При этом имени все апсароки поднялись с земли. От уныния не осталось и следа. — Если ты Разящая Рука, — сказал апсарок, — то еще не оставил нас Великий Дух. Быть побежденным тобою — не есть срам. Я буду жить. — И Громовой Удар будет жить, его победил Виннету — вождь апачей. Почтительным молчанием ответили на эти слова апсароки. Виннету подошел к Громовому Удару и сказал: — Апсароки наши друзья. Мы выкурим с ними трубку мира. — Да, — подтвердил Разящая Рука, — и мы скажем вам, у кого находятся ваши лекарства. Мы даже проведем вас к похитителям. — Кто же воры? — Отряд сиу-оглала, которые направились к горам Желтой реки. — Как! — воскликнул вождь апсароков. — Это были оглала? О, я узнаю в этом руку Великого Духа! Наконец-то напал я на след врага и отомщу собаке, вождю их! Он отрубил мне ухо! Настал час мщения! Страшно было смотреть на гиганта. Глаза его сверкали, и он потрясал ножом в воздухе. — А теперь, — продолжал он, — сядем у Костра Советов. Мы — друзья ваши, и следовать за такими знаменитыми мужами — великая честь для наших воинов! Таким образом, враги были обращены в друзей и число участников предприятия значительно возросло. Глава девятая ПОПАЛИСЬ! «Сенат и конгресс Соединенных Штатов Америки отдают местность на территории Монтана близ истоков реки Иеллоустон в общественное пользование в качестве парка или увеселительного места. Всем без исключения воспрещается селиться или строиться на означенной местности, и парк должен находиться под контролем и заведованием Министерства внутренних дел». Так гласит закон, принятый конгрессом 1 марта 1872 года. Закон этот, следствием которого был подарок народу, — подарок, о величии которого никто не подозревал, прошел благодаря профессору Хайдену, который первым исследовал эту страну чудес, носящую теперь название Национального парка. Бурные реки, величавые Скалистые горы пересекают эту дикую местность, занимающую девять тысяч пятьсот квадратных километров. Чистый горный воздух ее и многочисленные минеральные источники могли бы принести немало пользы страждущему человечеству. Дикие гейзеры гигантскими фонтанами возносятся в облака, стеклянные скалы переливаются всеми цветами радуги. Тихие прелестные озера, на которых отдыхает глаз наблюдателя, сменяют дикие лощины, леса, долины, усеянные опалами, яшмой, агатами и халцедонами. В этой дикой местности у истоков реки Иеллоустон горело несколько костров. Общество, как предвидел Разящая Рука, перешло Иеллоустон и на следующее утро собиралось направиться к Огненной реке, где кипели гейзеры, которые индейцы называли Кун-туи-темба (то есть Пасть Ада), и где была могила вождя, которая и являлась целью путешествия. Последнее подвигалось гораздо скорее, чем можно было предполагать. Хотя цель уже была близка, оставалось еще три дня до полнолуния, и Разящая Рука был убежден, что сиу еще не появлялись здесь. — Они едва ли еще достигли Кольцовой горы, — заметил он в разговоре, — и мы от них в безопасности. — А как надо ехать от Кольцовой горы? — спросил Мартин Бауман. — А вы хотите прокатиться по ней, дружок? Хотя Мартин Бауман и не заметил испытующего взгляда, которым сопровождался этот вопрос, однако отвечал не без легкого смущения: — Вы, я думаю, не забыли, что этим путем повезут моего отца. Говорят, этот путь опасен? — Нисколько, хотя, конечно, есть места, к которым опасно приближаться, как, например, около гейзеров или Великого Каньона. К этому месту не может приблизиться ни одно человеческое существо, под страхом смерти… Там можно задохнуться… Вода в реке, которая течет внизу, по дну пропасти, и сверху, кажется серебряной нитью, масляниста, имеет серный вкус и распространяет невыносимую вонь. — А где мы завтра будем в это время? — спросил Мартин. — У верхней части Каньона. Что это вас так беспокоит? — Я боюсь за отца. Жив ли он еще? — Разумеется. — Как знать? Может быть… — Не бойтесь. Я прекрасно знаю этих краснокожих. Сиу покончат с ним не раньше, чем достигнут могилы вождя. Мне вы можете поверить. С этими словами Разящая Рука завернулся в одеяло и притворился спящим. Но сквозь полуопущенные ресницы он зорко наблюдал за Мартином, Джемми и Фрэнком, которые о чем-то украдкой перешептывались между собой. Через некоторое время толстяк поднялся и с беспечным видом медленно направился к лошадям. Разящая Рука встал и, крадучись, последовал за ним. Увидев, что Джемми взнуздал свою лошадь, он быстро приблизился к нему: — В чем провинилась ваша бедная кобыла, мистер Джемми, что вы не даете ей спокойно пастись? Застигнутый врасплох, Джемми испуганно обернулся: — А! Это вы? А я думал, что вы спите! — А я до сих пор думал, что вы честный малый! — Тысяча чертей и одна бомба! А теперь? — Почему вы меня так испугались? — Вот странно! Очень просто: почему пугается всякий, кого неожиданно окликают ночью? — Ну, тот плохой охотник! Храбрец не должен шелохнуться, даже если у него над ухом неожиданно прогремел выстрел. Что это вам вздумалось взнуздывать лошадь? Толстяк попытался скрыть свое смущение под личиной гнева: — Ну, теперь я не понимаю, почему не могу распоряжаться собственной лошадью? — Только не тайком! — Об этом не может быть и речи. Просто некоторые лошади кусаются, и я хочу сберечь свою кобылу, которую и без того три раза зашибли. Грех не велик! Он отвернулся, чтобы воротиться в бивак. Разящая Рука положил ему руку на плечо: — Подождите немного, мистер Джемми. Я хотел не оскорбить вас, а лишь предостеречь. Уже одно то, что я делаю это с глазу на глаз, может вам доказать, как я вас ценю! Джемми передвинул шляпу, поскреб затылок и ответил: — Сэр! Другому я бы начистил физиономию, но от вас приму предостережение. Ну, договаривайте! — Хорошо! Что за секреты у вас с сыном охотника? Джемми ответил лишь после маленькой паузы: — Секреты? У меня с ним?! Ну, тогда эти секреты так секретны, что я сам про них ничего не знаю! — Вы вечно шепчетесь! — Он хочет выучиться по-немецки! — Для этого нечего шептаться. Я боюсь, что он задумывает какое-нибудь сумасбродство, которое, может быть, делает честь его сыновней любви, но никак не рассудку. Не говорил ли он вам чего?.. — Гм!.. А вам? — Мне? Нет!.. — Ну, так вам он, очевидно, больше доверяет, чем мне. — Вы, как кажется, избегаете прямого ответа? — И не думаю! — Итак, он вам ничего не доверял, что могло бы касаться предприятия? — Тысяча чертей! Если человеку вздумается сделать меня поверенным в своих семейных и сердечных делах, то я не имею права передавать их кому бы то ни было! — Хорошо. То, что вы сейчас сказали, было хоть и грубо, но справедливо. Зато теперь, если случится что-нибудь, то я слагаю с себя всякую ответственность! Поняли? Он повернулся и ушел в сторону, противоположную биваку. Прогулкой он хотел успокоить гнев, возбужденный в нем поведением Джемми.