Кретины начали обсуждать длительные отключения электроэнергии, которые пережили сами или были наслышаны. Полярный вихрь в 2018, или тот сильнейший снегопад, когда намело полтора метра сугробов, и электричество отключилось на неделю. Никто из них ничего не понял. Люди никогда не понимали. Они всегда искали самое простое объяснение и хватались за него обеими руками. Именно поэтому так быстро процветали теневые группировки. Пайк все еще держал в руке букет лилий. Лепестки примялись в том месте, где он прижимал их к груди. Свободной рукой вытащил из кармана айфон. Как и ожидалось, тот не работал. Пайк не считал себя дураком. Электросеть не имела никакого отношения ни к автомобилям, ни к телефонам. Тут что-то другое. Что-то еще. Может, какая-то вспышка на солнце или кибератака со стороны страны-изгоя. А может, правительство США, наконец-то, обернулось против собственного народа. Но Гэвину плевать. Он думал лишь о своей охотничьей хижине. О той приятной обстановке, которую создал для этого места. Первоклассный генератор, работающий на свет, тепло и систему безопасности — все это регулировалось автономной компьютерной системой. Подключаясь к камере, доступ к которой был на одноразовом телефоне, Пайк мог наблюдать за Ханной в любое время, когда пожелает. В разгар штабного совещания. За ужином с матерью. На работе. Что всегда вызывало в нем легкий трепет. Кайф гораздо более сильный, чем доза крэка. Гэвин вытащил второй телефон. Он не включался, как и айфон. Возможно, генератор все еще работал, и дверь заперта. Единственный способ узнать наверняка — проверить собственными глазами. У Гэвина не оставалось выбора. Он бросил букет на усыпанную стеклом улицу. Ему нужно добраться до хижины. Глава 6 ХАННА День первый Снег колебался. Нет, не так. Там было что-то белое, и оно двигалось по снегу. Ханна затаила дыхание, ее сердце колотилось о ноющие ребра. Все это время она представляла себе гулкий, яростный лай, принадлежащий немецкой овчарке или гигантскому слюнявому ротвейлеру, а может, и демоническому Церберу. Реальность же оказалась совсем не такой, как она себе представляла. Огромный белоснежный пес натянул цепь, соединяющую его ошейник со стальным кольцом, прикрепленным к маленькому сараю — собачьей будке, как теперь стало ясно. Мех у него был густой и косматый. Пес казался огромным, с массивной головой, почти вдвое больше ее собственной. Он мог весить фунтов сто пятьдесят, а то и больше. Пес был прекрасен. Ужасно пугающий, но красивый. Он увидел ее в окне и сорвался с яростным лаем. Владения собаки четко обозначались грязными следами, оставленными на снегу. Ханна узнала эту породу, хотя ее разуму потребовалось много времени, чтобы вспомнить точное название. Пиренейская Горная. Вопреки здравому смыслу, она открыла заднюю дверь. Кожу обдало холодом, ледяные пальцы которого скользнули по ее шее, обжигая щеки. Ханна плотнее обернула шарф вокруг шеи и накинула на голову меховой капюшон куртки. Волосы на затылке встали дыбом, как если бы за ней наблюдали. Кровь ударила в голову, и она покачнулась, ощущая головокружение. Пришлось упереться одной рукой в дверь. Ханне стоило помнить, что в ее состоянии нужно действовать медленно. В ее состоянии. Разумом она избегала правды. Ей не хотелось думать об беременности. Последние семь или восемь месяцев старалась не обращать внимания на свой живот, и, по крайней мере, сможет игнорировать его еще какое-то время. Восстановив равновесие, Ханна медленно повернулась, прищурившись, в попытке различить тени деревьев и белые сугробы. Хлопья снега осыпались с ветки сосны, мягко упав на землю. Она вздрогнула, лихорадочно оглядывая двор и деревья в поисках движения или любых признаков присутствия тюремщика. Но там никого не было. Лишь деревья и снег. Она и собака. У Ханны болели глаза. Тупая боль отдавалась в затылке. Но если она прищурится, спрятавшись за темными очками, то сможет разглядеть. День стоял пасмурным, солнце пробивалось сквозь гряду темных туч, которые обещали приближение метели. Надвигалась пурга. Ей нужно спешить. Вместо того чтобы вернуться за лыжами и новым рюкзаком, Ханна направилась к собаке. Разумом она понимала, что ей нужно убраться отсюда как можно быстрее, а не брести к проклятому псу. Но ничего не могла с собой поделать. Ханну тянуло к нему почти против ее воли. Сапоги глубоко утонули в снегу, а нос защипало. С каждым вздохом холодный воздух обжигал ее горло. На улице было свежо и чисто, пахло сосной, землей и чем-то диким и живым. Свободой. Ханна открыла рот и тут же закрыла его. Резко вдохнула, когда воздух снова обжег ей горло. Она так давно не говорила вслух. Она не разговаривала с ним. Ей нечего было ему сказать. Первые несколько лет Ханна часто пела. Каждый день пела часами, запоминая написанные ею песни, создавая мелодии, ритмы и гармонии. Она любила петь и собиралась выучиться на преподавателя музыки. Но теперь она больше не пела. Единственные звуки, которые он хотел услышать от нее — это крики, стони боли и смирения. Тюремщику не нужно ее пение. И, возможно, Ханна начала верить в то же самое. Она шагнула ближе, не сводя глаз с собаки. Пес стоял, глядя на нее в упор. Он не лаял и не рычал, а просто смотрел на нее. Все это время Ханна думала о нем как о враге, его приспешнике. Свирепом охраннике, дабы убедиться, что она останется здесь, в ловушке, до конца своей жалкой жизни. Она презирала эту собаку почти так же сильно, как ненавидела своего похитителя. Но, возможно, она ошиблась. Ханна нерешительно подошла ближе. Собака не шевелилась. Она сделала еще один шаг. Было так холодно, что Ханна могла видеть белые клубы своего дыхания. Пес поднял голову, навострив уши и склонив морду набок. Изучая ее, точно так же, как и Ханна изучала его. Лапы собаки были забрызганы грязью, а мех местами спутан. Даже такая огромная, она все равно выглядела слишком худой. Косматая шерсть не скрывала тощие ребра. Толстая металлическая цепь смотрелась кощунственно на таком царственном животном. Не имело значения, насколько грязным и оборванным казался пес, потому что он выглядел так, словно принадлежал одному из великих мифических королей. Королю Артуру или, может, великому военачальнику викингов. Пес не враг для нее. Он был пленником. Таким же, как и она. Умрет ли пес, если Ханна уйдет? Должно быть, у него есть еда и источник воды, который не замерзал в сарае, служившем ему конурой. Но насколько ему хватит? Станет ли похититель кормить пса, если ее здесь больше не будет? Если сторожу нечего станет охранять? Ханна сделала еще один шаг. Пес зарычал глубоким предупреждающим рокотом. Черная пасть изогнулась, и стали видны длинные острые зубы. Гигантские челюсти могли сжать горло взрослого человека и разорвать его на куски в считанные секунды. Ханна в этом не сомневалась. Казалось, пес мог легко за грызть и оленя. Она стала бы для него легкой добычей, и ей не следует идти на такой риск. Каждая секунда, проведенная здесь, лишь приближала момент, когда ее снова поймают и притащат назад, гнить в подвале. Живьем сдирая кожу, или еще как-то пытая. Совершая с ней нечто ужасное — то, чего Ханна не могла себе даже представить. Ей нужно уходить. Но что-то удерживало Ханну на месте. Что-то, не позволявшее ей бросить этого пса. Он все еще находился в ловушке, оставаясь пленником того же тюремщика, что пытал их обоих. Ханна не могла просто взять и бросить собаку.