— Очень часто в искусстве применяются приемчики, не имеющие отношения к искусству как таковому, и часто важнее не то, как вы рисуете, а то, какая у вас задница. — Простите?! — не поняла она. — Есть на свете «винтовочная художница». Девица, которая «рисует» так называемую «картину» при помощи винтовки с оптическим прицелом. Едет на машине в поле, устанавливает стол, на стол кладет лист плотного картона, перед листом ставит в ряд несколько ампул с красками. Затем стреляет из винтовки с капота машины так, чтобы пуля прошла сквозь все ампулы, распылив и их, и краску. Получается такой себе лист с разноцветным градиентом, и у нее эти «картины» вполне охотно покупают. — Это какой-то крайний декаданс, чтобы не сказать деградантство, — удивилась Гордана. — Страшно подумать, что за люди такое ценят… — Картина, конечно же, не имеет ценности, потому что создать такое при наличии винтовки может абсолютно любой. Но дело не в картине, — ухмыльнулся я, — а в процессе создания, снятом на камеру. Вот глядите, положим, этот стол — капот машины. Вот тут установлена камера. «Художница» становится вот тут, наклоняется вот так, ложась животом на капот и стреляя из упора лежа… При этом ее задница занимает добрую треть кадра. Круглая такая задница, в очень узких, обтягивающих штанишках. И каждая такая картина отныне ассоциируется у зрителя с этой упругой, рельефной задницей[7]. Кстати, по этой же причине классные тачки рекламируют полуголые красотки с большими бюстами. — М-да… — протянула Гордана. — Не поймите меня превратно, но по этой же причине старик-художник продает картины по триста, а вы по две тысячи. Ведь вы ничуть не уступаете той девице с винтовкой по привлекательности, и ваша картина ассоциируется у покупателя с красивой девушкой. Будь вы стариком-художником — вы бы тоже продавали картины по двести-триста, но ваш пол и внешние данные помогают вам продавать картины дороже точно так же, как девице с винтовкой — ее «произведения». Разница лишь в том, что вы создаете произведения искусства, а ваша привлекательность вам помогает их продавать. А «снайперша» цинично эксплуатирует привлекательность собственной задницы, создавая просто объекты, выдаваемые за искусство, но которые суть лишь «ассоциативные якоря». — М-да, — снова повторила Гордана. — Вы умеете… понижать людям самооценку. — Простите, чем я вам ее понизил? — Тем, что я теперь начала задумываться, а точно ли я так хорошо пишу картины, как думала раньше… Упс, пытался блеснуть эрудицией, но перегнул палку, надо исправлять. — Тонкий нюанс, Гордана… Я вел речь о стоимости картин, а не об их художественных достоинствах. Они не всегда связаны прямо, как вы можете заметить на примере того же старика-художника. Видал я картины, стоящие больше, чем летчик зарабатывает за всю жизнь, но которые я бы побрезговал повесить на стену у себя дома. Опять же, вы сами признали, что рисуете не как те художники — но вы пробивная, вы можете устроить себе выставку, как-то продвинуться. Что повышает цену ваших картин при неизменности самой картины как законченного произведения. А что до собственно художественной ценности — об этом речь вообще не шла, ведь я никогда не видел ваших картин. — А хотите посмотреть? — лукаво прищурилась она. — Конечно, — кивнул я, — как раз вчера я посетил картинную галерею, есть с чем сравнить. — Хм… А кто там выставлялся? — Понятия не имею, я даже не читал подписи к картинам. Для меня искусство — это искусство, в нем на первом месте само произведение. Но вообще, видимо, никто конкретно, потому что уж очень разные были картины представлены. — Ну, тогда можем заглянуть ко мне в студию. У меня сейчас порядка сорока картин. Итак, я уже приглашен в гости. Удастся ли мне довести дело до постели — вопрос интересный, но проверять не буду, пока не получу более четкий сигнал, тем более, что мы пока еще на «вы». Гордана, вообще говоря, очень даже ничего, но мне в ней нужнее выход на того арт-дилера, которому она помогает дорабатывать картины. * * * Я побывал в гостях у Горданы и убедился, что рисует она хорошо, отсыпал ей немного комплиментов и в итоге мы перешли на «ты» — уже прогресс. Вечером я связался с Айсманном и через него узнал, что счет в отеле мне открыт на месяц, это значит, времени у меня еще полно. Отлично. А на следующий день Гордана предложила мне сходить вместе с нею на вечеринку. — По какому поводу и что за вечеринка? — спросил я. — Да без особого повода — просто порой в одном месте собирается куча народа, имеющего отношение к искусствам. Часто на таких вечеринках решаются разные дела, находятся соавторы, рождаются идеи, многие представляют на суд компании свои работы — ну и, конечно, всякие увеселения. Интеллектуальные игры, легкая выпивка, танцы… — Но я и там буду белой вороной, я же к искусству вообще никаким боком отношения не имею. Гордана неуверенно пожала плечами: — Ну почему же. Ты любитель и ценитель, а к тому же еще и понимаешь кое-какие вещи насчет искусства, которых, признаться, я сама не понимала. И вообще, там часто появляются ценители, меценаты и прочие деятели. — Мне кажется или ты темнишь? Ее лицо приняло виноватое выражение: — Вы, летчики, все такие проницательные или напротив, не понимаете намеков? Ну я не то чтоб темню, просто не сказала прямым текстом, что мне будет приятно появиться там в компании интересного человека. Мне кажется или она продолжает темнить? Впрочем, чего это я? Я хотел выйти на местную богему? Вот он, искомый выход. И да, я точно ей нравлюсь, так что мой вопрос действительно немножко туповат. — Хм… Ну если так — тогда ладно. Какой там дресс-код? Смокинг? — Свободный. * * * Вечеринка происходила в не очень большом, но солидном особняке. Неплохое место для сбора местной богемы, да. Мы вошли в парадную дверь, миновали вестибюль и оказались в довольно большой гостиной, где уже расположилось добрых четыре десятка человек. Гордану тут сразу же узнали: явно не последний человек в тусовке. Последовали обмены приветствиями, причем на двух языках, как хорватском, так и немецком. — Это Зигфрид, — представила меня Гордана. Я поднял руку в приветственном жесте: — Приветствую, дамы и господа. Мы с ней устроились на удобном диванчике в некоторой близости от бара, и тут открылась дверь на террасу, впуская внутрь пару человек, которые, вероятно, выходили покурить. Один из них сразу бросился в глаза тем, что был единственным, одетым в классический мужской костюм с пиджаком и галстуком. Гордана сразу же поприветствовала его по-хорватски, но я моментально выхватил из малопонятной фразы знакомое слово: «Владимир». Кое-какие знакомства Гордана сразу же поприветствовала его по-хорватски, но я моментально выхватил из малопонятной фразы знакомое слово: «Владимир». А потом я встретился глазами с ним и сразу понял, что он меня узнал. — Вот уж не думал, что встречусь тут с вами, герр… — Просто Зигфрид, — улыбнулся я. — Я тут инкогнито, так сказать. — Вы знакомы? — удивилась Гордана. — Лично ранее чести не имел, — ответил Владимир, — но поскольку я вращаюсь по долгу службы в определенных кругах, то наслышан. В любом случае, очень приятно познакомиться, герр Зигфрид. Я Владимир Нестеров, третий атташе посольства Российской Империи в Хорватии. Мы обменялись рукопожатиями. — Третий атташе? А правду говорят, что третий атташе обычно имеет отношение к разведке? Нестеров кивнул: — Отчасти да. Существует неписаное правило, что если вы с посольством отправляете разведчика — то должны поставить его третьим атташе. Об этом все знают, и потому это воспринимается как игра по правилам. А если разведчик окажется вторым атташе — это уже скандал. — В таком случае, забавно, что вы находитесь именно здесь, — улыбнулся я. Он пожал плечами: — Ничуть. На самом деле разведывать в Хорватии особо нечего, потому что хорваты ничего и не скрывают. Возьмите хотя бы этот город: власти Сплита сами регулярно публикуют информацию, сколько в городе находится военнослужащих, как хорватов, так и Рейха. Такая у них политика развития. А конкретно я хоть и работаю на министерство обороны, но имею несколько иные задачи. Я тут вынюхиваю, так сказать, возможность что-то выгодно купить у хорватов по военной линии или наоборот, выгодно продать что-то свое. — На тусовке поэтов и художников, что ли? Он улыбается: — Почему нет? В политике знакомства — это капитал, порой дающий гигантский процент. Мало ли, кем и где буду я лет через десять-двадцать и кем будут собравшиеся здесь лица? Но вообще — вы знаете, чей это дом? — Нет, — признался я. — Анте Милановича, мецената и филантропа. А по специальности он крупная фигура в банковской сфере, специализируется на кредитовании предприятий, работающих на военную промышленность. Так что я тут сочетаю приятное с полезным, ну вы понимаете. Я кивнул.