— Она сказала, что говорила с ним полминуты. Он сказал, что не может разговаривать. И чтобы она перестала ему звонить. Сказал, что ему не хочется ее обижать, но говорить он не будет. И повесил трубку. — И поэтому она расстроилась? — Да из-за всего вместе, скорее. Ну, из-за полиции тоже — она знала, что его надо предупредить, ведь он может с работы вылететь. И при этом злилась, потому что он не хотел ее слушать. И отец не хотел. «А надо было слушать, — подумал Мэдден. — Почему никто из вас не слушал?» — Кристен сказала, она не знает, что теперь делать. И это ж все уже пару дней продолжалось, с тех пор как ее родители дневник нашли. — Но про самоубийство она не говорила? Девушка замолкает. Разглядывает стол и ерзает. — Керри, она что-нибудь про это говорила? — настаивает Хэнк. — Ну, может… — Что она сказала? — Она не сказала прямо. Так, намеки всякие… Керри смотрит в сторону, на глазах появляются слезы. Закрывает рот рукой. Видно, что совсем расстроилась. — У меня есть… подруга, — говорит она. Мэдден терпеливо ждет, когда она возьмет себя в руки. — У меня есть подруга, — снова начинает Керри. — Ее старшая сестра на востоке жила, в Нью-Йорке, когда все это случилось… в смысле, 11 сентября. Мэдден удивленно смотрит на Керри: — Так… — Ну вот, у этой сестры приятель был. Он ей звонит тем утром и говорит: «Не поверишь, в соседнюю башню только что самолет врезался. Прямо в середину». Мэдден кивает, надеясь, что она все-таки вернется к тому, с чего начала. — Короче, они полчаса, наверное, болтали. О всякой фигне, как люди обычно треплются… Прикалывались, короче. Он ей говорит: «Ящик включи», ну и все такое. — И она не сказала ему, чтобы он выбирался оттуда. — Мэдден уже знает, что будет дальше. — Ага. И он погиб, короче. А потом вся его семья и все друзья ее обвиняли. Я тогда совсем маленькая была, но до сих пор помню, как это было. Она никак в себя не могла прийти. Стала совсем другим человеком. Вчера у Кройтеров оказалось, что у него нет с собой носовых платков. На этот раз он запасся. Мэдден достает упаковку бумажных салфеток и протягивает ее Керри. — Спасибо! — говорит она и вытирает глаза. — Керри, я никого обвинять не собираюсь. Мне просто надо понять, что произошло. — Я понимаю. Она сморкается в бумажный платок. Мэдден ждет. Через минуту Керри продолжает: — Она говорила про «Офицера и джентльмена». Был такой старый фильм с Ричардом Гиром. Смотрели? — Вроде да, — неуверенно отвечает Мэдден. — Это ее любимый фильм был. И там в конце есть сцена, когда Гир, то есть Майо, вернее, его друг Сид кончает жизнь самоубийством, потому что его бросила невеста. Ужасно грустная сцена. Мы всегда ревели в этом месте. И вчера она сказала, что теперь понимает, почему Сид это сделал. Раньше не понимала, а теперь понимает. Мэдден изумленно смотрит на нее. — А как Сид покончил с собой? — спрашивает он. — Повесился в душе. Мэдден невольно вздрагивает. Ему трудно сохранять невозмутимое лицо. — А что? — спрашивает Керри. — Она что, тоже в душе повесилась?! — Тебе мама не сказала? — Нет! — Девушка окончательно срывается в истерику. — Нет, не сказала! Мэдден кивает. — Выключите диктофон. Пожалуйста, выключите! 11 Обратный отсчет 10 ноября 2006 года, 7.30 Закончив обход, Коган пошел завтракать в столовую. Взял себе овсяную кашу, два банана, йогурт, апельсиновый сок и осторожно потащил поднос на середину зала, высматривая, к кому бы пристроиться. За одним столиком сидел Ким с ординаторами, за другим Боб Кляйн из сосудистой хирургии читал газету «Сан-Хосе ньюс». Кляйн заметил Когана и помахал ему, приглашая сесть рядом. — Что, ночка была бурная? — спросил Боб, откладывая газету. — Одна авария. Девчонка шестнадцати лет. Врезалась в телефонную будку на папиной машине. Сломала пару ребер плюс разрыв селезенки. — Белая или черная? — Белая. — Говорят, ты с Беклер поцапался. Сарафанное радио. Быстро. Наверняка бедняга Розенбаум постарался. — Да я что? Я ей просто дал пару советов по-дружески. — Ну разумеется. Кляйн был типичным американским евреем. Выглядел он лет на десять старше своего возраста. В волосах седина, в глазах постоянная тревога. А ведь он моложе Когана года на два. Кляйн был человеком циничным и с удовольствием смеялся над окружающими и самим собой. «Бывают такие люди, которым нужно обязательно спать восемь часов в сутки. Вот я из них. При этом мне хватило идиотизма выбрать профессию, в которой восьмичасовой сон принципиально невозможен», — говорил Боб. Все для него вращалось вокруг сна и мирового заговора с целью его, Боба, этого сна лишить. Все у него были под подозрением, в особенности члены его семьи. — Жена с сыном меня доконают, — сказал он сердито, со вкусом зевнув. — У меня сегодня доклад. Вчера прошу Триш уложить ребенка. Я ведь его позавчера укладывал? Ну и вот. А мне еще нужно посидеть поработать. Она его кладет, а он как давай орать: «Папа, папа, хочу папу!» Она приходит ко мне и говорит, что ребенок без меня не ложится. Встаю из-за компьютера, иду в детскую, а Триш мне вслед: «Да уложи ты его, это ж пара минут». И я сажусь читать про черепашек ниндзя. Через полчаса он по-прежнему скачет по кровати на ушах. Выхожу в гостиную и спрашиваю Триш: может, няня его днем укладывала и он выспался? А она не отвечает. Валяется на диване и храпит во всю сопатку. — Все няни кладут детей днем поспать, — прокомментировал Коган. — Им так удобнее. Уложил ребенка — и можешь ненадолго расслабиться. А вечером чадо задает родителям жару. — Вот именно. Ну, я возвращаюсь в детскую и ложусь с ним рядом. — Кляйн решил рассказать свою печальную историю до конца. — Двенадцатый час, а он скачет. И порывается вылезти из кровати. Я ему говорю: Сэм, если ты встанешь, я тебя запру в комнате. — Надо с ними пожестче. Он, конечно, еще маленький совсем, но скоро ведь Рождество, так что ему есть что терять. Я забыл, вы Рождество празднуете? Или Хануку? Жена Кляйна, Триш, еврейкой не была. — Хануку. — Ну вот. Ты ему скажи: «Еще раз придешь вечером в нашу спальню, один день подарков отменяется. На пятый день подарка не будет». Надо его на испуг взять. Обычно работает. Кляйн потрясенно кивает: — Чего это ты вдруг экспертом по детской психологии заделался? — Помнишь Джейн? Школьную училку с ребенком? Кляйн задумался: — Джейн… Джейн… А! Темненькая? С большой грудью? — Ага.