировом сообществе. — Последнюю фразу девушка сказала довольно громко, на нее зашикали женщины, призывая к осторожности. Не знаю, то ли охранники читали по губам, то ли микрофоны в камеры стояли чувствительные, но дверь камеры отворилась и ворвались трое охранников в униформе. Не говоря ни слова, мужчины начали избивать Фатиму, сжавшуюся в углу. — Вы что, уроды делаете? — Первого охранника я отшвырнул, второму заломил руку, когда получил мощный разряд электрошокера. Вскрикнув от боли, выпустил охранника, что оказалось ошибкой. Выхватив свой шокер, эта тварь ткнула мне его прямо в шею, вызывая пляску звезд в глазах и потерю сознания. Очнулся в темноте, глаза привыкали к темноте довольно долго. Это был карцер — каменный мешок, в котором даже нельзя было вытянуться во весь рост. Топчана или нар не было от слова совсем. В углу стояло оцинкованное ведро для справления нужды. Воды, как и следовало ожидать не было. Время тянулось бесконечно долго — в камеру не проникал свет, а освещения не было. Трижды мне в открытую полку, куда со стороны коридора падал слабый свет, ставили миску с рисом и пластиковую бутылку с водой емкостью в треть литра. Когда лязгнули запоры двери, а в лицо ударил ослепительный свет фонаря, я вскрикнул от боли. — Пошли сука, одно движение и ты труп, — на довольно внятном английском произнес невидимый собеседник. Вытянув руки, чтобы нащупать выход, шагнул вперед и лишь потом боязливо рискнул открыть глаза. Мы находились в узком коридоре, освещенным лампами красного цвета. — Руки! — последовала команда. Заведя руки за спину, почувствовал холод металла и щелканье замка наручников. — Вперед,- последовал сильный толчок в спину. Мы прошли по коридору до конца, поднялись на один этаж, освещенный стандартными лампами. Меня завели в нишу, отгороженную от коридора железной решёткой. — Руки! — послушно протянув руки, почувствовал облегчение, после снятия наручников. — Снимай одежду, от тебя несет как от свиньи, — теперь, при нормальном освещении, я видел говорившего. Это был довольно высокий китаец в военной форме в чине лейтенанта. Рядом с ним стоял китаец пониже с пожарным брандспойтом в руках, скаля зубы гнусной ухмылке. — Поторапливайся, с тобой хочет поговорить господин Си,- лейтенант начал проявлять нетерпение. Негнущимися пальцами стащил с себя робу, лифчик в этом лагере заключенным не давали. Немного поколебавшись, снял брюки, оставшись в допотопных трусах серого цвета, выданных здесь. — Снимай! — прозвучало как выстрел. Повернувшись боком к зрителям, быстро стащил трусы и замер, не понимая куда их положить. В камере для помывки, крючков или полок не было. Струя воды сбила меня с ног, заставив нелепо раскорячить ноги. Гнусное хихиканье доносилось до меня, сквозь потоки воды. Попытавшись встать на ноги. Пытаясь укрыться от бьющей струи, подставил спину и задницу под поток. Изверг умудрился попасть в причинное место, от чего я взвыл от боли, вскидываясь на ноги. Но поток воды швырнул меня в стену, припечатав носом. Прижавшись к стене лицом, молил чтобы эта экзекуция закончилась. Мне приходилось видеть подобное в кино, но мощь, с которой на меня обрушивался поток воды, не шла ни в какое сравнение с фильмами. В кинокартинах, герой мог стоять против этого напора, даже пытался закрываться. Меня же струя воды пришпилила к стене, не давая отойти от нее. Пытка закончилась также внезапно, как и началась. — Надевай чистое,- незаметно для меня, подошедший третий китаец, просунул аккуратно сложенную брючную униформу с трусами синего цвета поверх. Второй рукой протянул микроскопическое полотенце. Дрожа от холода, быстро прошелся полотенцем и уже не стесняясь начал одеваться. В конце концов это не мое тело, да и насмотрелись они во время водной экзекуции. — Руки,- словарный запас лейтенанта не отличался разнообразием. Подойдя спиной к решетке, высунул руки, почувствовал, как сработал замок. Господином Си оказался полноватый китаец с ласковым взглядом. Этот директор лагеря Сяодун хотел, чтобы я докладывал ему о женщинах, содержавшихся со мной в камере. На все мои попытки воззвать его к совести, устрашить карой правоохранительных органов России, Си только улыбался. Внимательно выслушав лейтенанта в роли переводчика, Си радостно улыбнулся: — Александра Госсман была похищена исламскими террористами и перевезена в Урумчи. Наши доблестные спецслужбы настигли мерзавцев, завязался бой, но террористы предпочли взорваться, чем сдаться в плен. Тела террористов и несчастной Александры разнесло на куски. Тем не менее, по анализу ДНК нам удалось установить личность девушки — это была Александра Госсман. Ее остатки кремировали, а прах торжественно передали нашим друзьям из России с заверениями в дружбе и вечном сотрудничестве. Слова лейтенанта доходили до меня медленно — неужели это все? До сих пор оставалась надежда, что меня ищут — я же не рядовой агент, у меня уникальные способности. Но если китайцам удалось убедить российскую сторону в моей смерти, никто не шевельнет пальцем. — Вы лжете, даже прах можно идентифицировать — остаются следы ДНК. — Лейтенант перевел, Си зашелся в благодушном смехе. Говорил он долго, мне даже стало страшно, потому что лейтенант помрачнел. — Это не проблема — мы изъяли один из твоих яичников, сожгли его и смешали с пеплом от целлюлозы. Любая экспертиза ДНК подтвердит, что это останки Александры Госсман. Ведь у вас есть картотека ДНК, ФСБ не может ее не вести. — Я не имею отношения к ФСБ,- голос мой звучал настолько твердо, что трудно было не поверить. Господин Си даже передернул плечами: — У вас вся страна имеет отношение к ФСБ, а образцы ДНК сдаются сразу при рождении. — Мне стоило труда не рассмеяться на этот бред. В годы Советского Союза, на западе была популярна байка, что по улицам Москвы разгуливают медведи, а каждый русский носит с собой балалайку. Времена изменились, но стереотипы остались, только стали более современными. Следующая фраза чванливого китайца заставила меня напрячься: — Я почему вас велел привести, Александра,- Си неторопливо барабанил пальцами по столу,- у вас есть возможность улучшить свое положение в лагере. Вас отпустят в основной блок. Где условия содержания проще, кроме того, вам будет предоставлен дополнительный паек, и вы будете избавлены от некоторых унизительных процедур. Лейтенант перевел, оставив теряться меня в догадках — за что мне такие привилегии. Впрочем, неясность быстро рассеял Си, сразу перейдя к делу: — Мне звонил господин Лао Шенг,- имя было незнакомым, я молча ожидал пояснения. — Это один из наших ведущих ученых в Министерстве государственной безопасности, он просил к вам особого отношения. Сам господин Лао Шенг собирается прибыть в наш лагерь примерно через десять дней. Если ваша персона его заинтересовала, значит, дело серьезное. От вас требуется одно — вести себя примерно, не подавать плохих примеров неподчинения остальным женщинам. И ваше пребывание в лагере станет куда менее неприятным. Собственно, это все, надеюсь вы не доставите хлопот и вас не придется содержать в карцере. В моей голове с невероятной скоростью мелькали мысли — выход в общий лагерь давал призрачную надежду на побег. Если дела обстоят так как мне сказал Си, приезд ученого не сулит мне хорошего. Вероятно, этот Лао Шенг заметил какие-то генетические изменения в моем организме, а раз так, то скоро превращусь в подопытного кролика. Отсюда напрашивается вывод — мне надо покинуть лагерь еще до его приезда. Сделать это находясь внутри усиленного барака, что отгорожен от остального лагеря решеткой под напряжением, практически невозможно. Теоретические шансы появляются лишь попав в основной лагерь — там и территория огромная и возможности должны быть лучше. — Я согласна, проблем не доставлю, — лейтенант перевел и лицо господина Си просто просияло. — Вот и хорошо, я распоряжусь, чтобы охрана к вам относилась уважительно. — Есть одно условие, — перебил китайца,- я сдружилась с одной женщиной, она неплохо говорит по-английски, переведите ее со мной, или я просто умру от тоски. — Как ее зовут? — лейтенант пронизывал меня своими серыми глазами. — Фатима Демирель! Китайцы разговаривали пару минут — судя по интонации, лейтенант был против моей просьбы, но решающее слово осталось за Си. — Ее переведут, но должен предупредить — это опасная женщина, зараженная глупыми мыслями. — Она знает английский, а остальные женщины глупы, я их не понимаю, — мои слова упали на благодатную почву. Господин Си разразился длинной тирадой о глупых уйгурах, упорно цепляющихся за свои обычаи и религию, не желающих стать полноправными членами великого китайского общества. Лейтенант переводил, но по его глазам было видно, что его раздражает болтовня начальника. Прощаясь, Си даже позволил себе комплимент по поводу моей внешности. Мило улыбнувшись начальнику концлагеря, с наручниками на руках, проследовал за лейтенантом. Подозвав к себе троих охранников, короткими отрывистыми словами, тот перепоручил меня подчиненным. — Не забудьте про Демирель, — напомнил про турчанку. Проигнорировав мои слова, лейтенант ушел, а меня повели в сторону общего лагеря. Отключив питание на щите, меня провели на другую сторону и лишь потом отстегнули наручники. Прежде чем снять наручники, все трое охранников со смехом обследовали мою пятую точку, заставив кипеть от возмущения. В карцер попадать желания не было, пришлось выдержать эти противные руки на заднице. Фатиму привели через полчаса, нас определили в третий барак, где находилось сто женщин. Всего таких бараков в Сяодуне было двадцать, не считая того корпуса. Где мы находились до этого. — Александра, я так рада тебя видеть, — Фатима кинулась в объятия, заставив меня поморщиться от боли в ребрах. — Я думала тебя увели навсегда, почему нас перевели в общий лагерь? Это твое правительство надавило на узкоглазых? — Демирель болтала не смущаясь, что вокруг нас собралась уже порядочная толпа. Женщин интересовало, как обстоят дела на воле. Узнав, что мы из спецбарака, к нам потеряли интерес — здесь половина так или иначе успела побывать в спецбараке. — Фатима, выйдем, нам надо поговорить наедине. — Единственным местом, где обычно не было охранников и не было камер, со слов наших сокамерниц, были туалеты, устроенные во дворе. Это были временные сооружения из досок и гипсокартона с обычной дыркой в дощатом полу. — Отсюда надо бежать, у нас мало времени, меньше десяти дней. — Мои слова заставили Фатиму замереть в полуприсяде. — Отсюда невозможно сбежать — забор под напряжением, везде колючая проволока, вышки и охрана. — Нет ничего невозможного, если человек настроен решительно. — Намыливая руки оценивал наши шансы сбежать. Незаметно улизнуть не удастся, единственный вариант — перебить охрану. На минуту вспомнилось лицо и слова Рауля, инструктора из Абхазии: «Ты девушка, Александра, никто не заподозрит, что у тебя может такая сила и реакция. Это твой козырь, если сумеешь им распорядиться правильно, тебя не удержат никакие запоры». — Фатима, ты боишься смерти? Готова рискнуть, чтобы получить свободу? — Смерти я боюсь, но я рискну и пойду на что угодно, чтобы сбежать отсюда. — Помыв руки, девушка подошла вплотную: — Но как мы сможем сбежать, у тебя есть план? Женщины говорили, что многие в лагере, не выдержав кидались на сеточный забор — там ток, их всех убило. — План у нас очень простой,- я сделал паузу, заранее представляя реакцию девушки на то, что скажу: — мы не будем убегать как зайцы. — А что, скажи, не томи Александра,- Фатима едва не касалась моих губ своими. — Мы захватим этот лагерь, перебьем охранников и уйдем с гордо поднятой головой. Демирель даже отшатнулась после моих слов — на секунду повисло молчание, а затем девушка выдавила сиплым голосом: — Мне всегда говорили, что русские сумасшедшие. Глава 15 Рекогносцировка