Он сказал это тоном, не терпящим возражений. Оба Энтерса молча подчинились. Они отделились от нас и двинулись своим путем. Мне показалось, что они покидали нас очень неохотно, хотя все же понимали: расстаться с нами придется, иначе их план не осуществится. Когда они удалились за пределы слышимости, кайова обратился к Молодому Орлу: — Знает ли мой брат этих людей? — Мы их хорошо знаем, — кивнул тот. — Знает он, что это ваши враги? — Да. — Что они выдали вас Киктахану Шонке? — И это мы знаем — И все же вы едете вместе с ними? Уфф, уфф! Как когда-то Виннету и Олд Шеттерхэнд: лучше находиться в центре опасности, чем на краю! — Тут его теплый взгляд вновь скользнул по моему лицу. Кайова продолжал: — Но почему вы сопровождаете их к озеру, которое грозит вам гибелью? Может, для того, чтобы сорвать с них маску лжи, а потом наказать? Нет! У вас есть другие, более важные причины. Смогу ли я их разгадать? — Попробуй! — Вы собираетесь подслушать встречу кайова и команчей с сиу и юта. Я прав? — Мой красный брат, похоже, очень проницателен. Тут кайова улыбнулся, заметив: — Пида, друг Олд Шеттерхэнда, еще более проницателен! — С этими словами индеец поднял на меня свои прекрасные, честные глаза: — Нет, он ничего не знает и не узнает о том, что я делаю. Он вождь своего племени и сын своего отца. Как и эти двое, он должен быть вашим врагом. Но он любит Олд Шеттерхэнда, как никого другого. Потому в душе он хочет одного: чтобы Олд Шеттерхэнд вновь смог победить врагов, как прежде, но на сей раз не оружием, а любовью и примирением. Он не узнает, что я сейчас делаю, поэтому я поступаю как хочу, не спрашивая у него на то разрешения. Я отведу вас на то место, которое поистине создано для осуществления ваших намерений. — Не к Воде Смерти? — Нет! Мы пойдем кружным путем, чтобы никто нас не видел. Так вы доберетесь не только до Воды Смерти, но и до Дома Смерти. Вы боитесь духов? — Бояться надо живых, а не мертвых. Никогда раньше не слышал о Доме Смерти. Где он находится? — Его обнаружили лишь два года назад. Там нашли останки, сохранившиеся с древних времен, бесчисленные тотемы, вампумы и другие святыни. Все это тщательно изучали много недель. Потом была выкурена трубка тайны, и никто теперь не имеет права ступить туда. Тот, кто все-таки отважится, тотчас будет сражен духами умерших. — И ты хочешь рискнуть? — Да. — Вот это мужество! Мне трудно было понять, серьезно или с иронией издал это восклицание наш друг Молодой Орел. А кайова между тем с улыбкой продолжал: — Один я бы на такое не решился, но с вами мне ничего не страшно. В этом я убежден, словно услышал завет Великого Маниту. Вы не знаете меня. Вы, конечно, можете мне не доверять. Но я прошу вас все же следовать за мной. Знаете ли вы Кольму Пуши? — Конечно. — Она мой друг. А Ашту, скво Вакона, самого знаменитого мужа племени дакота? — Ее тоже. — Мы живем далеко друг от друга, но часто посылаем друг к другу гонцов. Надеюсь увидеть обеих в ближайшее время вопреки вражде между нашими народами. Вы верите мне? Его желание вселить в нас уверенность в нем было очень трогательно. Кто знает, чем он рисковал, служа нам! А самое главное, он, похоже, даже не подозревал, что, назвав этих женщин своими друзьями, он невольно раскрыл свою принадлежность к женскому роду… — Верим, — ответил я. — Итак, веди нас! Мы последуем за тобой. Оба Энтерса удалились уже на приличное расстояние. Мы медленно последовали за ними, чтобы братья не смогли нас заметить, а когда они исчезли за горизонтом, мы взяли вправо, чтобы сразу добраться до Дома Смерти. Кайова скакал впереди, а Папперман держался рядом — наверняка чтобы порасспрашивать индейца и познакомиться поближе. Прежде всего он справился, откуда тот знает Энтерсов. — Я не знаю их, — заявил индеец. — Но Киктахан Шонка выслал гонца, чтобы сообщить о их прибытии. От посланца я услышал, что двое бледнолицых, которые должны приехать, — братья, а их задача — выдать сиу Олд Шеттерхэнда, его скво, старого белого охотника с синей половиной лица и Молодого Орла из племени апачей. Всех четверых ждет неминуемая смерть! Тогда я решил спасти вас. Удалившись от озера на полдня пути, я спрятался в том месте, где вы должны были проехать. Я ждал вчера и сегодня. И вот наконец я увидел вас. Количество соответствовало: один индеец, четверо белых и одна белая скво. Я поскакал к вам и прежде всего постарался разъединить вас с этими опасными братьями. Это мне удалось. — Значит, ты веришь, что мистер Бартон и Олд Шеттерхэнд — одно лицо? — Да. Разве я ошибся? — Спроси его сам! — Не стоит. Если бы это был не он, вы сразу ответили бы «нет». Я больше ничего не услышал, поскольку оба пришпорили лошадей. Но Душенька не преминула вставить: — Вот и все! Кончилось твое инкогнито! — Еще нет, — ответил я с улыбкой. — Думаешь, кайова смолчит? — Если захочу, да. — Значит, он тебе понравился? — Конечно! — Мне тоже. Знаешь, я подметила в нем искренность и печаль. Как будто этот человек постоянно о чем-то тоскует. Не в ваших ли силах помочь ему? Как ты думаешь? — Хм! Милая, ты хотела бы помочь всем людям на свете, но эту вековую печаль не так легко извести, как тебе кажется. Сначала нужно поближе узнать его, а ведь индейцы очень молчаливы. — Да, но ты меня знаешь, то, что я захочу узнать, я выпытаю! — Конечно, конечно! Я это знаю. Ты выспросишь все досконально, будь то белый человек или красный, желтый или зеленый! Но этот парень будет молчать. — Ты так думаешь? — Да. Он ничего не скажет! — Хм! Давай поспорим? — Я никогда не бьюсь об заклад, ты же знаешь. Но Душенька не слушала меня: — Сколько ты заплатишь, если я уже завтра узнаю всю подноготную его печали? — Сколько ты хочешь? — Еще пятьдесят марок для нашей радебойльской больницы. — Дитя, это слишком много! Лучше скажи, сколько заплатишь ты, если к завтрашнему утру ничего не узнаешь? — Двойную цену! Штраф — сто марок! — Ты, конечно, щедра! Больница от этого спора только выиграет. Но откуда ты возьмешь сто марок? — Из моего кредита, который возьму у тебя, мой дорогой! — Я не дам взаймы ни гроша! Попробуй поговори со старым Папперманом. Может, тебе удастся заинтриговать его. — Он гол как сокол! У него ничего нет. Отель, и тот уж не его! Впрочем, я прошу тебя убрать его подальше от кайова. — Почему? — Потому что с сего момента индейцем буду заниматься я! — А? Ты хочешь начать дознание прямо сейчас? — Да. Я должна узнать, что у этого индейца на душе. Вдруг ему можно помочь? Итак, прошу тебя, отзови Паппермана! Я выполнил ее просьбу, и с этого момента до конца дня моя жена и индеец не расставались. Они явно испытывали друг к другу симпатию. И у меня не было оснований вмешиваться в их отношения. Мы приближались к горам, среди которых пряталась Темная Вода. К вечеру далеко впереди обозначилась полоска леса, который окружал озеро. Там тридцать лет назад остановились мы на ночлег, прежде чем на рассвете вышли на берег. Сегодня мы обогнули лес и озеро, перешли неглубокий ручей и направили лошадей к нашей цели. Двигаться к Дому Смерти мы не рискнули из-за темноты. Мы разбили палатку и соорудили из камней очаг, пламя которого должно было оставаться для других невидимым. Впрочем, кайова заверил нас, что здесь, наверху, нет ни одной живой души. Внизу, у озера, стояли лагерем кайова и команчи, отдельно друг от друга. Сиу и юта пока не было, но их прибытие ожидалось в любой момент. Пока Молодой Орел занимался лошадьми, мы с Папперманом добрались до палатки. Старый вестмен был в скверном расположении духа и постоянно ворчал что-то под нос, словно никак не мог найти слов. В конце концов я спросил его, что с ним. — Что со мной? — Он огляделся и добавил так, чтобы слышал один только я: — Я боюсь. — Чего?