— Много? — она смотрела на здание в четыре этажа перед ними. — Это принцы? — Нет, это общие дома. Трещат по швам, но чуть лучше моей лачуги. — Трещат? — Видишь, солома на крыше гниет? Некоторые окна без ставен, и замок на входной двери, похоже, сломан. Тут опасно оставаться, если не знаешь, как себя защитить. — О, — прошептала она, видя дом в новом свете. Он все еще впечатлял. Русалки не строили на дне океана. Они исследовали, а не создавали. Но ее брат как-то раз сплел нить с жемчугом, чтобы подарить маме. Это нельзя было сравнить с домом, но это было началом осознания, что их руки могли что-то делать. Их отец порвал ожерелье, и ее брат больше не пытался. Хмурясь, она позволила Манусу увести ее глубже в портовый город. Здания росли, дома стояли все ближе друг к другу, пока между ними не пропало место. Ее ноги стали грязными, земля набилась между пальцев. Ей было неудобно, но она не осмелилась просить его остановиться. Они шли на свадьбу. Она не даст ему остановиться, даже если будет конец света. Грязные ноги были пустяком. — Вот, — Манус указал вперед на серый силуэт, который только стал виднеться вдали. — Это церковь. — Церковь? — Там многие поклоняются Богу. Она кивнула. — Почитать Туата де Дананн хорошо. Они ценят, когда люди помнят, что сделали фейри. Он не ответил, и она взглянула на его острый профиль. Он хмурился, облизнул губы и ответил: — Они почитают не Туата не Дананн. — Тогда кого? — Христианского Бога. — Кто он? — Позже объясню. Она потянула снова, чтобы он замер. — Я хочу знать, что за Бог это будет, Манус. Мне не нравится, что кто-то, кроме моего народа, позволит этот брак. — Это мой Бог, Сирша, — он притянул ее к своей широкой груди и сунул палец под ее подбородок. Он осторожно приподнял ее голову, чтобы она посмотрела на него. — Мы ведь уже женаты в глазах твоего народа? — Да. — Теперь давай поженимся в глазах моего народа. Она не могла спорить, хоть ей не нравилась идея брака перед богом, которого она не встречала. А если он ей не понравится? Или — хуже — она не понравится ему? Вопросов было много. Она знала, как выглядел гнев бога, это было ужасно. Дрожа, она позволила ему вести ее к серому зданию, которое становилось выше с каждым их шагом. Церковь ужасала. Высокие шпили вонзались в воздух, серьезные мужчины смотрели на нее с крыльями за спинами. Она смотрела на одного, и он будто пошевелился. Она вздрогнула и спряталась за спину Мануса. Кровь фейри текла в ее венах. Она не должна была бояться творений смертных, но боялась. То, что создавали люди, было чудесным и ужасающим. — Мы пришли, — он открыл дверцу в стене церкви, сливающуюся с камнем. — Заходи. Она замерла на миг и погрузилась во тьму. Каменное здание проглотило ее, и в брюхе чудища было страшнее, чем снаружи. Тусклый свет падал сквозь цветное стекло окон, каменные статуи хмуро смотрели на нее со своей высоты. Человеческий бог уже был недоволен ее присутствием? Сирша встретилась взглядом со строгим каменным мужчиной, который хмуро глядел на нее. На нем была странная шляпа, и он сжимал посох, которым было просто бить людей. Он склонялся, и она переживала, что он вот-вот ступит на пол. Неблагие фейри использовали каменные статуи как воинов. Она слышала в детстве истории, после них ей снились кошмары. Сирша не думала, что увидит такую магию. Она сглотнула и отпрянула. Ее спина врезалась в стену, но ровная поверхность вдохнула. Рука Мануса обвила ее, прижимая к нему. — Что такое? — Статуи. — А что они? — Выглядят как живые. Он поцеловал ее в висок. — Они не живые, моя жемчужина. Магия давно не ступала в это здание. — До меня. — Ты благословлена морем, — он поцеловал ее волосы и взял ее за руку. Теплые пальцы переплелись с ее. — Идем, Сирша. Я уберегу тебя от статуй, а если они сойдут с пьедесталов, я разобью их в пыль. — Обещаешь? Ответом была его ослепительная улыбка. Дрожь Сирши пропала. От улыбки в уголках его глаз появлялись морщинки — знак, что он часто улыбался в жизни. Медовые прожилки в глазах сияли, когда он был рад, словно солнце плясало на поверхности темного моря. Она была очарована им. Люди говорили, что русалки песнями вели моряков к камням, но это он вел ее к беде. Движения его тела, его губ, сжимающие ее пальцы были песней сирены, которой она не могла сопротивляться. — Святой отец? — позвал Манус. — Отец? — повторила она. — Этот мужчина — твой отец? — Нет. Не мой. Но мы их так зовем. — Почему? Это так запутанно, — Сирша нахмурилась. — Просто… — Манус вздохнул и пожал плечами. — Я не знаю ответа, моя жемчужина. Но так всегда было. Они шли по длинному проему со странными длинными сидениями по бокам. Она хотела потянуть его за руку и спросить, для чего они были, но он спешил провести ее дальше. Тут было столько странного! Как ей все это узнать? — Манус, ты вернулся, — голос был тихим и скромным. Этот голос она могла слушать часами, он напоминал шелест волн на песке пляжа. Она обернулась, желая увидеть, у кого был такой голос. Мужчина стоял на вершине небольшой лестницы. За ним был стол с множеством предметов, включая золотую статуэтку мужчины, похожую на ее. Отец был в белой робе с черным воротником. Он не выглядел юно, но и не был старым. Морщины только стали появляться на его добром лице, а глаза сияли жизнью. Сирша поняла, что он говорил. Он источал энергию, какой она еще не встречала у людей. Доброта пульсировала золотым светом, таким ярким, что она почти могла его коснуться. — Ах, отец, вот вы где. Я вернулся с женщиной, о которой мы говорили. — Она привлекла твое внимание? Я думал, невозможно приручить твою дикую душу. Подойти ближе, дитя, я хочу посмотреть на чудотворца. Сирша не понимала, что он говорил с ней, пока Манус не опустил ладонь на ее спину и не подтолкнул ее. Почему она должна была говорить с мужчиной, который звал себя отцом, но был без сына? Она спрятала дрожащие ладони в кружевах юбки и шагнула к свечам. — Ах, ты милая, да? Конечно, Манус хочет забрать тебя. Любому мужчине была бы честь стать парой с такой женщиной. — Спасибо, — прошептала она. От его внимания ей было не по себе. Что он видел, глядя на нее? Она нервно убрала волосы за уши. Викарий тут же отпрянул. — Что это? — Отец, не нужно мыслить в рамках, — перебил Манус.