— Доминируй, майн херр! Мой рацион в твоем распоряжении! Мы пили вино с непроизносимым названием — я не стала отказываться. Довольно крепкое, но хорошо сочетающееся с мясными блюдами. Мне придется бросить красавицу-машину на офисной стоянке, завтра заберу. И вся эта стильность вокруг, и атмосфера, и капля алкоголя в крови обещала сделать вечер значимым. Да и Кирилл улыбался так, будто думал о том же самом. Очередной турнир игры, а я ему даже на своей территории проигрывала. Глава 16 Через некоторое время языки все равно развязались. Мой — от вина. Его — от моей простодушной болтливости. — Кир, — я смотрела на его лицо. — А разве ты не собирался показать мне свою светлую сторону? Разве это она? — я махнула рукой по воздуху. — Мне казалось, что ты предпочтешь вообще все эти вещи не затрагивать, пока я не потеряю бдительность. Он тоже улыбался непрерывно. И тоже не отрывал взгляда от меня. — Зря я тебе все свои стратегии когда-то открыл. Теперь читаешь меня как открытую книгу. Нет, Маш, я не собираюсь ничего упрощать. Уверен, что если я тебе нравлюсь, то нравлюсь со всеми тараканами. Какой смысл влюбляться только в светлую часть человека? — Влюбляться? — я искренне изумилась. — Я не собираюсь влюбляться ни в какую твою часть! — Даже нижнюю? — он почти так же вскинул брови. — А она у тебя и есть светлая? Могла бы догадаться, — подхватила шутку, но продолжать такую скользкую тему не хотела: — А что это за конструкция там? Туда желающих, что ли, привязывают? И что потом? Он даже не обернулся. — У меня в спальне стоит такая же. Показать? Да, этого от темы не уведешь, пока сам не захочет. Но он почему-то сдался или пожалел меня: — Потом еще раз об этом спрошу. А пока расскажи о себе. Почему ты приехала в столицу? Я пожала плечами — никаких тайн у меня в загашнике нет: — Потому что дома ни толковых институтов, ни толковой работы. Не смейся — обойдусь и без твоих намеков на толковость моей нынешней работы. Когда приехала, то пребывала в иллюзии, что со временем все наладится. Так думаю и сейчас, но уже без иллюзий. И все-таки не пропала ведь — не живу на шее у матери, сама себя обеспечиваю, вон даже в дизайнерских бутиках бываю замеченной. — Согласен, — он по-прежнему улыбался, но взгляд его мне стал казаться более внимательным. — А семья, родители? — Да как у всех, никаких особенных проблем. Мама историю в школе ведет, отчим — рабочий в строительной фирме. Если опять не уволился, я давно не спрашивала. У него семь пятниц на неделе, замучаешься отслеживать. — Отчим, — он отметил будто про себя. — Они совсем тебе поначалу не помогали? — Нечем помогать, Кирилл Алексеевич, не у всех родственники миллионеры, — съязвила я. — Отчим вообще молодой — можно сказать, сам еще на ноги встает. И еще лет сорок вставать будет. Мама у меня красивая еще, вот он к ней и прилип как лист банный. — Он тебе не нравится? — Да почему… — я и сама задумалась над этим вопросом. — Нормальный он, не хуже и не лучше других. Не алкаш какой-нибудь, но… слабый какой-то, инфантильный, что ли. Как ребенок со взрослой рожей. Шалопай обыкновенный, так к нему все и относятся. И мама на него потому долго не смотрела, не верила, что он хоть в чем-то может быть серьезным. Но сдалась, начали встречаться, потом поженились. А я как-то сразу в доме лишней стала. Преувеличиваю, конечно, никто меня не гнал. Просто как будто пятая нога в чужом счастье. Тогда и поняла, что как школу закончу — уеду. Пусть они там сами как-нибудь, а одного шалопая на учительскую зарплату уже много. Я замолчала, потому он прокомментировал: — Из услышанного я понял только, что никто тебя не обижал. Отчим — простофиля и добряк, тебя не донимал. А в мужчинах ты больше всего не уважаешь слабохарактерность. Ты даже удивлена, что твоя мама с ним так долго протянула — это сколько получается, уже лет пять? Ты бы на ее месте с таким не протянула бы так долго? Как-то он слишком конкретизирует. На характер тоже не просто так намекает. И не настолько уж мамин муж отсталый, как прозвучало. Я вернула шпильку: — Зато он маму не бьет и специально не обижает! Чувствуешь, Кирилл, в чем его преимущество? В карих глазах светилось озорство: — А я бью женщин. Ты на это намекаешь? — Намекаю?! — поразилась я. — Бью, — признал легко. — Иногда даже связываю перед этим. Это игра такая, от которой оба кайфуют, — он резко подался вперед, я с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться. — А некоторые специально провоцируют, как часто делаешь ты. Большинство любят наказания, но не слишком болезненные. Я вроде бы не садист, потому не перегибаю. Но в этой смеси боли, подчинения и удовольствия есть свой смак. Одна кончала от ударов ремнем, мне приходилось дотрахивать ее, уже выдохшуюся от оргазма. Есть подозрения, что она кончила и тогда, когда я ее бросал — вот это страсть к боли. Он просто с ног сносит своей прямолинейностью. Хочешь очаровать девушку — веди себя не как Кирилл. И уж точно не описывай, как кончали твои бывшие, как будто это может служить началом романтического интереса. У меня в горле пересохло, я сделала большой глоток. — Ты ее поэтому бросил? Не нравится бездыханное тело? — Нет. Ремни закончились. Да почему он так смотрит? Специально это говорит и ждет какой-то реакции. А как на такие откровения реагировать? — Ну, раз начал, то продолжай, Кир. Что еще любили твои бывшие? Хотя нет, постой, лучше ответь — ты хоть одну из них любил? — Одну. Но тогда я не умел ни наказывать, ни играть, и уж тем более — не отличал стек от плетки. Я просто жестко брал, а она отдавалась. Мы бы со временем дошли до этого, потому что у меня всегда была склонность, не хватало только опыта. Я точно поняла, кого он имеет в виду — Галину. Настроение испортилось, теперь даже вино не помогало. — И почему же не дошли? — поинтересовалась почти буднично, но не определилась — хочу ли услышать ответ. — Она погибла. Мы были женаты неполных шесть месяцев. Теперь я смотрела в зал — посетителей почти и не прибавилось. Сколько мы здесь сидим? А зачем мы здесь сидим? Чтобы вот в этом всем копаться? — Сочувствую. — Спасибо. Вот такого обмена репликами я уж точно не могла предполагать — в любом из наших диалогов. Очень захотелось уйти. Уехать к бабке в пригород и притихнуть у стенки. Но больше возможности не будет, больше никогда — ни он, ни я — этот разговор не заведем. А значит, больше не будет вопросов и ответов. Я заставила себя посмотреть в его глаза и отважилась: — Какая она была, Кир? — В каком смысле? — Ну… внешность, например. — Красивая. Блондинка. Высокая — почти с меня ростом. Могла бы стать моделью при желании. А что? — Просто интересуюсь. А имя? Ну, хоть что-то нарушилось в его непроницаемом равнодушии — он нервно сглотнул. Это был, наверное, единственный момент, когда я поймала его на замешательстве. — Галя, — не стал врать. — Как ты называл меня? Он вдруг задумчиво покачал головой, помедлил, разливая снова вино. — Да это случайно получилось, Маш. Первое имя, которое в голову пришло. — Я чем-то похожа на нее? — такой вопрос в лоб был вершиной моей храбрости. Кирилл нахмурился — он пытался угадать мои мысли: — Не похожа. Ничем. Имя всплыло случайно, некогда было думать, я был сосредоточен на том, чтобы вешать тебе лапшу на уши. Я не поверила. Он что-то воспроизводил в своем сознании, используя меня. А я сейчас самым натуральным образом ревную к той, которая для него ни с кем не сравнится. Как будто в самом деле хотела его любви. Он про любовь-то ни разу не заикался — только про секс и симпатию. — Маш, ты не похожа, — повторил он. — И знаешь, я не выбрал бы тебя, если бы ты была на нее похожа. Да и десять лет прошло. Не факт, что встреться мы с ней сегодня, то не пробежали бы мимо, крестясь. Я стал намного жестче, я окончательно с собой определился, а она всегда была слишком мягкой. Ее бы я мог и случайно растоптать — с тобой, зубастой, это невозможно, тебя до конца жизни можно под себя гнуть и не сломать. Я зацепилась за одну фразу: — Ты меня выбрал? — А еще есть сомнения? Мне только на лбу осталось татуировку набить «Кир хочет Машу до такой степени, что готов месяцами выплясывать перед ней танцы с бубном, уговаривать, уламывать, выкупать ее имя, спускать деньги на звонки и идти на любые сделки». У меня проскользнула невольная улыбка: — Не настолько большой у тебя лоб, не поместится. — Тогда на члене. Я все-таки рассмеялась. И он сразу облегченно улыбнулся — вероятно, именно к этой точке и хотел подвести.