С одним в патроннике и полным магазином у него восемнадцать патронов. Три предварительно заряженных обоймы по семнадцать патронов лежали в легкодоступном подсумке его рюкзака. Плюс два конфискованных пистолета и все патроны, которые у них оставались. Шум сейчас не имел значения. Его уже заметили. Второй подошел к остальным и дико жестикулировал, тыча пальцем в сторону библиотеки, его голос звучал как невнятный крик на ветру. Еще крики. Остальные повернулись в сторону Лиама и подняли оружие. Пятеро нападавших бесстрашно пробирались по центру улицы. Они не разделились. Никто не отступил назад, чтобы прикрыть остальных. Мародеры — это не обученные солдаты, не вражеские комбатанты или повстанцы. Просто панки и хулиганы. Но это не значит, что они не опасны. Или что им не повезет. Это он усвоил на собственном опыте. Лиам пробирался вперед в темноте, двигаясь перебежками от машины к машине, используя их в качестве своего прикрытия. Вскоре он приблизился на тридцать ярдов, и бандиты потеряли его из виду в кромешной тьме и снегу. — Куда он, черт возьми, делся? — крикнул крепкий латиноамериканец. — Он был прямо здесь! — прокричала уже женщина. — Я видела его всего секунду назад. — Я убью его! — в ярости заявил Второй. — Я вырву его чертовы глазные яблоки! Он убил Мейсона и Пита! Я знаю это! — Как он смог опередить тебя? — спросил третий парень, такой молодой, что его голос все еще ломался. — Там оказалось слишком темно! — запротестовал Второй. — Он убил Мейсона! Что я должен был делать? — Будьте внимательны! — Четвертый мужчина, невысокий и толстый, нес дробовик, прижатый к плечу, и с каждым шагом медленно сканировал окружающие здания через прицел. — Он может быть где угодно. Лиам пробрался за «Хонда Аккорд» и добрался до минивэна устаревшей модели. Снег лежал так же высоко, как и наклейки с изображением семьи на заднем стекле — мама, двое детей в футбольной форме, маленькая собачка. Он находился уже в пятнадцати ярдах. Лиам присел за опорой двигателя и уперся руками в капот. Он вгляделся в падающий снег и увидел голову первого противника — грузный латиноамериканец, оранжевая шапочка надвинута на уши, без капюшона. Лиам дважды нажал на спусковой крючок. Глава 49 ХАННА День восьмой Ханна забилась в угол. Подтянула колени к вздувшемуся животу, прижалась позвоночником к книжному шкафу, набалдашники твердых обложек тыкались в ее поясницу сквозь пальто. Она дрожала, прислушиваясь к звукам снаружи. Холод проникал в ее кожу под одеждой, хотя по обе стороны от нее лежали кресла-мешки. Миновало несколько минут. Она точно не знала, сколько прошло времени. Ей было страшно. Она скучала по Призраку. Ханна надеялась, что он в безопасности, надеялась, что с Лиамом все в порядке. Шум постепенно проникал в ее сознание. Мягкий стук ботинок по ковру. Она подняла голову, моргая в темноте. Скрип. Стук опрокинутого стула. Лиам вернулся? Она открыла рот, но из него не вырвалось ни звука. Какой-то первобытный инстинкт заставлял ее молчать. Ханна не хотела выдавать себя, пока не узнает наверняка. Шаги приближались. Пульс громко стучал в ушах. Она затаила дыхание, напрягая слух. Крики и вопли вдалеке. Теперь они казались громче, интенсивнее, злее. Шаги прекратились. Щелчок. Ханна затихла. Щелк, щелк, щелк. Ее сердце стало холодным, как глыба льда. Он. Он здесь. В библиотеке. С ней. Глава 50 ХАННА День восьмой Тошнотворно-сладкий аромат гвоздичных сигарет захлестнул ее разум. Ей нужно двигаться. Она должна двигаться прямо сейчас, черт возьми. Ужас приклеил Ханну к месту. Он найдет ее, причинит боль, сделает хуже, чем когда-либо. Его самое страшное невозможно представить, его самое страшное — это зло, которое она знала лучше, чем кто-то еще. Ее изуродованные пальцы пульсировали знакомой мучительной болью, словно он ломал их заново, сжимая все сильнее и сильнее, наблюдая за ней с опасной улыбкой. Щелк, щелк, щелк. «Нет! Приди в себя! Ханна, вставай!» Она стояла на руках и коленях. Ханна не знала, не помнила, как это сделала, но она сдвинулась с места, отчаянно отползая от него, от этого ужасающего звука: щелк, щелк, щелк. Крышка зажигалки то открывалась, то закрывалась, то снова открывалась, пока он размышлял над тем, как будет мучить ее следующий раз. Ему нравился этот звук. Он возбуждал его. Она поползла вдоль дальней стены, перпендикулярно стеллажам, к окнам. Темнота вокруг словно ожила, зашевелилась, задвигалась и забилась в углы. Ханна не хотела в это верить, но каждой клеточкой своего существа знала — знала, что это он. — Ханна, — раздался знакомый насмешливый, певучий голос. Ее кости завибрировали под кожей. Сердце затрепетало в груди. Чернота нависла над ее глазами, темная засасывающая черная дыра небытия, грозящая забрать ее с собой, унести куда-то еще, куда-то в оцепенение и пустоту. Но она всегда возвращалась. Ханна всегда возвращалась, и когда это происходило, он все равно оказывался рядом. Всегда приходил за ней. Она боролась за то, чтобы сохранять сознание, чтобы мозг оставался ясным, даже когда ужас накатывал на нее огромными волнами. Ей отчаянно хотелось свернуться в клубок и закрыть голову руками, как ребенок закрывает лицо одеялом — если она не видит монстра, значит, его здесь нет. Он не существует. Он не разорвет ее на куски своими когтями и клыками. Еще как разорвет. Этот монстр реален: не плод ее воображения, не кошмар, даже не воспоминание. Он здесь. Ей нужно спрятаться, убежать. Книги. Она считала их, пока двигалась. Было слишком темно, чтобы прочитать названия на корешках, но она знала их форму, любила их пыльный знакомый запах. Они помогали Ханне сосредоточиться, возвращали ее назад. Раз, два, три… Восемнадцать, девятнадцать, двадцать… Сорок два, сорок три, сорок четыре… Панический туман в ее сознании отступил на мгновение. Этого достаточно. Она проползла мимо одного прохода, затем другого, темный туннель каждого ряда таил в себе монстра, готового выпрыгнуть на нее. Где же он?