— Ну примерно ведь знаешь. Лично я никогда не забуду ночи, проведённые на сеновале. Ханна сморгнула поток горьких слез. Инстинктивно она дотронулась изуродованной рукой до своего живота, хотя, обычно старалась так не делать. Ее вздувшийся живот служил постоянным напоминанием о нем, о том, что он с ней сделал, о зле, которое вложил в нее. Ханне было слишком больно думать, не то что попытаться объяснить. Сиси, казалось, почувствовала ее сопротивление и сжалилась: — Когда я впервые тебя увидела, то подумала, что ты на шестом месяце, но вблизи ясно, что срок большой. Ты слишком худая. Все тощее — руки, ноги и живот. Но он опустился. Значит уже скоро, да? Сиси только что подтвердила опасения Ханны. Ее терзало беспокойство. Оставалось мало времени. Что она будет делать, когда придет время? Ханна понятия не имела. Она старалась не думать об этом. Просто не могла думать о том, что случилось в тот раз. О том, что он сделал. Темнота звала, шептала в ее голове. В груди похолодело. Ханну накрыла волна головокружения. Она прислонилась к ближайшему комоду, потому что ноги ослабли и дрожали. — Ты в порядке? — откуда-то издалека донесся голос Сиси. Кровь. Боль. Пронзительный крик. Ханну охватил ужас. Он поднимался все выше и выше, словно шторм, волна за волной. Ханна отчаянно оглядела комнату в поисках чего-нибудь, что можно посчитать, на чем заострить внимание. Выцветшие золотые полосы на старинных обоях. Раз, два, три… Ханна пересчитала их еще раз, потом еще. Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь… — Что случилось, милая? Ханна моргнула. Теплая, уютная комната медленно возвращалась в фокус. Как и старуха в цветастом домашнем платье, в длинных кальсонах и с сочувствием на морщинистом лице. Ханна глубоко вздохнула, пытаясь вернуться в настоящее. Она в безопасности. Его здесь нет, он не причинял ей боль. Но все равно находился где-то там, бродил по сотням миль лесного массива. Наверняка, подбираясь все ближе и ближе. — Я… Мне очень жаль. — Ханна вытерла холодный пот со лба. Ее кольнуло чувство вины. На нее велась охота. Ханна должна предупредить Сиси, что зло, которое выслеживает ее, может прийти и сюда, в этот теплый и уютный дом. — Мне нужно вам кое-что сказать. Возможно, вы не захотите, чтобы мы остались. За мной охотится один мужчина. Очень плохой. Он хочет причинить мне боль и может прийти сюда. Сиси фыркнула: — Дорогая, я знаю, как о себе позаботиться. — Но если он… — Я хорошо знакома с плохими людьми и тем, что они творят. Для этого и нужен мой «Ремингтон». Ханна вежливо кивнула: — Но… — Ты, что, все прослушала? Я живу здесь одна, и это мой выбор. Я буду жить и умру на своих условиях. И благодарна за каждый день, что бы ни случилось. — старуха цокнула языком: — Обо мне не беспокойся. — Хорошо, — сказала Ханна. По крайней мере, она пыталась. — Ладно. — Это не мое дело, но я все равно скажу. — Сиси взяла ее за руку чуть выше локтя и сжала. — Я вижу в тебе страх. — Ханна инстинктивно отпрянула, но Сиси не отпускала ее. Глаза старухи сверлили ее, словно та могла заглянуть в самую темную глубину души. — Именно это я и имела в виду, — сказала Сиси. — Есть два вида страха. Здоровый страх поддерживает в вас жизнь. Это тот инстинкт, который мы, женщины, склонны игнорировать. Ты следуешь своим инстинктам и остаешься в живых. Страх предупреждает нас быть внимательными. Двигаться. Стоять на своем и сражаться. Именно так наш мозг предупреждает об опасности. Без страха все мы — олени, пойманные в ловушку посреди дороги — оглушенные фарами и умирающие каждый раз. — А другой вид страха? — хрипло спросила Ханна. — Такой страх пленяет тебя и не отпускает. Он вонзает свои когти и превращает тебя в того, кем ты не являешься. Этот страх разрушает изнутри. Ханна сглотнула и ничего не сказала. Она сомневалась, что сможет. Но точно понимала, что имела в виду Сиси. Ханна жила в этом страхе каждую секунду каждого дня. Сиси отпустила ее руку. — В тебе есть этот страх, но ты не должна его скрывать, девочка. Ты единственная, кто может его преодолеть. Не имеет значения, что там. — Старуха постучала себя по груди. — Главное — то, что здесь. — Как… Как от него избавиться? Сиси закатила глаза. — Если б я только знала… — Старуха кивнула на оружие, зажатое в руке Ханны. — Начни с него. А там сама поймешь. Глава 37 ПАЙК День седьмой Пайк наблюдал в прицел винтовки за обшарпанным белым дощатым домом. Запах древесного дыма наполнил его ноздри, отчего захотелось закурить. Из трубы валил дым. Занавески были открыты. Пайк мельком заметил какое-то движение в окнах кухни. Сгорбленная старая латиноамериканка. Три пары следов — ботинок и собачьих явно вели к входной двери. Старуха, женщина и мужчина. Пайк выследил их достаточно легко, всегда стараясь держаться с подветренной стороны. Только бы проклятый пес не предупредил их. При первой же возможности он выстрелит шавке в голову. Крупные снежинки падали с серого вечернего неба. Скоро стемнеет. Снег шел уже некоторое время и в ближайшее время точно не прекратится. Неважно. Их следы оказались достаточно глубокими, и идти по ним очень легко. Пайк перекинул винтовку через грудь, поправил рюкзак и поднялся из-под большой ели. Он стряхнул снег и бурые сосновые иголки с куртки и штанов. Затем вытащил сигарету и поднес ее к губам. Выудив свою «Зиппо», Пайк повертел ее в руке — старый знакомый вес — прежде чем, наконец, открыть, щелкнув кремневым колесом, и поднести пламя к лицу. Он ощутил вкус дыма в легких, почувствовал, как никотин проникает в мозг. Докурив сигарету, Пайк бросил ее на снег и раздавил носком ботинка. Теперь он готов. Стараясь держаться в тени деревьев, медленно обошел дом, в поисках места, где следы снова появлялись. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что старуха в доме одна. К тому времени, как он добрался до дома, мужчина и Ханна уже ушли. Но они были здесь. Вот что имело значение. Нахмурившись, Пайк снова сделал круг. Снег падал все сильнее, заслоняя ему обзор. Без разницы. Следы людей на двух футах снега читались легко. Их мог выследить и ребёнок. Правда у Пайка пока не получалось. Где же они? Он побрел по снегу, возвращаясь к краю поляны. Двор пересекали следы, ведущие в лес и из леса в нескольких направлениях. Пайк еще раз внимательно осмотрел участок, пока не нашел два следа и отпечатки лап пса. Собачьи следы находились на расстоянии друг от друга, как будто пес бежал впереди людей. Все трое вышли из дома, пересекли поляну и направились в лес в юго-западном направлении. Отпечатки явно не от ботинок. Они были широкими и неглубокими. Снегоступы. Оказавшись в лесу, Пайк потерял след. Ветер гонял снежное полотно, усеянное опавшими сосновыми шишками, мелкими веточками и звериными следами. Под свежевыпавшим снегом едва виднелись ровные углубления. Пайк тихо выругался. Они пытались замести следы, задевая сосновые ветки. Даже без жалкой попытки обмануть его, неглубокие следы быстро накроет снегом. При такой скорости он потеряет их меньше чем за час. После леса они могли оказаться в любом из полудюжины маленьких городков, в зависимости от того, какую дорогу выберут, когда выйдут из Национальной лесозоны. Пайк повернулся и посмотрел на дом, в нем закипала ярость. Он покрепче сжал винтовку. Все из-за этой дряхлой старухи. Она укрывала их. И, возможно, знает, куда они направляются. Старуха расскажет ему, и Пайк сможет перехватить своих жертв неожиданной засадой. Но, даже если бабка не сможнт сказать ему ничего полезного, это уже не имело значения. Пайк заставит ее страдать за то, что она помогла им. Старуха заплатит своими сломанными по очереди костями. Наступили сумерки. Тени на снегу сгустились, а луна полностью скрылась. Под покровом сумерек он прокрался через поляну к дому. Затем заглянул в окно на кухню. На столешнице стоял масляный фонарь. Старухи нигде не видно. Через коридор, ведущий из кухни, Пайк заметил небольшую гостиную и деревянную лестницу.