Пока достаточно того, что она его слушается! Подниматься по высоченным гулким ступеням с рюкзаком за плечами, сумкой, повешенной на укороченным Колином ремешке через плечо, и Сарочкой, «буксируемой» левой рукой, оказалось очень утомительно. И хотя девочка помогала ему и себе, хватаясь свободной рукой за узкие стальные перила, имевшиеся по бокам лестницы, двигаться вверх было тяжело. Не прошли они и десяти пролётов, как рубашку Колина можно было хоть выжимать. А увидев, что малышка начинает выбиваться из сил, и хныкать, он решил, что так не пойдёт. И сильно сбавил темп. Ничего: времени у них достаточно. Вроде. Теперь они проходили один полный спиральный оборот вокруг короба за примерно две минуты. На каждом таком «этаже» имелась и дверь – в очередные Уровни Убежища. Над каждой такой дверью имелся пластиковый рифлёный колпак с надписью «Exit». Но проверять, что там, за дверьми, у Колина почему-то не было ни малейшего желания! Он отлично осознавал, что они – всего лишь маленькие безоружные дети! И встреть их кто-нибудь из спецназовцев в противогазах, посланных теми, кто пустил к ним в Убежище газ – им не поможет даже разделочный нож… Эх, добыть бы где-нибудь пистолет!.. Когда они прошли мимо двадцатой двери, пришлось сделать привал. Колин, на время подъёма погасивший свечку, с сожалением вынужден был снова её зажечь, укрепив на нескольких каплях стеарина прямо на полу, и выключить уже фонарик: луч стал совсем уж тощеньким, и крохотных батареек явно надолго не хватит! А фонарик им понадобится. Его-то точно – никто не «задует»! – Сарочка! Мы с тобой посидим, немного отдохнём. А то пот прямо заливает глаза. И дышать через рот – непривычно и трудно. Ты, если чего-то хочешь – скажи! Она, даже не повернувшись к нему, молча покачала головой. Колин прикусил губу. Но тоже ничего больше не спросил. Так они и сидели с сестрой, глядя на колеблющееся пламя, и пытаясь отдышаться. Сердце Колина от непривычной нагрузки стучавшее ему в уши, постепенно успокаивалось, а что испытывала так и молчавшая Сарочка, он не знал. Да и не станешь ведь слишком уж настаивать – пусть лучше не вынимает лишний раз спасительный загубник! А то голова у Колина болит и кружится до сих пор, а во рту – словно грыз медные провода!.. Отдохнуть им Колин позволил не больше двадцати минут. Теперь он очень жалел, что не захватил с собой отцовские часы. Но надеялся, что уж за двое суток они как-нибудь долезут до поверхности… Проблема лишь в том, чтоб отсюда, из шахты – выйти. Ведь наверняка наверху разные запоры и кодовые замки! «Секретный» же Объект, мать его!.. Однако вот и успокоились и сердце и дыхание у его сестры – он сам пощупал биение крохотного сердечка под платьишком и пижамкой – ладонью. Сестра снова ничего не сказала: похоже, или всё ещё в ступоре, или поняла, что он делает. – Это я проверил, отдохнула ли ты хоть чуть-чуть, малышка. Ну а теперь нам пора! Он не стал говорить глупости, вроде того, что нельзя слишком долго сидеть на холодном стальном полу, или что наверху они смогут нормально дышать. Потому что сидели они – Сарочка на его рюкзаке, а он сам – на отцовской сумке. А можно ли будет «нормально» дышать на поверхности, он и сам не знал. Да и как ещё их встретят те сволочи, что подло запустили газ в Убежище! Ведь они-то рассчитывали убить всех! И не обрадуются парочке свидетелей! Вот этой немудрёной мыслью он в том числе и руководствовался, выбрав именно этот путь. Тут меньше шансов оказаться обнаруженными: нигде нет ни единой камеры видеонаблюдения! А только голые унылые бетонные стены, да стальной некрашенный короб, уходящий вверх и вниз, кажется, в бесконечность… Из-за странного интерьера он ощущал дикую нереальность происходящего: словно они с сестрой – во сне! В кошмаре. Ну, или – в каком-то фантастическом фильме. Двое выживших. Последние люди Земли… Тьфу! Прочь такие мысли! До следующего привала они поднимались не меньше часа. И прошли за это время не больше пятнадцати уровней-этажей. После двадцать пятого начиная снизу, дверей на площадках уровней уже не было. Из чего Колин сделал вывод, что они уже довольно близко к поверхности – ну, или проходят мимо уровней лабораторий. На которые отсюда, со служебной лестницы для технического персонала, вроде техников, электриков, и рабочих, разумеется, вход категорически воспрещён: не тот «уровень допуска»!.. Посидев на сумке ещё минут двадцать, и утерев остатки пота, Колин нашёл нужным предупредить сестру: – Сарочка! Если наверху дяди охранники попытаются нас убить, и будут стрелять – беги вниз! Спасайся и прячься! Двери открыть ты сможешь! Не жди меня! Я крикну тебе! Сарочка наконец среагировала: повернула личико к нему. Испуга в широко распахнувшихся глазах не скрывал даже тубус прибора. Малышка зашмыгала, заныла. Зарыдала. Колину пришлось очень долго утешать её, и постараться исправиться: – Нет-нет! Не бойся! Никто, конечно, нас убить не хочет! Просто… Дяди военные могут испугаться нас – ведь они отсюда, из подземелья, никого не ждут!.. А тут представь – вылезаем мы: словно две подземные крысы! Ха-ха. Это объяснение ему и самому показалось ещё более корявым. Но малышку успокоить удалось минут за пять. После чего они, преодолевая дрожь в ногах, и их нежелание гнуться и двигаться, продолжили подъём. После ещё пятнадцати уровней пришлось сделать совсем уж большой перерыв: и Сарочка, и он сам сильно устали, и задыхались: похоже, приборы всё-таки не рассчитаны на столь интенсивное дыхание, и каталитические решётки, про которые говорил отец, не выдерживают длительного интенсивного использования. А ещё у Колина жутко болели икры, и тряслись ноги: мало тренирован он, стало быть, на «горновосхождения»! А что испытывала Сарочка, он боялся и спрашивать: пусть лучше так и лезет молча! Лезет же!.. Но медленней дышать никак не получится! И на зудящие дрожащие и болящие ноги придётся наплевать! И вынуть приборы изо ртов тоже нельзя! Мерзкий запах Колин тут, на лестнице, прекрасно чуял! За тот почти час, что они в этот раз сидели, прислонясь спинами к холодной и равнодушной стальной стене, Колин чего только не передумал: вспоминал и счастливые две недели у бабушки в деревне, три года назад, ещё до рождения Сарочки, которой как раз была беременна его мать – Колина и отослали, наверное, чтоб не путался под ногами, и не мешал рожать. Вспоминал и велосипед, оставленный там, в доме. А как он любил поездить на нём по полям и холмам! Когда ма отпускала, взяв заботы о Сарочке на себя. Особенно ему нравились просёлочные дороги – те, что без асфальта… Вспоминал и как они с отцом однажды ездили рыбу ловить – в заповедник. Год назад. Ловил, правда, отец, а Колин просто сидел на берегу, и «молчал». Чтоб не сбивать клёв. Помнил он и ослепительно-волшебный блеск чешуи на солнце, когда отец подсекал, и очередная бьющаяся фунтовая форель оказывалась на траве – прямо возле него!.. О чем во время затянувшегося привала думала Сарочка, Колин не знал. Впрочем, приглядевшись внимательней и прислушавшись, он понял по тихому сопению, что она просто спит. Не выпуская, впрочем, загубник изо рта. Жаль сестрёнку, но будить придётся. Ему не унести рюкзак, сумку, и её… Ещё через восемь уровней-этажей они вышли к выходу. Вернее, это Колин понял, что выход близко. На одной из очередных площадок им попался труп. И первой его увидела сестра. Потому что задыхавшийся Колин теперь куда больше внимания уделял её аккуратному подъёму-подтягиванию на очередную высоченную ступеньку, и вперёд почти не глядел. Сарочка завизжала. Сквозь загубник это выглядело по-настоящему устрашающе! Однако сработал то ли инстинкт, то ли его увещевания: загубника малышка изо рта не выпустила. Колин, быстро метнувший взгляд вперёд и вверх, и обнаружив, что непосредственно им ничто не угрожает, приказал замолчать, и держать загубник прочно! После чего велел отойти на несколько ступеней ниже, зайти за поворот, и стоять на месте, отвернуться, и не двигаться. Сам с фонариком двинулся наверх. Чтоб осмотреть валявшийся головой вниз сразу на четырёх ступеньках труп. Срань Господня!!! Почему-то на человеке совершенно не было одежды! Как и кожи!!! Вся поверхность кожи казалась с тела попросту… Исчезнувшей! И теперь были видны красные тяги мышц, и белые – сухожилий. А в некоторых местах было похоже, как будто тело полили кислотой: съедены, вытравлены до ям и рытвин были куски и фрагменты мышц! Почти до костей! А вот крови на трупе не осталось… Правда, кровавые потёки на ступеньках указывали на то, что кровь всё же вытекала… И от как раз этого – потери крови! – и погиб бедолага. А лежавшие рядом с мужчиной на ступенях крохотные чёрные точечки, начавшие вяло шевелиться в свете даже дохленького лучика Колиновского фонарика, однозначно указывали на виновников произошедшего! Мошки! У Колина зашевелились волосы на голове, и рот чуть было не открылся в ужасном вопле! Но неимоверным усилием он удержался. И приказал себе – дышать, как и раньше, через загубник. И помалкивать. А вот свет фонарика он поспешил направить в сторону: не хватало им ещё столкнуться с нападением проклятых «метало-» и гемоглобинолюбивых убийц! Впрочем, почти тут же он вспомнил, что они защищены. Протектором. Компенсатором. И бояться, вроде, нечего. Кроме того, что если тварюшки оживут – они тут же переключатся на куда более «вкусный» металл! И сожрут все ступеньки! И короб! И держащие его швеллеры! И тогда уж точно – им никогда не выбраться на поверхность!!! Значит, повезло им. Что фонарик – сильно «подсел». А проверять, смогут ли мерзкие твари жить в свете свечи, Колин почему-то не собирался. Он спустился вниз: – Сарочка! Дядя, к сожалению, умер. И нам он ничего не сделает. Сейчас я попробую его сдвинуть, и мы пройдём наверх. Не смотри сюда, на этого человека! Попытки отодвинуть мужчину с дороги удались: спустив труп на одну ступеньку, Колин смог и сдвинуть того к бетонной стене. Пройти можно. Поднимались дальше они всё так же молча.