— Меня ты заводишь, Маш. Но я все жду, когда ты начнешь говорить откровенно — что задумала? — Ничего я не задумала. — Сбежать? — он как будто не обратил внимания на мой ответ. — Нет, — ответила честно. — Тогда прекращай метаться, Маш, и прими уже — я вот такой. И ты вот такая. Мы можем договориться обо всем остальном, но только не в главном. Я все твои капризы буду принимать спокойно, но на расстоянии вытянутой руки находиться не буду. Услышала? Капризы? Он так это назвал? Но опровергнуть я не успела — Кир впился в мои губы. Поцелуй для людного места казался слишком откровенным, но через несколько секунд меня перестало это заботить. И я даже не сразу сообразила, что он снова меня куда-то тянет — не к нашему столику. Остывая, начала понимать зачем. — Кир! — Мастер, — расслышала я сквозь музыку и убедилась в верности догадки. Он зашвырнул меня в какую-то комнату. Темнота не позволяла рассмотреть всё, только пару закрытых шкафов возле входа. Я уж было подумала, что эта подсобка — специальное помещение для тех, кто уже не может сдержаться. Утешало, что здесь не обнаружилось ни подобия кровати, ни какого-нибудь приспособления для привязывания желающих. Однако намерения Кирилла не оставляли сомнений — он вдавил меня в дверь собой, спешно задирая подол платья. — Мастер… Мастер! — я цеплялась за рассудок. — Не здесь, пожалуйста! И он замер в нескольких сантиметрах от моих губ. — Почему? — спросил холодно. — Потому что не ты решила, когда это произойдет в следующий раз? Он словно недавние мысли мои читал, но я продолжала: — Просто я не хочу здесь! Почти на глазах у людей! — А когда мы начали делать, что хочешь ты, Маш? — и вдруг ласково провел пальцами по моей щеке, распаляя своим дыханием, которое я ловила губами. Я понимала, что в этом и есть смысл подобных отношений: ловить удовольствие от того, что всегда решает он. Сдаваться, когда напирает. И ведь он был прав — это возбуждает: ощущение, что тебя берет тот, кого ты сама хочешь, но где и как — определяет он. У меня закружилась голова от одного представления, как он только отодвигает трусики и вонзается, вколачивает меня спиной в гладкую поверхность. И только потому, что сам так захотел. Но и на этот раз я не угадала — он не поцеловал, а развернул меня лицом к двери. — Упрись руками, прогнись, — приказал тихо и все-таки начал снимать трусики. Не позволяя мне выпрямиться, заставил переступить. А потом снова надавил на поясницу, не дав возможности разглядеть, куда именно отправилось мое нижнее белье. Наклонился — почти лег на спину — и прошептал: — Сейчас будет немного неприятно, но если почувствуешь боль — сразу скажи. — Что?! — Стой смирно, Маш. Сзади зашелестело — что-то наподобие целлофана, а потом анального колечка коснулось что-то резиновое в прохладной смазке. И где это все лежало до сих пор? В его кармане, или Кир загодя оставил в этой комнатушке завернутые в пакет игрушки? То есть он сразу намеревался затащить меня сюда? — Кир… Простите, Мастер, зачем это? — Подготовка, — он просто ввел в меня игрушку, расширенную у основания, но совсем недлинную и удерживаемую на ягодицах эластичными ответвлениями. — Надо немного растянуть. Можно и пальцами, но так мягче и интереснее, не находишь? На самом деле просто неприятно тянуло, но болью это назвать невозможно. Штуковина, наверняка не толще пальца, лишь мешала ощущением инородного предмета в теле. Кир гладил по обнаженной попе нежно, а я пожалела, что сегодня надела чулки. Хотелось выглядеть соблазнительной — и своего добилась на сто процентов. Вот только преследовала навязчивая мысль, к чему именно меня так готовят, и оптимизма она не прибавляло. Да, меня заводит его диктатура в сексе, но все же не до бесконечности. Я податливо прижалась спиной к его груди, когда он сам потянул меня к себе, и решила просто и спокойно обозначить свою позицию: — Я не хочу анального секса. Не готова к такому, Мастер. — Ладно, — ответил вообще без напряжения. — Сделаем это, когда ты научишься доверять мне полностью. Но это необязательно делать сегодня. — Правда? — я от удивления развернулась и только сейчас поняла по взгляду, что сам он не был слишком уж возбужден. — А если я вообще никогда не захочу? — А если ты уже давно хочешь, просто страх сильнее? Я шучу, выдохни. Маш, я уже говорил, что правила обговариваются. А теперь… теперь можно и потанцевать. У меня воздух в горле застрял. Но я поняла, что он не шутит, когда начал отодвигать меня от двери, чтобы открыть. — Но… так? Я даже ходить не смогу! Он со смехом потянул меня за руку обратно в шумный зал, а я постеснялась возмущаться при свидетелях. Вот только подол платья одергивала нервно — отчего-то начало казаться, что всем сразу же станет понятно, что на мне нет трусиков, зато кое-что есть прямо во мне. Оказалось, что Кирилл великолепно танцует — кто бы сомневался? Особенно в том, что ему очень захочется танцевать с такой зажатой мною: шаг в сторону, поворот, тесно прижимает к себе и улыбается своим мыслям. — Надеюсь, ты теперь проголодалась? — задал вопрос, который прозвучал очень неуместно. Я сейчас не могла думать ни о еде, ни о вине, а только о штуковине внутри себя и о том, что кто-то обязательно заметит мои неловкие движения, вот тогда я сгорю со стыда. Хотя уже горю — лицо пылает. — Кир, — я решила, что в людном зале мы не в Теме, а значит, такое обращение допустимо. — Почему ты так смотришь, как будто очень доволен? — Я доволен. — Чем именно? Тем, что мне некомфортно? — Почему нет? Но больше тем, что ты сдаешься, играешь вместе со мной. Твоим смущением. Чувством, что мы наконец-то распределили роли, в которых комфортность определяю я, а ты подстраиваешься. И ведь снова в точку. Я могла бы улететь в туалет и вытащить из себя эту анальную игрушку, но почему-то вместо того слежу за каждым шагом, чтобы со стороны невозможно было заметить, как мне неудобно. Но зачем об этом говорить так прямо, вынуждая краснеть еще сильнее? Пробурчала себе под нос: — Ну и радуйся. А мне нормально, не мешает даже. Я, может, только от любопытства и пошла на этот эксперимент. — Я так и подумал. — И все-таки я проголодалась! — Я так и подумал, — он рассмеялся мне в волосы. С желанием посидеть я явно поспешила — вот теперь стало совсем неприятно. Я ерзала на стуле, не находя удобного положения, но всем своим видом пыталась демонстрировать, что меня ничего не беспокоит. А Кирилл делал вид, что не замечает моей нервозности: — Как тебе рыба, Маш? Давай другое вино закажем — красное не подходит. — Думаю, хватит вина. Кир, а может, домой поедем? — Не терпится? — он с усмешкой махнул официанту, чтобы подошел. — Куда спешить? Ты же так налегала на вино, а этого свидания ждала… как ты там рассказывала? — А-а, я поняла. Ты меня наказываешь! — я и сама удивилась, что не сразу эта мысль пришла в голову. И подчеркнуто распахнутые карие глаза подтвердили мою правоту. — Наказываю? Маш, а за что мне тебя наказывать? — Не знаю, — я приняла подачу и не собиралась тушеваться: — За то, что не перезвонила? — Еще варианты, — подначивал он. — За то, что держала на расстоянии? Так ведь действительно была занята. — На этом все твои грехи перечислены? — Кир, — я не злилась и даже начала улыбаться. Все-таки приходила в себя, неловкость оставалась, но она ничего общего не имела с болью, а с таким я вполне способна совладать. — Думаю, ты достаточно прямолинеен, чтобы я не гадала. Неужели совсем мимо? — Не совсем, — он взял у официанта бутылку белого полусухого и махнул — дескать, сам разольет. — Но и это тоже. У тебя не получится меня дрессировать, Маш. — Как ты дрессируешь меня? Он, к счастью, даже не отрицал: — Как делаю я. Но наши отношения с тобой другими и не будут. И да, я рискую, но задам тебе вопрос: Маш, мы или окончательно вместе, или прямо сегодня расходимся в разные стороны. Это будет неприятно, но вечно загонять тебя в угол и взывать только к рефлексам я не хочу. Ты мне нужна. Но нужна полностью. Я пару минут смотрела в его глаза и понимала — не врет. Если сейчас уйду, за мной не побежит. Вполне возможно, надоело меня догонять. Или ему всерьез требуется мое безоговорочное согласие на все, что будет дальше? А я смогу уйти? Смогу, зная, что вот именно он и именно теперь не пойдет следом? Смогла бы, наверное, до того, как осознала чувства к нему. Теперь уже невозможно. — Я остаюсь, — сказала почти твердо. И запоздало похвалила себя за смелость. Он опустил голову, но я смогла рассмотреть улыбку. Счастлив? Я не удержалась от тихого вопроса: — Ты на самом деле рад, Кир? Мужчина поднял на меня взгляд, полный плещущегося довольства, но сказал не то, что я могла ожидать: — Не совсем. Есть еще пара пунктов, раз основной мы уладили. Сними этот ошейник и убери куда подальше, чтобы я его не видел, — он обратил внимание на мою бровь, которая от иронии поднялась. И признал почти нехотя: — Да, ты угадала, меня это взбесило. Ну, хоть какие-то человеческие эмоции — а это значит, что не все потеряно. — Кир, если тебе он не нравится — ты и сними, — предложила я. — Как скажешь.