«Сидите спокойно и без надобности не выходите на улицу. Верьте только мне одному. Остерегайтесь других людей, даже если они будут представляться моими друзьями, они могут обманывать. Я о вас не забуду. Скоро увидимся». Допрошенный «с пристрастием» Карбон признался, что это записка от одного из шуанских командиров Лимоэлана, по приказу которого он и купил лошадь с повозкой. А еще он назвал полиции имя главного сообщника Лимоэлана Пьера Робино де Сен-Режана. Карбон сказал, что его задачей было кормить лошадь и ждать дальнейших указаний. 24-го числа в четыре часа пополудни к нему пришел Лимоэлан и приказал запрягать лошадь. Он был одет с синюю робу извозчика, а потом сел в повозку и уехал. Больше Карбон ничего не знал, но и этого было достаточно, чтобы полиция объявила охоту на Сен-Режана и Лимоэлана. Последнему из них удалось сбежать, прежде чем ловушка захлопнулась. Был арестован его отец, но тот либо продемонстрировал отменное мужество, либо действительно ничего не знал о делах своего сына. Сен-Режана же, раненого во время взрыва, сначала захватить не удалось: он покинул конспиративную квартиру незадолго до прихода полиции, но не успел сжечь компрометирующие роялистов бумаги. На этой квартире полицейские Фуше нашли письмо Жоржа Кадудаля и отчет Сен-Режана о подготовке покушения. Получив дополнительные данные, полиция стала арестовывать одного за другим помощников заговорщиков: женщин, у которых они жили в Париже, врача, который лечил раненого Сен-Режана, и некоторых других. Но это были второстепенные персонажи, более серьезным роялистам удалось скрыться. Однако работа полиции не прошла даром: вскоре она вышла на след Сен-Режана, который был захвачен полицейским на улице дю Фур. * * * Во время допроса Сен-Режан начал отрицать все, что говорил о нем Карбон. — Но Карбон признал вас и сказал, что вы были вместе с Лимоэланом. Он сказал также, что вы приходили осмотреть купленную им лошадь и повозку. — Я ничего не знаю об этом. Карбон лжет. — Он сказал, что вы тоже были в синей робе извозчика. — Он вам солгал. На очной ставке Карбон подтвердил свои показания, но Сен-Режан настаивал на своем. — Но вы не будете отрицать, что 24 декабря вы виделись с Карбоном? — Буду отрицать. — Вы знакомы с Лимоэланом? — Он приходил ко мне несколько раз, ведь раньше мы служили вместе. Но приходили и другие. Что в этом удивительного? Я же болел. — Вы заболели до 24 декабря? — Задолго. Из-за этой болезни я и приехал в Париж. — Сколько времени вы находитесь в Париже? — Почти пять месяцев. — Каковы были ваши намерения? — Я же сказал: я хотел вылечиться от своей болезни. — Вы знакомы с Жоржем Кадудалем? — Я знал его раньше, но потом мы с ним поссорились. — Но у вас было найдено его письмо. — Мы с ним не переписывались. — Это он направил вас в Париж? — Нет. — Вас предупредили о том, что Карбон арестован? — Зачем меня нужно было об этом предупреждать? Меня это совершенно не касается. — Неправда, вы ведь после этого оставили свою квартиру. — Что же, по-вашему, все, кто в тот день оставили свою квартиру, являются участниками заговора? — Значит, вы не знаете Карбона, не отдавали ему распоряжений, не одевались в робу извозчика? — Нет. — Что вы делали 24 декабря? — Я хотел пойти прогуляться. Зашел в какое-то кафе. Там я услышал, что в Опере ожидается премьера. Я решил пойти туда. Пошел по площади Каррузель. Там я и услышал взрыв. Вот и все. — Значит, вы только слышали взрыв? — Он меня покалечил. — И вы, конечно, оказались там совершенно случайно? — Да, случайно. — У вас были найдены письма, подписанные неким Гедеоном. Гедеон — это Жорж Кадудаль. — Ничего не знаю об этом. — Его письма были найдены в квартире, где вы жили. Они полностью изобличают вас. — Но я давно не бывал там. — Вы же спали там в ночь на 24 декабря. — Я не видел никаких писем. — С кем вы виделись вечером 24 декабря? — Не помню. Я очень плохо себя чувствовал. — Вы были ранены, так как это вы подожгли фитиль и просто не успели отойти. — Я был на углу улицы Мальты. Обломки падали со всех сторон, меня задело, уши заложило так, что я перестал слышать. Так продолжалось еще очень и очень долго. Сен-Режану задавали вопросы, он односложно отвечал на них, все отрицая или ссылаясь на плохое самочувствие. Ко всему прочему, вызванная для очной ставки мать погибшей девочки Пёсоль не узнала его. Тем не менее решение суда было предопределено заранее. Сен-Режан и Карбон были приговорены к смертной казни как участники заговора против первого консула. Сен-Режан был назван прямым участником покушения, а Карбон — человеком, оказывавшим ему в этом содействие. Когда председатель суда спросил приговоренных, понятно ли им такое решение, Карбон закричал: — Я не признаю себя виновным! Мне всего-навсего поручили купить лошадь и повозку, разве это преступление? Сен-Режан лишь попросил, чтобы с казнью не затягивали, так как он не собирается подавать никаких протестов и жалоб. Они были казнены 20 апреля 1801 года на глазах специально для этого собранной толпы парижан. Перед смертью Сен-Режан закричал: — Люди добрые, мы умираем за короля! * * * На поимку Лимоэлана были брошены лучшие полицейские силы Франции. Оказалось, что его невеста, мадмуазель Альбер, жила в Версале. У нее-то он и прятался первое время после взрыва. Был найден священник, которому Лимоэлан исповедовался за месяц до покушения. Кольцо постепенно сжималось, но когда дом, где должен был находиться Лимоэлан, был окружен, оказалось, что там его уже нет. Он в это время уже был в Бретани. Там он скрывался до конца марта 1802 года, а после этого уехал в Соединенные Штаты. Смерть маленькой Пёсоль настолько сломила его психику, что он совсем перестал спать по ночам. В Америке он стал священником под именем аббата де Клоривьера. Через год он написал своей невесте, приглашая ее приехать в Америку, но та не могла сделать этого, так как поклялась посвятить себя Богу, если ее жениху удастся ускользнуть от полицейских ищеек. Новоявленный аббат де Клоривьер был в отчаянии: зачем ему было с такими сложностями спасаться, если теперь он и его любимая не могут быть вместе? Но надо было продолжать жить, и вплоть до самого падения Наполеона он служил кюре в Чарльстоуне, а в 1820 году стал управляющим монастыря в Джорджтауне и организовал за свой счет пансионат для маленьких девочек из бедных семей. Умер Жозеф-Пьер Пико де Лимоэлан лишь в 1826 году, через пять лет после смерти ненавистного ему Наполеона. * * * Роялисты, непосредственно участвовавшие в покушении, были казнены, многие были сосланы подобно якобинцам. Но все-таки гнев Наполеона против роялистов не был в тот момент так жесток, как можно было бы ожидать, судя по расправе с совсем не имеющими отношения к делу о взрыве на улице Сен-Никез якобинцами. И тут причина заключается вовсе не в том, что он уже потратил на якобинцев весь свой гнев, а на роялистов его уже не хватило. Наполеон умел быть жестоким, когда находил это нужным, оставаясь вполне хладнокровным и спокойным. Дело тут было вовсе не в этом, а в том, что он задался целью увести из-под знамен Бурбонов тех умеренных роялистов, интересы которых могли быть вполне примиримы с новым порядком во Франции. Другими словами, он хотел показать, что те роялисты, которые признают законность его власти и безропотно подчинятся ей, будут приняты им с готовностью и прежние грехи могут быть им прощены, а вот с непримиримыми, непременно желающими восстановить власть Бурбонов, он будет вести беспощадную борьбу.