— Я ничего тебе не скажу! — прокричала она. Он крепче сжал ее руку, чувствуя, как скрипят и скрежещут ее хрупкие кости под давлением его большого пальца. От предвкушения у него участился пульс. — В конце концов, все ломаются, — сказал Пайк. — Все. Глава 39 ЛИАМ День седьмой Лиам топал по снегу в снегоступах, Ханна шла прямо за ним, а пес пробирался между деревьями поблизости. День был безветренный, снежинки падали быстро и бесшумно, заглушая все звуки. Снегоступы распределяли их вес и позволяли не проваливаться в глубокий снег при каждом шаге. Обоим уже доводилось пользоваться снегоступами, но Ханне эти оказались слишком велики, и ей с трудом удавалось найти ровный, устойчивый ритм. Ее состояние усложняло задачу. Перед их уходом Сиси вручила им две пары снегоступов — свои и ее покойного мужа. — С таким дряхлым телом я не пойду ни в какой дальний поход, — сказала она, пренебрежительно махнув рукой. — Не в эти дни. Рикардо обрадовался бы, зная, что его вещи пригодились. Кроме того, она настояла, чтобы они остались на ночь, учитывая, что сумерки уже спустились, когда они поели и согрелись. Ханне необходимо теплое, безопасное место для сна, поэтому, несмотря на опасения Лиама, они согласились на ночлег. Приняв душ и отмыв зудящую кожу головы и грязные тела, они постирали одежду. Сиси приготовила им вкусный ужин из последней порции жаркого, картофельного пюре и зеленой фасоли. Однако, как бы приятно это ни было, он не позволил себе расслабиться. Ни на секунду. Лиам сморгнул усталость с глаз. Острый укол холода заставил его насторожиться. Прошлой ночью он не спал по-настоящему. В армии он научился бодрствовать, впадая в некое медитативное состояние. Что-то вроде «кошачьего сна», когда он погружался в очень легкий сон, отключая все постороннее за пределами сознания. Кофеиновые таблетки, которые он принимал, тоже неплохо помогали. Лиам охранял дом до рассвета, высматривая психопата. Он не сможет снова одержать над ними верх. Лиам этого не допустит. Призрак тоже взял на себя обязанность патрулировать дом. Он постоянно перемещался из кухни в столовую, в гостиную и обратно, принюхиваясь к дверям и окнам и время от времени бросая на Лиама пренебрежительные взгляды, словно, не доверяя Лиаму выполнение работы. После ничем не примечательной ночи они плотно позавтракали и утром покинули жилище Сиси. Гостеприимная хозяйка настояла на том, чтобы они положили в рюкзаки еще одну свежую буханку хлеба, две коробки крекеров «Ритц», две банки тунца и маленькую баночку арахисового масла. В их флягах и бутылках плескалась свежая вода. — Конечно, не настоящий пир, но это поможет вам добраться до следующего города, — сказала она, отмахиваясь, когда Лиам и Ханна пытались ее поблагодарить. Когда они уходили, то использовали большие сосновые сучья, чтобы заметать следы на протяжении первых нескольких сотен ярдов в лесу, а затем изменили направление, чтобы сбить преследователя с толку. Толстые жирные хлопья, падающие с неба, скоро засыплют их следы. Оставалось надеяться, что этого будет достаточно. Лиам держал «Глок» двумя руками, постоянно сканируя деревья вокруг и позади них, оглядываясь назад и ища тени или движение, которое им не принадлежало. Он не видел ничего, кроме снега, деревьев и еще большего снега, не слышал ничего, кроме их собственного неровного дыхания, взмахов снегоступов, редких хлопков снега, падающего с веток, или белок, пробирающихся сквозь заросли. Несмотря на все их усилия, зубы Ханны не переставали стучать. Она выглядела несчастной, но изо всех сил старалась не отставать от него. Она ни разу не пожаловалась. Ханна просто продолжала идти, стиснув челюсти, между бровями пролегла складка, глаза почти остекленели от сосредоточенности. Она не скажет ему, что ей нужно остановиться. Он сам должен это предложить, иначе она упадет. Он почувствовал жалость к ней и растущее, пусть и неохотное, уважение. — Здесь, — сказал Лиам, указывая на место в нескольких ярдах от тропы. Тропа шла прямо в обоих направлениях, так что у него имелся хороший обзор. Справа от них лежал большой плоский валун диаметром около пяти футов. — Пора обедать. Она благодарно кивнула и опустилась на камень. Сгорбилась, поднесла руки к лицу и подышала на озябшие пальцы. Ее лицо вягледело призрачно-бледным и обветренным, глаза и нос покраснели. Костер мог бы согреть ее, но на него ушло бы слишком много времени, и это слишком рискованно. Им следовало увеличить расстояние между собой и психом. Лиам решил, что им следует остановиться в крошечной деревушке Бранч, чтобы пополнить запасы, найти приют на ночь и поискать транспорт. Как бы Ханна ни утверждала обратное, она не могла день за днем преодолевать километры пешком. Не в ее состоянии. По его расчетам, они находились в каких-то пяти милях от Бранча, что недалеко от тропы, все еще ведущей на юг. До наступления сумерек оставалось четыре часа. Когда они доберутся до населенного пункта, то смогут найти заброшенный дом, амбар, а может, даже гостиницу, если повезет. У Лиама имелись деньги, если они им понадобятся. Они съели рыбу с тунцом и крекеры «Ритц» от Сиси. Призрак пил воду, которую Ханна налила в походную кастрюлю. Пес рыскал кругами вокруг них, его пушистый хвост развевался как флаг, когда он взбивал снег лапами и издавал довольное гавканье. Хоть кто-то наслаждался снегом. Ханна запихнула в рот целый крекер и с жадностью жевала. Большие мокрые снежинки оседали на ее капюшоне, плечах, ресницах. — Как думаешь, каким будет этот городок? — Без понятия, — пробормотал Лиам. — Какими ты нашел другие места? По дороге сюда? — Плохими и становились все хуже. — А как насчет Чикаго? Лиам напрягся. Он снова увидел самолеты над головой, услышал взрывной треск. Ужас, бегство, кровь. Отчаянные, умоляющие глаза Джессы, смотрящие на него. Пожалуйста, Лиам. Пожалуйста. Он выкинул ужасные образы из головы. — В Чикаго творился сущий ад. Ханна молчала несколько минут. Просто жевала, глотала и запивала водой. Вытерла текущий нос. — Я скучаю по людям. — А я нет. — Не скучаешь? — Лучше быть одному Она замолчала на мгновение. — Одиночество — это ужасно. Одиночество — худшее чувство в мире. Стыд пронзил его до глубины души. Он предпочел остаться один. Потому что прошлое безжалостно преследовало его. Потому что он был человеком, которого донимали призраки. То, что он пережил в Афганистане и Ираке, в раздираемых войной странах по всему миру… Воспоминания приходили к нему во снах, мучили его. Он видел худшее, что человечество могло сделать друг с другом. И это оставило на нем шрам. Для него одиночество стало утешением. «И отговоркой», — прошептала ему на ухо Джесса. Он мысленно увидел лицо Джессы, разочарование в ее глазах. Ханне не дали выбора. Его у нее отняли. Лиам наблюдал за снежинками, порхающими вокруг них кружевными вихрями. Снежинки приземлялись и быстро таяли на его щеках, носу. Холодные и мягкие. — Люди делают друг с другом ужасные вещи, — виновато пробормотал он. — Люди опасны. Особенно сейчас. По лицу Ханны пробежала тень. Острая боль застилала глаза. С ней происходили ужасные вещи. Она знала, что люди делают друг с другом — ей вовсе не нужно, чтобы он напоминал об этом. — Не все. Лиам был удивлен, что у нее осталась хоть какая-то вера в человечество. У него ее не осталось. — Нас просто ввергли в хаос, с ограниченными и быстро сокращающимися ресурсами. Поставь на кон еду, кров и выживание, и люди зарежут тебя за буханку хлеба. — Я в это не верю, — проговорила она тихо — так тихо, что он почти ее не услышал. Ханна закончила есть, медленно завернула крекеры и засунула их обратно в рюкзак. — Я не могу в это поверить. Она смотрела на него, снежинки прилипали к влажным прядям волос, выглядывавшим из-под шапки и мехового капюшона. Ее глаза казались такими же зелеными, как пихты и ели вокруг них. Ханна смотрела на него пристально и не мигала. С напряжением. — Некоторые люди плохие. В мире есть зло. Я знаю это. Но есть и хорошие люди. Такие, как Сиси. «Такие, как Линкольн и Джесса». Два человека, которых он любил больше всего на свете. Лиам отвернулся.