— Скажи, а кто здесь, на горе Виннету, самая авторитетная личность: ты или Тателла-Сата? — ответила она вопросом на вопрос. — Естественно он! — Отлично! Он был удовлетворен тем, что я ему сказала. Ты же требуешь от меня большего, чем он? — Да. — По какому праву? — Скажи, кто в нашей семье больший авторитет для тебя: я или Тателла-Сата? — Конечно он! — засмеялась она. — Значит, мне пора подавать на развод. Я побежден! — Ну ладно, хватит! Я пойду с вами в пещеру? — Нет. — Но почему? — Во-первых, там, внизу, твое присутствие вовсе не обязательно, а во-вторых, ты же сама сказала, что я в твоих глазах не являюсь авторитетом. Мне ничего не остается, как только пожелать тебе спокойной ночи. — Да, тяжела моя доля. Знаешь, я лучше сообщу тебе мою тайну. Но тогда смогу ли я сопровождать тебя? Ты же знаешь, я не усну, пока ты не вернешься. — Ну хорошо, согласен! Итак, что за тайна? — Портрет нашего знаменитого друга мне нужен для проекционного аппарата. — Зачем? — Сегодня вечером образы обоих юных художников должны появиться по обе стороны от памятника, прямо на зеркале воды. Я же хочу сделать то же самое с нашим Виннету и с образами Тателла-Саты и Мары Дуриме. Что скажешь? — Идея хорошая, очень хорошая. Но тебе понадобятся несколько аппаратов, разные линзы… — Все есть, здесь все есть! — Где? — У инженера, с которым я уже разговаривала. — Думаешь, он это сделает? — С удовольствием! — И никому ничего не скажет раньше времени? — Конечно нет! Я гарантирую. — Тогда я согласен. — Так ты возьмешь меня в пещеру? Я посмотрел ей в глаза. — Да. Я же обещал. Через полчаса Инчу-Инта уже был наготове со своими двадцатью помощниками. Они запаслись факелами и необходимым рабочим материалом. Мы убрали камень, прикрывавший вход в пещеру, и спустились вниз. Оказавшись на месте, мы прежде всего отыскали развилку широкого и узкого коридоров, пробрались вперед и расставили сталактиты и обломки так, что определить место прохода стало практически невозможно. Все выглядело так естественно, что мысль о том, что подобное могли сделать люди, просто не возникала. Пока шла эта работа, я внимательно осмотрел место, которое и раньше мне казалось подозрительным. Теперь в своде пещеры образовалось множество щелей, а под ними — кучки камешков и пыли. Временами слышался едва заметный звук, как будто кто-то тер друг о друга два камня. Когда же этот звук превратился в треск, ощущение, могу признаться, стало не из приятных. Казалось, что скалы расщепляются, а с потолка вот-вот обрушатся камни. Мне даже пришлось заставить себя остаться стоять на месте. Я с облегчением вздохнул, когда работа наконец была закончена и мы смогли уйти. То же самое, похоже, испытали все. — Слава Богу, что все позади! — сказала Душенька. — В последние минуты мне стало жутко. Показалось, будто вот-вот все рухнет! — Значит, и у тебя возникло такое ощущение? — С того момента, как мы пришли. Я ничего не говорила, чтобы не тревожить тебя. А что здесь, наверху? — Скорее всего, фигура Виннету. Хотя точно не могу утверждать. — Послушай, ведь она в конце концов рухнет! — Тихо! Пусть никто пока об этом не знает! — Значит, поэтому она накренилась? — И будет крениться все дальше! — Ты считаешь, что она развалится? — Неизбежно! — И когда это случится? — Трудно сказать. Нужно осмотреть фундамент. Надеюсь, что по крайней мере не сегодня. Если бы я в тот момент знал, как скоро свершится мое предсказание, я бы не удержался и предупредил тех индейцев, которые, по всей видимости, находились поблизости. Мы шли назад, пока не достигли того места, где крутой коридор ответвляется к Утесу Дьявола. Мы и здесь замаскировали и забаррикадировали проход так, что никто не пробрался. Столь же тщательно мы перегородили коридор, по которому спускались в пещеру из часовни. Когда мы вышли из пещеры, уже светало. Мы надежно заперли потайной ход с лестницей и расстались с нашими индейскими спутниками. Утром Инчу-Инта сообщил о том, что Энтерсы здесь и жаждут поговорить с нами. Они казались очень смущенными и долго не могли приступить к делу. Тогда я взял инициативу в свои руки: — Вы пришли, чтобы сообщить нам о том, что сегодня вечером нас должны убить? Они не на шутку перепугались, но я на этом не остановился. — Шаманы ускользнули. Они хотят сегодня вечером провести через пещеру четыре тысячи воинов и напасть на нас. Рабочими руководит некто Черномазый, и они готовы объединиться с краснокожими. Индейцы дадут знак выстрелом, как только они появятся за водопадом. В этот момент братья Энтерс должны убить меня и мою жену, а рабочие бросятся на всех наших друзей! Так? Они взирали на меня, не в силах произнести ни слова. Так продолжалось несколько минут. — Ну? — подхватила нетерпеливая Душенька. — Все так? Или будете спорить? Тут наконец Зебулон ответил: — Спорить? Нет! Мы затем и пришли, чтобы предупредить вас. Мы просто сбиты с толку. Ведь все это должно было держаться в строжайшем секрете! — Ерунда, — заметил я. — Мы всегда все знали, часто больше вас. В этом вы, пожалуй, уже убедились. Мы знаем даже, что, когда вчера вечером Тусага Сарич и То-Кей-Хун вышли из кантины, вы решили нам все рассказать. — Откуда вы знаете? Не могли же вы прятаться под столами! — Нет, конечно. Там не слишком удобно. Но не будем об этом. Хорошо, что вы оказались честными людьми. Не будь так, вас первых изрешетили бы наши пули. — О, нам уже все равно. Счастье и удача отвернулись от нас. Это проклятие отцов! — Не проклятие, а благословение, — возразил я. Зебулон непонимающе уставился на меня. — Благословение на то, чтобы вмешаться в происходящее и спасти отца, — пояснил я. — И вы в это верите, мистер Шеттерхэнд? — Да. — Слава Богу! Значит, для нас есть хоть какая-то цель в этой жизни. Теперь, стало быть, само провидение поручает нам быть с вами рядом сегодня вечером. — Я не возражаю. — Без недоверия? — Мы убеждены, что у вас честные намерения. — Храни вас Бог за эти слова! Есть ли у вас для нас какие-нибудь распоряжения? — Сейчас пока нет. Но, вероятно, сегодня вечером что-нибудь придется сделать. Думаю, до схватки дело не дойдет. Нападение в любом случае будет предотвращено. — Пусть так, но не спускайте глаз с Черномазого! Он страшно ненавидит вас. Он считает, что во всем виноваты только вы. Если бы ему пришлось выбирать, пустить в вас пулю, или нет, он непременно выпустил бы две. Теперь нам пора. Никто не должен знать, что мы были здесь.