— Я люблю его, — выпалила Сирша. — Всем естеством. — Любишь? Любовь — выдумка, фейри не умеют любить. — Думаю, мы можем. Нам долго говорили, что такое только для людей, и мы забыли, что это возможно. Это сильно. Я ощущаю пальцами, — она вытянула ладони, словно они могли сиять от сильных эмоций. — Он — все для меня. Банши цокнула языком. Звук вылетел пузырьком из ее рта и лопнул с эхом. — Я видела таких фейри, как ты. Истории заканчивались плохо. Любопытство впилось в Сиршу. Она сжала золото, а потом прошептала: — Что с ними случалось? Улыбка появилась на лице банши. Улыбка была кривой и исполненной голода так, что Сирша отпрянула. — Они умерли, — ответила фейри. — Они привязали себя к людям, чья жизнь однажды кончится. Ты знаешь, что они живут всего пятьдесят лет или около того? Сто, если повезет, но то редкие случаи. Люди хрупкие. Один миг они с тобой, а потом? — банши щелкнула пальцами. — Угасают, как свеча. — Фейри умерли? — спросила Сирша. — Как это? Они могли вернуться в свои дома, откуда прибыли. Их семьи прогнали их? — О, ты такая милая, — угорь отцепился от остальных и обвил плечи банши. — Они умерли от разбитых сердец. Фейри любят всем естеством, ты сама это сказала. Он теперь часть тебя, свет, что ведет тебя. Как думаешь, что будет, когда он умрет? Она о таком не думала. Манус всегда сиял жизнью, с чего ему умирать? Но однажды это случится. Сирша ощущала себя глупо. Она должна была понимать, что он умрет, и к чему это приведет. Полюбив человека, она сократила себе жизнь. Банши пронзительно рассмеялась. — Ты не знала? Или не думала, что такое будет. Русалочка, нужно быть ужасно глупой, чтобы связать себя с тем, чье время ограничено. — Нет, — Сирша покачала головой. — Я не пожалею о своем решении. Я люблю его, и жизнь без любви бессмысленна. Я предпочту короткую жизнь с ним, чем долгую одной. Другая фейри повернулась спиной к Сирше. Ее спина была прямой, длинные белые волосы окружали ее, потрескивая током. Угорь обвил ее руку, посмотрел холодно на Сиршу. — Я… — Сирша кашлянула. — Я не хотела оскорбить, дева. — Оскорбила. — Я часто не так подбираю слова. Мне стоит научиться думать, а потом говорить. — Стоит, — банши подняла ладонь, ее плечи были странно напряженными, тело не двигалось. — Бери, что хочешь, и уплывай. Сирша связала парус, набила его до краев. Она закинула сумку на плечо, кряхтя от веса, но не желая давать банши время передумать. — Спасибо, — тихо сказала она. — Ты — проклятая фейри, — ответила банши. — Твой человек с душой, ты знаешь. Я их видела. Белые эфемерные штуки летают по нашему миру вечность. А ты? Сирша попала в плен черного, как бездна, взгляда. Банши сияла, ее волосы источали свет, который озарял корабль и его тени. Тысячи угрей извивались, скаля зубы. Банши оскалила свои зубы, указала на угрей. — У тебя нет души, ведь ты — фейри. Ты умрешь и станешь морской пеной, и никто тебя не спасет. Помни это, возвращаясь в свою теплую кровать. Ее охватили непонятные эмоции, Сирша бросилась прочь от проклятого разбитого корабля. Банши была жестокой, одинокой, устала после многих лет изгнания. Ее слова должны были ранить. К сожалению, они преуспели. Сирша ощущала сомнения, впивающиеся в ее плоть, в ее решимость. Они пробивали дыры в будущем, которое она видела для себя, расплетая его на нити. Смерть? Она и не думала о таком. Фейри не переживали из-за смерти. Они были почти бессмертными, если не погибали в войне. Русалок почти не трогали хищники, и они могли прожить тысячи лет. Она знала тех, кто был старым, как океан. Она поежилась. Манус состарится, как все люди. Они становились слабее, уставали, смерть забирала остатки их жизни. Связав себя с ним, она дала себе такую же судьбу. Она состарится, устанет и будет ощущать такой голод, от которого все тело болело. Усталость от борьбы с тяжелым мешком золота посылала ток от ее живота до макушки. Не думая, она схватила ближайшую рыбу и впилась в нежную плоть на боку зубами. Рыба тут же перестала извиваться от такой атаки. Она не могла перестать есть, пока не остались только кости. Только тогда она поняла, что убила рыбу. Когда-то она встретит существо, что сможет убить ее. Будь то банши, воющая в ночи, или сама Морриган, или беспечный человек. И однажды она угаснет. — Нет души? — прошептала она в полумраке океана. У нее не было души? Она ощущала себя как человек, так было всегда, значит, там что-то было? Она была фейри, которая могла любить. Это должно было считаться перед богом людей. Еда придала ей сил, она устремилась к поверхности. Парус впивался в плечо, оставляя красные следы, которые будут заживать днями. Сирши стиснула зубы и искала лодочку Мануса. Она была почти там же, где и до этого, чуть подвинулась от волн и потоков. Силуэт был темным, как тени на глубине, но наполненным жизнью, которую она видела сквозь дерево. Он склонился над краем, сильные ладони сжимали борт, он пытался увидеть ее в воде. И все встало на места. Ее страхи отступили от такой сильной любви, что она обожгла ее легкие, жабры широко раскрылись. Это того стоило — потерять бессмертие, ощущать страх грядущего. Это того стоило, ведь она знала, что он существовал, ощущала эту яркую и чистую любовь. Воздух целовал ее щеки, она всплыла, свет солнца плясал на ее лбу. Сирша выдохнула, закрывая жабры на шее. Она охнула, подняла руку, закинула ее на край лодки. — Манус, — позвала она. — Прошу, забери это. — Сирша? Любимый склонился к ней, глядя на нее с непонятным выражением лица. — Тяжелое, — она подняла плечо, показывая самодельный мешок. — Бери. Думаю, я взяла достаточно. Он поднял мешок, сунул в центр лодки и склонился к Сирше. — Иди сюда, — пробормотал он. — Я тебя держу. Манус сунул ладони под ее руки и легко вытащил ее в лодку. Его бицепсы двигались, солнце блестело на карамельной коже. Но тепло в его глазах заставило ее вздохнуть от счастья. — Постой? — сказала она. — Подержи меня над краем, пожалуйста. — Зачем? — Мой хвост сползет, и нам не нужно это в лодке, — слизь была неприятной. Она не знала, удастся ли оттереть ее от досок. — Ах, — пробубнил он. Его руки подняли ее, и она прильнула к его груди. Он прижался подбородком к ее плечу, пока они смотрели на восход солнца. — Манус? — позвала она. — Что такое, моя жемчужина? — Я рада, что я тут. Он не спросил, было ли опасно под волнами. Он явно ощущал ее дрожь, видел страх в ее взгляде, понимал, что она не хотела озвучивать ужасы. Но он держал ее, прижимая к сердцу. — И я рад. — И однажды… — она глубоко вдохнула. — Когда мы постареем и устанем, я буду вспоминать этот миг, зная, что поступила правильно, выбрав тебя. Он сжал ее талию, выражая мало эмоций словами. Но он понимал ее. Она была в этом уверена. — Хорошо, — сказал его баритон ей на ухо. — Потому что ты будешь для меня королевой. * * * — Так где мы? — спросила Сирша. Она смотрела на большое здание, стараясь не бояться горгулий у входа. Каменные ступени ощущались странно под босыми ногами. Манус говорил, что ей нужна обувь, но никто все равно не видел ее ноги. Платье, которое он надел на нее этим утром, доставало до земли. Разве кто-то станет заглядывать под ее платье, чтобы проверить? Он ворчал, но не стал ей мешать ходить босиком. — Это поместье О’Салливанов. Это старая семья, они жили тут веками.