— Кель смен? — озадаченно спросил я. Мне никто не ответил. Гвалт раздавался из спальни, а и в душевой кто-то плескался. Возможно, что и срал одновременно, мне не было видно сколько там человек. Я подошел к надрывающейся звуковой колонке и выключил гимн. Это подействовало. Забухали шаги. Из спальни вышел лобастый парень в трениках с голым торсом. Русский ниндзя. Парень был веселый. — А вот и мы! — протянул он. — И сколько вас? — поинтересовался я. — Ну зачем так не вежливо? — парень сделал вид, что обиделся. — Мы «вежливые люди»! Я показал удостоверение. — Кто вы такие и какого хрена делаете в моем номере в таком количестве? При виде ксивы парень оставался спокоен. Он был прекрасно осведомлен, в чьем номере и почему находится. — Прапорщик Багреев! — представился парень. — Со мною сержант Дашков и ефрейтор Егошин! Согласно предписанию проживаем в этом номере! — В гостинице полно свободных номеров! — возмутился я. — Уплотнили согласно предписанию! — Какому предписанию? — О предписании можете спросить у моего непосредственного начальства лейтенанта Сопельникова! Понятно, откуда ноги растут. Профессор Данлопп. Его трудно было не заметить. В обеденном зале он оказался единственным в своей гражданке среди роты военных. Костюм василькового цвета сидел на нем как влитой. С точки зрения любой женщины, незнакомец был обалденно красив и своим мужским шармом, и ухоженностью напоминал главного героя сериала «Семенов», любимца всех женщин страны. Да что страны, бери выше, империи. Я же как всегда оказался на грани провала. Ресторан на пару сотен посадочных мест, заполненный едва ли наполовину, оказался занят полностью. Причём лишь для одного, для меня. Пинальщики лишь криво скалились на вопрос «Свободен?», точно я спрашивал нечто непотребное, типа родители не пьющие ли, и не писается ли они по ночам. Один вообще задвинул ногой стул, издав скрежет, на который, однако никто не среагировал. Гражданский спокойно лицезрел экзекуцию, терпеливо ожидая пока я до него доберусь. — Свободно? — без особой надежды поинтересовался я. Незнакомец сделал приглашающий жест. Я с шумом поставил поднос с нехитрым харчем, уселся сам. Только тут в уши ввинтился шум жующего сообщества. От нервов я на некоторое время выключился. — Трудный день? — понимающе произнес гражданин. Глаза его смотрели весело. Он был в расцвете мужской силы, не приемлющего отказ дамы априори. Ухоженное гладкое лицо. Уверенность. Хронический оптимизм. Идеальная фигура. Пиджак зверски притален как у подростка. Сильные пальцы с ухоженными ногтями. Не наш человек, заподозрил я. — Вы кто? — невежливо осведомился я, надоело быть вежливым. — О, простите! — сосед церемонно наклонил голову. — Стэнли Дуглас Данлопп, профессор Гессенского университета, Президент немецкого философского общества. Опа, ошарашенно подумал я. Немецкий шпион в самом закрытом городе на земле! Я забыл про еду. — Вы, наверное, удивлены, как я здесь оказался? — поинтересовался профессор. — Простите, не расслышал вашего имени! Я торопливо представился. Нехай в БНД[7] знают наших. Данлопп достал из кармана пиджака запаянный в файл бумагу. Судя по натруженным сгибам ее раскрывали и демонстрировали неисчислимое число раз. — Это бумага рекордсмен! — подтвердил профессор. — Вы не представляете, герр Вершинин, сколько раз на дню мне приходится ее доставать! Если бы она была меньше размером я бы повесил ее вместо бейджика не пиджак. Я развернул знаменитый триптих. Канцелярия Главного военного коменданта! Ого! — Это что? Подпись самого генерала Ярославского? — недоверчиво спросил я. Когда мое начальство хотело «пробить» еще одного следователя, их к Ярославскому близко не подпустили. Зарубили на дальних подступах из адъютантов. А тут такое. — Как вам удалось заполучить ее? — Новые веяния! — пожал он плечами. — И что вы потеряли в наших чертогах, пан философ? — поинтересовался я. Данлопп удивился, что я его так назвал. Гоголя он не читал, да и не знал, то это. Пресвященная Европа, мать ее ети. — Можете называть меня Стэн! — предложил профессор. — Жак! — мрачно представился я. — И чем же вы занимаетесь? — Счастьем! — просто ответил тот. — Вот вы, например, счастливы, Жак? — Сомневаюсь! — буркнул я. — У меня в номере поселили животное стадо, а в столовой скоро перестанут обслуживать. Вернее, не так. Обслуживать не перестанут, но каждый раз будут проделывать это с такой миной, что есть расхочется. А когда я пойду с подносом, то меня постараются уронить. Я старый, координация уже не та, и я не уверен, что в конце концов пинальщикам это не удастся. — Это проблема! — серьезно согласился профессор. — Я не знаю, утешит вас это или нет, но человек не создан для счастья. — А для чего он создан? Для работы и издевательств начальства? — Для размножения! — Данлопп пожал плечами. — Человек существует исключительно для продолжения рода. Это его единственная функция, остальное все наносное. Культура, наука, прогресс. Человек должен создать себе подобного и благополучно загнуться. — Жесткая философия! — покачал я головой. — Почему вы тогда решили искать счастья в Москве? Раньше, я понимаю, но сейчас! — я повел руками. Несколько рыл с готовностью повернулись. — Идеальные исполнители для размножения! — сказал я. — Прекрасно функционирующий половой аппарат! На лице Данлоппа быстро мелькнуло некое удовлетворение. У меня даже возникло чувство, что он узнал цитату, довольно специфичную, но эмоция лишь коснулась краем его ухоженных черт и исчезла. Отличительная черта заграничного человека ухоженность. Здоровая кожа, хорошо наложенный тональный крем. Почти 100 лет мы не можем избавить Европу от гомосексуализма. Бабы их страшны как черти, с огромными мужицкими руками, вот мужики и взялись дуть друг дружку. Ночь в номере и утро. Распрощавшись с Данлоппом, я позвонил своему куратору из комендатуры подполковнику Шизданову и попросил узнать, как можно больше про пана философа. — Для официального запроса необходимы веские причины! — подчеркнул Шизданов. — Есть подозрение, что профессор Данлопп шпион Центра, маньяк и убийца! — сказал я. — Присылайте запрос, я подпишу! — Ну зачем же? Мне достаточно вашего устного указания! Не пойму Шизданова. Не знаю, что ему надули в уши и кем он меня считает. Судя по оказываемому уважению важной шишкой с секретной миссией. На самом деле я направлен в мертвый город как самый распоследний проштрафившийся следователь. У Алкоголиковой радужные надежды, что меня либо шпана москворецкая зарежет, либо я тривиально развалю дело. После этого мне торжественно вручат набор дешевых чашек и пинком отправят в отставку. Посему Шизданов будет носом землю рыть. Ну что делать? Не верю я пану философу. Не зря он тут подвизался. Тут у него бубновый интерес. И рожа у него не наша. Ухожен опять же сверх меры. Не заднеприводный ли? Я вернулся в номер страстно мечтая, чтобы тот чудесным образом очистился. Не сушились носки на батарее, не пахло здоровой бычьей спермой. Куда там. — Гаси свет, следователь! — недовольно произнес прапорщик Багреев. — Не видишь, люди спят! Падай вон на матрас у стенки! — Вы чрезвычайно великодушны! Целый матрас! — ответил я.