Он сказал это тихо. Начал говорить, когда она набирала в грудь воздух, чтобы продолжить на выдохе свою пламенную речь, но ей пришлось замолчать, чтобы услышать его тихие слова. Без крика. Без лишних эмоций. Простая констатация факта. Но если Майя думала, что самое страшное уже услышала, то она ошиблась. – Сын моего брата будет воспитываться в моей семье. Войдешь ты в неё или нет – тебе решать. Не хочешь выходить за меня… Знаешь ли, девочка, насильно в ЗАГС не потащу. Не переживай. Составим договор, контракт, по которому ты будешь обязана передать ребенка после рождения мне. Скажешь, что законы Российской Федерации будут на стороне матери? Конечно, будут. Только суд я затяну на долгие годы, и, пока идет разбирательство, ребенок будет проживать со мной. Сколько без поддержки отца и родни ты со мной сможешь судиться? Год? Сомневаюсь. Послеродовая депрессия и так далее и тому подобное. Я, надеюсь, ясно обрисовал перспективы? По мере того, как он говорил, глаза Майи расширялись, и внутри всё покрывалось холодом. Каждое слово, каждое выражение впечатывалось в сознание девушки. Как это – отобрать ребенка? Не своего… Разве такое возможно? Если бы Майя росла в среднестатистической семье, например, учительницы и водителя, она безоговорочно сказала бы, что нет. Невозможно. Но она росла в семье, где часто попирали закон, где юристы находили такие лазейки, что становилось страшно от вседозволенности некоторых. И хорошо, если решение проблемы находили юристы, а не другие… уполномоченные. – Я…я не понимаю… Это не ваш ребенок… Зачем он вам, Вадим? Она цеплялась за последние доводы. Пыталась ещё что-то говорить. Как-то пробиться сквозь капитальную стену непонимания. – Ты слышала всё, что я сказал. – Вы… вы – чудовище, – выдохнула Майя, поднимаясь. Находиться в обществе человека, который оказался хуже, чем она предполагала, становилось невыносимо. Она смотрела на него и больше не видела. Не могут люди играться чужими жизнями. Не могут всё принимать за других. Это неправильно. Это несправедливо. – Какой есть. Слова донеслись до неё сквозь пелену. Зря она приходила. Зря на что-то рассчитывала. Зря… Никто ей не поможет. Надо… Что, Майя? Надо брать себя в руки. Ради ребенка. Ради её малыша. – Спасибо, что уделили время. Она встала и пошатнулась. Перед глазами замелькали мушки, и она, чтобы устоять на слабых и без того ногах, уперлась руками о стол. – Майя… Тебе плохо? Майя… Твою ж… Она не видела, как мужчина бросился в её сторону, как успел подхватить безвольно оседающее на пол тело. ⁂ Он успел её поймать. Ни разу в жизни при нем девушки не падали в обморок. В голове набатом пронеслась мысль, что Майя беременна, и беременные периодически теряют сознание. Он сжал её за талию, подхватил и перенес на диван. Какая легкая… Совсем пушинка. Ничего не весит. И что, черт побери, делать дальше? Он осторожно опустил её на диван, нависнув. Всё-таки красивая. Он понимал Наиля, который пытался пристроить дочь в хорошие руки. Вадим оскалился, сам себе напомнив зверя. Только он, Касимович, нехороший. И они оба знали об этом. Ладно. Хороший ли он, плохой – никому не нужная лирика. Что делать с Майей? Глядя на девушку, что безвольно лежала на диване, Вадим провел рукой по лицу. Трудно им будет. Очень. Она – красивая. Нереально просто. Он… Он озабоченный сексом сукин сын. От природы никуда не денешься. Со своими инстинктами и потребностями тоже разберется потом. Вадим прошел к кухонному гарнитуру, резко выдвинул ящик с полотенцами, достал одно, щедро смочил его водой, тщательно выжал и вернулся к Майе. Обтер сначала лоб, потом щеки, стараясь не обращать внимания на жжение в груди. Когда перешел к шее, длинные реснички девушки затрепетали, и она открыла глаза. Темно-зеленые, насыщенные. В таких потонуть – плевое дело. Девушка, увидев его рядом с собой, заерзала, попыталась выкарабкаться, непонятно куда сдвинуться. Чудовищем она его уже окрестила, поэтому её реакция вполне понятна. Вадим сжал губы и поднялся. – В обморок упала, – констатировал он очевидный факт. Майя, недолго думая, села и поморщилась, зажав виски руками. – Не стоит делать резких движений. – Пока… пока я сама могу определить, что мне делать, а что – нет, – не глядя на него, глухо заявила чрезмерно смелая девочка. Скорее, уж отчаянная. Потому что её смелость испарялась, стоило ему сократить расстояние. Дерзишь, красивая… Что ж, дерзи пока. Не до твоего воспитания. Сегодня – так точно. А потом ему предстоит с ней серьезный разговор. На её реплику он ничего не ответил, швырнул полотенце на стол. Майя проследила за его движениями. – Сейчас за тобой приедут. – Вы… уже позвонили отцу? – Нет. – Тогда лучше такси. – Как скажешь. Такси прибудет через десять минут, о чем он и сообщил Майе. – Я постою на улице. Вадим прищурил глаза. – Не замерзнешь? – Пока вас ждала, не замерзла. Не замерзну и сейчас. Не могу… – она замолчала, решив не заканчивать фразу, но потом упрямо вздернула подбородок кверху и с максимализмом, свойственным молодости, закончила: – …находиться с вами в одной комнате.