— Очнулся? — в тире появился еще бача. Я сразу его узнал. Это был Заман из свиты красотки Узлипат. Самый свирепый мужик, которого я когда-либо видел в жизни. Заман подошел. — Весь город на ушах стоит, не может Мракобоя поймать, а мы Ганидоевы его живым и целым поймали! — он излучал неприкрытую радость. Другой бы бача так радовался, что сын родился, или там новую «Волгу» купил, а этот так рад охотой на человека. — Боишься, Мракобой? — в доверительном тоне продолжил Заман. — Ты не бойся. Я тебя ласково поимею. Он еще и гомик! — А правда, что у вас в кишлаке пока ослу не вдуешь, мужиком не считаешься? — спросил я. Язык мой, враг мой. Заман без замаха бьет в живот. Бить так удобно. Человек висит вниз головой, руки за спиной связаны, бей-не хочу. От боли темнеет в глазах. — Говорил, что ласково будешь! — хриплю я. — Не все одинаково терпят боль! — говорит он. — Я тебя промедолом обколю, чтоб ты ничего не чуял, а потом вырежу из тебя афганскую розу! Несколько часов буду резать. Знаешь, что такое афганская роза[63]? — Судя по всему, что-то связано с Афганистаном, — говорю. — А с Афганистаном ничего хорошего не связано. — Правильно говоришь! — осклабился Заман. Появился еще один бача. — Заман, стволы привезли! — Отлично, Ибат! Нормальное имечко, подумал я. На фига им оружие. Видно кроме резьбы по дереву назревает еще какая горячая стрелка. — А с этим что? — спросил Ибат. — Пускай висит! Он никому не мешает! Ничего не понимает! Но все дело в том, что все игрушки, подаренные мне Капитанами, я бездарно растерял, но каким-то образом, на остаточном принципе, продолжал понимать все сумитские языки. Так что я все понимал. Байрам[64]. Сумитов вместе с Заманом и Ибатом в тире набралось 9 человек. Четверо внесли длинный зеленый ящик. Такие мне приходилось видеть в армии на военных сборах. Сумиты выкладывали на стол многочисленные автоматы и пистолеты, щелкали снаряжаемые магазинами и затворами. Судя по всему, назревала небольшая войнушка. Приготовления увенчало появление еще двоих — Узлипат Ганидоевой и Кичи. Узлипат благоухала словно лошадь, искупанная в «Шанели». — Имран едет! — доложил Кичи. Я хоть и висел верх ногами, понял, что речь идет о женихе Айны Иназовой Имране Аксацеве. Однако сумиты как-то странно готовились встретить свадебный кортеж. Может у них так принято? Еще до войны по Москве разъезжали сумитские свадьбы и палили в воздух из «калашей». Происходило это под стенами Кремля, так что Босянин возбуждался, угрожал всех обратно отправить, но от диаспор приезжали серьезные люди, иноземные послы слали ноты протеста, и сумитов оставляли в покое. А потом очередная свадьба и стрельба. Чутье говорило мне, что безобидная пальба сумитских кунаков канула в лету, и приготовления в тире шли самым серьезным образом. — Приехал! — сказал кто-то. Обстановка накалялась на глазах. Сумиты не стали прятать оружие. Кто повесил на ремень, а кто просто держал в руках. В тир прибыли новые люди. Впереди шли Имран Аксацев и Айна Иназова. Пара выглядела идеально. Имран, коренастый и сильный, гладко выбрит, одет в светлый костюм. Айна в сиреневом платье, которое словно светилось на ней. За ними шли четверо боевиков. Они видно не рассчитывали на столь горячую встречу, поэтому не имели на вооружении автоматы, а только пистолеты. Жених и невеста держались за руки, хоть на свадебную фотографию. Словно ангелы, подумал я. — Салом алейкум! Ассалом! Сумиты стали здороваться, а Заман крепко по-братски обнял Имрана. Айна подошла к Узлипат, но та не заметила протянутую руку и отвернулась. — Зачем звал, бабу[65]? — спросил Имран. — У меня мало времени. Надо готовится к свадьбе. — Об этом и хотел поговорить, жегил[66]! — начал Заман. — Не время сейчас тои устраивать! Война идет! — Где ты видишь войну, бабу? Чужаков нет, никто не нападает. А той мы давно планировали, ещё до войны. — Планировал он! А обещал на мне жениться! — фальцетом выкрикнула Узлипат. Атмосфера накалялась. Сумиты разных группировок отшагнули друг от друга. И тут Имран увидел меня, доселе скрытого широкими спинами. — Кто это? Пока он тут висит, разговаривать не буду! — Алиф, спусти барана, только не развязывай! — прикрикнул Заман, и «чесночный», который был со мной с самого начала, кинулся выполнять приказ так рьяно, что если бы я не пригнул голову, то вошел бы в бетонный пол отвесно. — Что вы делаете? — вскричала Айна. Она бросилась ко мне, перевернула на спину. Господи, как от нее пахло. Божественный запах молодой девушки. Свежей чистой кожей, персиком, и еще чем-то вкусным и приятным. — Айна, давидан[67]! — прошептал я. — Чего ты бормочешь, сын ишака! — Алиф больно пнул по ребрам. — Не бей его! Ему больно! — заступилась Айна. В рядах сумитов прокатилось неодобрение. Для них я был чужаком, то есть, никем. — Айна, пойдем дорогая! — Имран взял ее за руку. И один в целом мире заметил, что рука жениха слегка дрогнула. Самую малость. Должно быть именно в эту минуту он понял, что из этого тира ему будет сложно выбираться. — Не спеши, жегил! — А то что? Надо сказать, что я наблюдал разгорающуюся драму снизу через частокол ног. Но даже с неудобной позиции сумел рассмотреть, что между сумитами хозяевами и вновь приехавшими пролегла незримая граница. — Что все это значит? — напрямую спросил Имран. — Свадьбы не будет! — так же прямо ответил Заман. — Это не тебе решать! Ты что забыл, кто перед тобой? Кази Иназов тебе голову отрежет как барану! — Подожди, дорогой! — вперед выступила Айна. Вероятно, она поступила с самыми добрыми намерениями, но так получилось, что она их всех погубила. Дело в том, что сумитов можно по-всякому ругать, но только не за готовность к схватке. Они загораются мгновенно и идут до конца, пуская в ход ножи и стволы. В данный момент численный перевес хозяев ничего не решал. Да и автоматами тяжело было воспользоваться, противники стояли чересчур близко. Но когда Айна встала между враждующими, она нарушила и так шаткое равновесие. Намерения хоть и были хорошими. Перемирие, дружба, обнимашки. Но на деле противная сторона на 100 процентов использовала паузу для перегруппировки и изготовления к стрельбе. Пока кунаки Имрана не могли прицельно стрелять из-за вставшей на линии огня девушки, хозяева подняли автоматы, клацнули затворами и началось. От оглушительного грохота заложило уши. Тир заволокло пороховым дымом. Сопровождавших Имрана убили сразу. Но понял я это, только когда стрельба утихла и дым немного рассеялся. Я хоть и находился в нескольких метрах, но был весь в чужой крови. В крови так же были и стенды на стенах. Тир больше напоминал бойню в базарный день. Кичи ходил среди поверженных и резал им горла тонким узким ножом. Раненные дергали ногами и хрипели. Кичи не менялся в лице, только что-то тихо приговаривал под нос. Свежая кровь парила, издавая невыносимый аромат. Я заметил, что среди убитых женщин нет. Потом понял почему. Каким-то чудом, а может быть потому что Имран был лучшим воином тейпа, он спас свою женщину и спасся сам, нырнув в неприметную дверь, доселе скрытую дежурными плакатиками. Наверное, это была киндейка сторожа или тренер по стрельбе хранил там свои кубки, но теперь Имран сидел там и отстреливался.