Увидев начинающуюся потасовку (громкое слово, точнее, избиение одного следователя двумя отморозками), он должен был по крайней мере либо в самом начале выразит небольшую растерянность. Вместо этого профессор спокойно ждал продолжения. На лице даже обозначился некий интерес. Будто ему на самом деле должны были поступить некие разъяснения. — Вали отсюда, макака! — дружелюбно посоветовал плюгавый. — Макака — род приматов из семейства мартышковых! — уточнил Данлопп. — Сэм, объясни тупому профессору про мартышек! — велел плюгавый. Поняв, что профессора будут бить и возможно ногами, Вершинин посоветовал: — Стэн, вам на самом деле лучше уйти. Про мартышек я сам им… Нет, Стэн! Нет! Профессор не послушал и с размаху зарядил здоровяку кулаком в тулово. Вершинин сомневался, что это нанесет тому вред, при его габаритах вообще трудно было нанести какой-либо вред, но Стэн видно куда-то там попал, в солнечное сплетение или под ложечку. Здоровяк стал неуверенно клониться вперед. Тогда профессор вцепился ему в волосы и дернул вниз, используя массу всего тела. Здоровяк окончательно потерял равновесие и уже всем своим весом обрушился на раковину, разбил лицом санитарный фаянс и в фонтане хлынувшей воды кулем свалился на пол. — Это чего… — опешил плюгавый. Вершинин занял свою любимую позицию-позицию стороннего наблюдателя. Он профессионально отметил, что Данлопп дерется нарочито замедленно. Нарочито старательные удары, слишком широкий замах. И при этом максимальная эффективность. Как если бы человек был специалистом рукопашного боя, но старался изо всех сил скрыть это и затянуть схватку. Данлопп оторвал плюгавого от Вершинина и влупил негодяю серию из простецких пинков в бока и живот, не давая тому передыху. Удары хоть и были простецкие, но опять-таки эффективные в своей простоте. Плюгавый с каждой полученной плюхой делал шаг назад, пока не уперся спиной в дверь кабинки. Тогда Данлопп зарядил ему такого окончательного пенделя, что дверь проломилась внутрь, перекосившись и повиснув на одной петле, а плюгавый улетел в кабинку, споткнулся об унитаз и наконец упал. И наступила тишина. — Мне лучше уйти сейчас! Я все-таки иностранец! — озабочено проговорил профессор. — Да, да, конечно! — благополучно пребывая в шоке, кивнул Вершинин. Он оглядел место побоища. Из оголённых труб хлестал фонтан. Под фонтаном обняв разбитую раковину возлежал в нокауте здоровяк. В сортир ввалились весело галдящие пинальщики, но веселье было прервано криками «Помогите!» плюгавого, застрявшего в невообразимо тесном пятачке между унитазом и стеной. Все еще находясь в шоке, Вершинин зачем-то умылся в уцелевшей раковине и когда пошел на выход, гвардейцы почтительно расступились. — Хринасе! — почтительно вырвалось у кого-то. Завтрак туриста. Когда Вершинин вошел в столовую, профессор Данлопп завтракали как ни в чем не бывало. — Я вам место занял! — кивнул он. Место было в самом углу, и на него и так никто не зарился. Вершинин взял комплекс и направился к нему. По пути никто не заступил ему дорогу, и никто не плюнул под ноги. Это был плюс. Но минус все же был гораздо весомее. Перед глазами стоял профессор, трамбующий пинальщиков, не меняясь при этом в лице. Этакий боевой профессор. Академик рукопашного боя. Вершинин поставил поднос на стол, сел и некоторое время тщательно изучал котлету, будто на свете не было ничего важнее. — Вы в своем праве доложить о произошедшем в комендатуру, и тогда меня естественно арестуют! — произнес Данлопп обыденным тоном, каким вполне можно было произнести нейтральный текст типа. — Сегодня хорошая погода, не правда ли? Вершинин промолчал. — С другой стороны, если бы я не вмешался, инцидент мог закончится совсем плачевно! — продолжил профессор. — Вас бы избили, а потом засняли на телефон в нереспектабельном виде. Скажем, без штанов. Или совсем уж ужасно, с членом во рту. Вершинин снова промолчал. Данлоп, не дождавшись, спросил напрямую: — Так что вы скажете насчет драки? — Какой драки? — спросил Вершинин. Министерство внутренних дел. Ул. Житная, 16. На допросе присутствовал Николай Шебутаев. Поначалу я хотел его выгнать, затем передумал, опер мог пригодиться. — У тебя есть знакомые в комендатуре? — поинтересовался я. — Так, по мелочи. — Узнай, пожалуйста, про полковника Шизданова. Целый день на связь не выходит, а он мой куратор. — Стучишь ему про нас? — спросил Николай. — Нет, ему про меня! — уточнил я. Конвой привел задержанного Пальгуева, дело которого вел Гапонов. Пальгуеву исполнилось 32 года, жилистый, худое нервическое лицо как у начинающего шизофреника. Кличка у него была почему-то Дрозд. — Боримир Аскольдович, есть какие-либо жалобы? — начал я. Жалоб у него не было. — Только Гапонову я уже все сказал! — произнес он взвинченным нервическим тоном. — Кражу в ларьке признаю, но только одну! И там дверь была открыта, гражданин следователь! — Я здесь по другому поводу! — оборвал я. На столе стоял миниатюрный магнитофон, уже остановленный на нужном месте. Включил. В комнате возник приятный голос мертвеца. — Допрос остановлен в 14.32. И без паузы (для магнитофона). — Допрос возобновлен в 14.50. Остановив магнитофон, я спросил. — О чем вы говорили целых 18 минут? Пальгуев осклабился, ошибочно считая улыбку обаятельной и сказал: — В уборную я ходил, гражданин следователь! Тут не выдержал Шебутаев (как он до сего момента сдерживался только): — Колись, гнида! Чего аппарат выключали? О чем базар был? И продемонстрировал намерение расквасить задержанному нос. Я его остановил: — Держите себя в руках, капитан! Затем повернулся к задержанному: — Слушай меня внимательно, Дрозд! Убит следователь Комитета. Ты еще можешь соскочить как свидетель. Но если начнешь врать и волынку тянуть, пойдешь по 105-й части второй и уже к вечеру будешь висеть на виселице! — Не имеете права! — истерически взвизгнул Пальгуев. Я достал удостоверение и предъявил в раскрытом виде. — Видишь дополнительные значки допусков? Видишь знак виселицы? — Где? Где? — Пальгуев чуть глаза не сломал. — ! — отрезал я. — Так что имею право без суда отправить тебя в петлю! Тут кстати ее не намыливают, говорят, приговоренные сильно мучаются, верёвка заедает, и вот когда она проходит через узел, получается так… — Я все скажу! — заорал Пальгуев. — Его интересовали бумаги Мракобоя! Далее я продолжил уже спокойно. А чего глотку драть? Клиент созрел. — И что конкретно? Не тяни резину! — Он спрашивал, где их можно купить! — Они до сих пор продаются? — удивился я.