— Нет. Притворившись, что не замечает, как другие видящие их подслушивают, Джон положил голову на мягкий подголовник и уставился в потолок. Джораг продолжал прикреплять электроды к его вискам и груди, расстегнув рубашку Джона спереди, и теперь они с Иллег шарили по его коже. Заметив непроницаемые выражения, появившиеся на лицах обоих видящих после слов Ревика, Джон нахмурился, окинув взглядом остальную комнату. Слава богам, он нигде не увидел Врега. Джораг усмехнулся, ласково потрепав его по плечу. — Босс не дурак, маленький брат, — тихо сказал ему Джораг, склонившись к уху Джона. Джон не ответил, но ещё крепче стиснул зубы. Иллег и Джораг закончили застёгивать на нем те же органические ремни, что Локи и Гар уже прикрепили к Ревику. Джон вздрогнул от прикосновения гладкой холодной поверхности. Как и большинство органических компонентов, эти ремни как будто должны были быть влажными, но на ощупь были сухими, как кожа амфибии или некоторые породы змей. Разряд другой боли прострелил свет Джона, когда ладони продолжили прикасаться к его телу. В этот раз боль застала его врасплох. Джон заскрежетал зубами, пытаясь взять всё под контроль, а Джораг и Иллег поколебались, переглянувшись между собой. Их пальцы замерли над обнажённой грудью и животом Джона. Джон не посмотрел ни на одного из них, и они продолжили работать. В те же несколько секунд Джон ощутил сильный импульс злости. Повернув голову, он посмотрел через плечо. Там стоял Врег, и его обсидиановые глаза были столь же жёсткими и твёрдыми, как предполагал их цвет. Заметив хмурый взгляд Джона, он отвернулся, но его массивные плечи не расслабились. Выражение его лица продолжало казаться столь воинственным, что под ним Джон почти не видел того мужчину, которого он знал. Эти красивые черты лица выражали столько боли и злости, что Джон не мог долго на него смотреть. Однако он заметил, что этот холодный взгляд Врег адресовал Джорагу. «Боги, — невольно подумал Джон. — Лучше бы Джораг оказался прав». В те же несколько секунд до Джона дошло, что и Ревик, и Джораг говорили вслух, чтобы Врег не услышал их в Барьерной конструкции, которую они все делили. Нарочно сосредоточившись на отделанном гипсом потолке, Джон закусил щёку изнутри и постарался отвлечь себя, подумать о чём-то другом, о чём угодно. Его взгляд остановился на железных канделябрах с белыми свечами — скорее всего, воссоздание моделей, популярных на рубеже прошлого столетия. Он знал, что большая часть домов на Аламо-сквер была отремонтирована в 1990-х, чтобы восстановить их изначальное состояние — какая-то кампания политиков по повышению стоимости собственности. По большей части это изменило лишь демографию города. — Ты знаешь, что ты здесь делаешь, — сказал Ревик, возвращая внимание Джона к настоящему моменту. Он повернулся, застыв от осознания, что слова Ревика адресованы ему. Они даже не звучали как вопрос, что в последнее время было нормой для его зятя. Всё, что слетало с губ Ревика, формулировалось как требование, будто не принималось ничего, кроме безоговорочного «да». Джон надеялся, что это так. В смысле, что он знал. — Да, — сказал он, встретившись с взглядом этих бесцветных глаз. — Следуй за мной, — сказал Ревик. Джон кивнул, только тогда осознав, что Ревик тоже не хотел его участия в этом. И лишь через несколько секунд он понял, почему. К тому времени Иллег и Джораг закончили проверять его показатели и показали большие пальцы вверх Балидору и Юми, которые сидели в комнате управления по другую сторону окна с органическими панелями. К тому времени было уже поздно. Глава 7 Золотистый океан Джон не бывал в боевых прыжках. То есть, ему не поручали никакие Барьерные прыжки, где имелась конкретная цель и на кону действительно что-то стояло — во всяком случае, то, что имело для него значение. Он выполнял несколько шпионящих прыжков, сводившихся к удалённому наблюдению. Его даже брали на несколько прыжков для поиска Касс и Териана, в паре с членами разведывательных отрядов Юми и Балидора. По большей части он предоставлял резонанс, но на самом деле ничего не делал. В первые несколько прыжков он был в паре с Джорагом, в последнем — с самим Балидором. Они с его согласия установили связь с его aleimi и использовали его детские воспоминания о Касс, чтобы попытаться отследить её. Балидор также попробовал использовать связь Джона с Терианом/Фиграном, с которым Джон проводил больше времени, чем большинство видящих, если не считать самого Ревика. Ни то, ни другое не дало особенных результатов. Джон подозревал, что Касс и Фигран были заперты за щитами военного образца, которыми теперь заправлял Тень и его люди. Одного лишь резонанса не хватит, чтобы их взломать. Джон также подозревал, что Фигран и Касс в эти дни резонировали на совершенно иных частотах — в смысле, по сравнению с теми днями, когда он их знал. Вне зависимости от этого, на тех первых нескольких серьёзных разведывательных вылазках, на которые приглашали Джона, он играл исключительно пассивную роль. Он просто… был там. Он держался достаточно близко, чтобы наблюдать, как другие делают свою работу, но достаточно далеко, чтобы избегать взаимодействия с их светом. По большей части Балидор подходил к этому как к тренировочным упражнениям, приказал Джону по возможности следить за ними на случай, если им когда-нибудь понадобится, чтобы он попытался сделать нечто схожее. Джон не фыркнул в открытую, но его мысленное фырканье было довольно громким. Он даже не мог понять, насколько успешными были эти прыжки — он понимал это только на брифинге, когда всё уже свершилось. Что касается слежения за тем, что Балидор делал в Барьере… Джораг улыбнулся, когда Джон сказал ему, что постарался следить, а потом сочувственно похлопал его по спине. Джораг мало что сказал, но Джон уловил посыл: шансы Джона уследить за Балидором во время охоты примерно равнялись его шансам взлететь с крыши четырёхэтажного викторианского особняка, если он просто начнёт махать руками. Ещё не закрыв глаза, Джон осознал, что в этот раз будет по-другому. Он не сумеет просто «потусить» на фоне во время этого прыжка и позволять видящим сканировать его ради резонанса. Ревик такого не потерпит, это во-первых. Джон почувствовал, как его нервозность несколько усилилась от этой мысли, и тут в его наушнике прозвучал голос Балидора, как будто эхом раздававшийся внутри его черепа. «Готовы к погружению?» — спросил лидер Адипана. «Да», — ответил Ревик. «Мы используем точки прошлых прыжков, чтобы попытаться ускорить…» «Да», — перебил Ревик. Джон ощущал нетерпение Ревика. Оно усилилось в то недолгое молчание, которое воцарилось после того, как он перебил Балидора. Но у Джона не осталось времени над этим думать. Всё вокруг него — ощущение потёртого кожаного кресла, ноющая лодыжка, которую он вчера подвернул во время mulei, тихий писк машин неподалёку, следы злости и боли Врега, до сих пор циркулирующие в его свете, шорох одежды и бормотание техников, и другие звуки, которые Джон не осознавал, пока они не исчезли — всё внезапно оборвалось. Джон упал. *** …Он никогда не бывал в прыжке с Ревиком. Это не откладывается в его сознании до этого момента. Тьма движется так быстро, что он поначалу не может сориентироваться, не может осмыслить, где он находится. Он знает, конечно же — знал ещё до того, как они начали — что Ревик не станет проходить через стадии Барьерного прыжка через обычное «1-2-3», используемое тренерами Джона и продиктованное стандартным протоколом прыжков. И всё же он оказывается совершенно потерянным в те несколько секунд после того как комната меркнет. Он не способен отделиться от резонансов, атакующих его свет; он знает лишь то, что они исходят от Ревика, что он ощущает в них знакомость, а также знакомость от других видящих, которые их собирали. Сами резонансы остаются беглыми, их невозможно точно уловить. Он также ощущает нечто знакомое в том, что грядёт. Он чувствует… Боги… Элли. Он чувствует Элли. Боль, которая накатывает, невыносима. Он старается подавить её, затолкать в какие-то уголки своего сердца, пока Ревик не почувствовал… …затем он движется слишком быстро, потерявшись в этой волне света, атакуемый ещё большим количеством ощущений её, Касс, странного привкуса его детства, похожего на въевшийся запах в его aleimi — нечто настолько являющееся частью его самого, что он почти не воспринимает это как нечто отдельное.