Это покажется странным, но никто не видел в незаметном мальчишке безбашенного певца Кея, умеющего раскачать толпу почти до состояния экстаза, и я тоже была в числе этих людей. Несколько лет я не замечала Антона, а он проходил мимо, словно меня не существовало, и это, наверное, продолжалось и сейчас, если бы не случай и доброта глупой девочки Кати, которая пожалела своего странного неразговорчивого одногруппника, подумав, что тот страдает из-за своей неразделенной любви к ее лучшей подруге Ниночке. А он, поняв, что я отношусь к разряду, как сам говорил, хороших девочек, решил поиграть. Да-да, именно поиграть, ведь играть с людьми и их чувствами было одним из его любимых развлечений! Кей использовал образ ничем не примечательного Антона не только для того, чтобы спокойно учиться в университете, избегая встреч с фанатами и не нервируя студентов и преподавателей постоянным присутствием прессы в коридорах университета, но и для того, чтобы очаровать очередную свою игрушку женского пола. Как я говорила, он выбирал «хороших», по его мнению, девушек и начинал общаться с ними в образе то студента Антона, то музыканта Кея. Ему было интересно – кого же выберет девушка? Хорошего и заботливого, но посредственного Антона или же плохого и эгоистичного, но красивого Кея? Он хотел доказать самому себе, что людям важен он сам, а не статус и сценический образ. Но каждый раз побеждал Кей. И каждый раз внешний лоск и блеск славы оказывались сильнее нежности, заботы и теплоты. Он искал, играл, разочаровывался, вновь искал… И вскоре в Кейтоне осталось лишь чувство азарта, соперничающее с болезненным ощущением того, что он настоящий всегда проигрывает. Что настоящий он не нужен этому миру. Порою это доводило его до бешенства, которое выливалось в агрессивные тексты и яростную музыку. И иногда сам он уже начинал путаться: Антон он или Кей, и каким должен быть. А потом он обратил внимание на меня, и уже я удостоилась сомнительной чести общаться с двумя его ипостасями. Нет, я не стала какой-то особенной девушкой, которая вмиг оценила Антона и не пленилась ярким образом Кея. Напротив, я отлично понимала, что влюблена и в участливо-нежного Тропинина, и в бессовестно-наглого Кея. Меня тянуло к ним одинаково сильно, хотя в какой-то момент поняла даже, что могу выбрать не милого Антошу, а придурка Кея. Правда, потом произошло много событий, да и я, наконец, стала подозревать, что дело не чисто, однако Кейтон решил запутать меня, заявив, что Кей и Антон – братья-близнецы, а после в игру вступила его бывшая с ворохом лжи в руках. И это запутало меня сильнее. В результате, узнав правду, я решила, что не буду никого выбирать, сбежала, спряталась, погрузилась в свои мысли, но он все же нашел меня. Приехал, рассказал обо всем и просил прощения, и, кажется, впервые за все наше знакомство не играл никакой роли, общался со мной, сняв маску и дав впервые взглянуть на себя настоящего. Полдня мы провели в разговорах – нервных, откровенных, болезненных, уединившись на закрытой со всех сторон полянке элитного коттеджного поселка, где я пряталась и от него, и от самой себя. Антон с горечью рассказывал о себе – даже то, что мог бы и утаить, чтобы еще больше не ранить или не разозлить меня, но он постарался быть предельно честным. Сначала в душе моей пылал костер из обиды и гнева, выжигая ее дотла, но прикосновения, слова и взгляды Антона казались мне искренними, и я согласилась дать ему шанс. Я не простила – так и объяснила ему, что пока не могу сделать этого, ведь он, действительно, причинил мне много боли, и не могу доверять в полной мере – Антон должен заслужить мое доверие. И он принял это. С благодарностью. Возможно, если на моем месте оказалась другая девушка, она бы оттолкнула его или попыталась отомстить и поиграть с ним по своим правилам (предполагаю, что безуспешно). А быть может, она забыла бы все и приняла кольцо. Но я поступила так, как говорило мое сердце. Я не могла так просто отпустить того, кого любила вопреки здравому смыслу. Гордость требовала мести, неуверенность – прощения, а душа хотела искренности. Для искренности же и доверия требовались время и поступки. К тому же в душе теплилась надежда, что наше знакомство было предначертано и нас с Антоном связывает та самая тонкая незримая связь, о которой говорилось в старинной легенде о красной нити судьбы. * * * Бурное утро, богатое на эмоции и откровенные разговоры, превратилось в спокойный солнечный день. Солнце, зависшее в высоком безмятежном голубом небе, пекло, а вокруг было умиротворяюще тихо и пахло луговыми травами. Казалось, что время застыло. Я и Антон сидели все на той же лавочке в форме качелей. Мы оба молчали, не зная больше, что говорить, и наши предплечья касались друг друга. Было так странно осознавать, что вся эта сумасшедшая история закончилась и теперь мы стоим в начале нового пути. И Антон Тропинин виделся мне новым человеком, которого я еще только смогу открыть для себя. Реальность казалась сном, и я все еще с трудом верила в происходящее. Возможно, я скоро проснусь, и все, что останется со мною – вкус его губ. – Малышка, – привычно позвал меня Антон, нарушая взаимное согласие, и тотчас поправился: – Катя. – Что? – тихо спросила я, повернувшись к нему. Глаза у него были серые и растерянные. – Я тону, – сообщил он мне и осторожно сжал мою лежащую на колене ладонь. – Ты не можешь тонуть. Ты же сам – вода, – улыбнулась я, всматриваясь, словно впервые, в его бледное, чуть удлиненное лицо с правильными крупными чертами, обрамленное платиновыми прядями. – Я не умею плавать в небе. – Антон коснулся губами моего лба и встал. – Не знаю, что со мной, – отрывисто произнес он, внимательно глядя на меня сверху вниз. – Это любовь, да? Я промолчала, замерев и чувствуя, как босые ступни касаются травы. – Когда я был с Алиной, все было по-другому, – продолжал, взлохматив волосы, Антон. Кажется, они стали длиннее, нежели в нашу первую встречу. Мне почему-то вспомнился настоящий цвет его волос – редкий, действительно красивый, пепельно-русый. Я видела его на старых фотографиях, когда Антон еще не выступал в «На краю». На тех же снимках была и Алина, его бывшая. Яркая, красивая девушка, принадлежащая к тому же кругу, что и сам Тропинин, но редкостная стерва, которая упорно цеплялась за прошлое. – Что именно было по-другому? – спросила я, пытаясь скрыть раздражение, вызванное упоминанием Лесковой, и тоже встала напротив парня. – Чувства. Все было не так, – Антон покачал головой и задумчиво потер высокую переносицу, словно прислушиваясь к своим ощущениям. – Я не тонул. Плыл на красивом лайнере, на котором она была капитаном. – Пил текилу, – зачем-то сказала я и усмехнулась сердито. – А Алина пьянела от виски. Не хочешь тонуть – тебя всегда ждет твой чудесный лайнер. Встретите с его борта закат и все дела. Кей вдруг весело рассмеялся. Он обнял меня сзади, положив руки на пояс, прижимая спиной к себе и обжигая горячим дыханием шею. – Глупая моя, – ласково произнес Тропинин. – Ты еще только начала, а мне уже нравится, как ты ревнуешь. – Антон, перестань, – слабым голосом попросила я, чувствуя, как от его неспешных чувственных прикосновений подкашиваются ноги. И снова появляются эти притягательно-омерзительные бабочки в животе и ощущение то ли полета, то ли падения: быстрого, головокружительного, но приятного. Как во сне. Да сколько можно уже? Я устала от этих насекомых! – Может быть, ты все же примешь кольцо? – в который раз спросил Антон. – Ты знаешь условия, при которых я смогу это сделать, – тихо сказала я. – Я выполню их, – спокойно пообещал он, не сомневаясь в себе. – Если сказал – выполню. Я смотрела в его серые глаза и теперь видела в них уверенность. Из двухэтажного особняка, принадлежащего Валерию, мы уехали через час – я забежала, чтобы переодеться, забрать вещи и попрощаться с домоправительницей – милейшей женщиной, которая волновалась из-за моего долгого отсутствия. Теперь она косилась на Антона, с фирменным скучающим видом подпирающего косяк двери плечом, и убеждала меня, что нам нужно остаться и пообедать. А потом вдруг тихо спросила: – Помирились? – Что? – не сразу поняла я, запихивая в сумку последнюю футболку, одну из тех, что привезла мне добрая Настя. – Утром юноша приходил с совершенно больными глазами, – зашептала, чтобы Кей не слышал, домоправительница. – Видели бы вы, как он на вас смотрел. Вы-то, вернее, видели, да не замечали – были очень злой. А теперь у него совсем другой взгляд! Простила? – вдруг спросила она как-то очень по-женски сочувствующе. – Попыталась понять, – осторожно отозвалась я. – Прощать – это искусство, – как-то тяжко вздохнула женщина, видимо, вспомнив что-то свое. – Если человек кается, простить можно многое. Гордость – она ведь до добра не доводит. Это сначала чувствуешь победу, а потом-то понимаешь, что эта победа в крошечной битве, а сражение-то проиграно в пух и в прах. Эх, чего это я к вам лезу, – спохватилась она. – В любом случае, Катенька, вы сделали юношу крайне счастливым. – Думаете? – мельком взглянула я на Антона. Почему-то сейчас он напоминал мне себя самого в кабинете у Нелькиной классной руководительницы. Та же скучающая отстраненная мина, те же жесты, скрещенные ноги. Кажется, наш котик не любит ждать. Что ж, пусть учится этому. Полезное умение. – Конечно. Говорю же – глаза совершенно другие, хотя выделывается много, – добавила она. – Будьте счастливыми. Я благодарно улыбнулась. – Ой, я же цветы выкинула в окно, – вдруг вспомнилось мне. – Сейчас соберу! – Уже собрали, – мягко улыбнулась женщина. – Езжайте, ни о чем не беспокойтесь. Мы попрощались. Парень, демонстрируя чудеса галантности, неведомые прежде Кею, а присущие лишь Антону, молча взял у меня не особо-то и тяжелую сумку с вещами, и мы направились к припаркованной около особняка машине, синей, блестящей на солнце. Прежде, чем сесть в нагретый автомобиль, я строго сказала: – Если собрался гнать, как в прошлый раз, я с тобой не поеду, понял? – Без вопросов, – отозвался Тропинин, глядя на меня и убирая за ухо прядь моих длинных темных волос. – Теперь ты будешь всем заправлять, малышка. А я буду слушаться тебя. Я со здоровым скепсисом в глазах посмотрела на музыканта. Что-то мне подсказывало, что так не будет. Слишком уж он свободолюбив. – Не слушаться, а прислушиваться, – поправила я его, и ладонь моя как будто бы невзначай коснулась его плеча. Почему меня так сильно тянет к этому человеку? Антон, словно поняв это желание, без слов притянул меня к себе. Мои руки тут же оказались у него на поясе. Поток нежности захлестнул с головой, и дышать стало труднее. Я поцеловала его в плечо через черную ткань футболки. – Катя-Катя, – проговорил Антон тихо, отпуская меня. – На что же ты меня обрекаешь? Я не ответила. Казалось, салон машины был раскален, но он почти тут же охладился стараниями кондиционера. И мы неспешно поехали прочь с места моего добровольного заточения, мимо пугливо отступающих от дороги молодых лесов и зелено-желтых полей, над которыми низко и лениво нависали белоснежные кучевые облака. На ходу я позвонила Валерию, поблагодарила за гостеприимство и сообщила, что покинула его коттедж. После написала несколько сообщений Ниночке, еще отдыхающей в Ницце, Насте и почему-то брату, сообщив, что, наверное, приеду сегодня домой. Телефон Журавлика оказался выключен, зато Настя и брат тут же ответили мне. Подруга восторгалась, пророчила мне невероятную романтику и советовала быть смелее. Эдгар был настроен куда более мрачно и вместо ответа прислал сморщенный смайлик. Набирая последние слова ответного сообщения для Насти, я, почувствовав на себе острый взгляд, подняла глаза на Антона. – С кем переписываешься? – спросил он, косясь на подаренный им же телефон. – С Максом. У тебя просто особенность прожигать людей глазами, Антош, – лукаво сказала я, довольно улыбнувшись – знала, что Кей не любит, когда на него не обращают внимания. Будем мучить его маленькими дозами! Чтобы не расслаблялся. Я думала, что он что-нибудь скажет, но Тропинин молчал, сосредоточенно глядя на дорогу.