«Бижу» рассекала носом игривые волны с белыми гребнями, и тысячи искрящихся брызг, разлетаясь вокруг, осыпали их, оставаясь на коже прохладными капельками. Моевка[25] взмыла вверх, белая, как цветок вишни на фоне головокружительной синевы неба, широко расправила свои крылья с чернильной каймой оперенья, и Элла почувствовала, как вместе с птицей воспарило ее сердце, охваченное неподдельной всепоглощающей радостью. Она запрокинула голову, провожая взглядом чайку, и закрыла глаза, с наслаждением подставив свое лицо ласковым солнечным лучам. Шляпы от солнца и веснушки были напрочь забыты. Кристоф направил яхту к югу от острова. Откинувшись на транец[26], он подтолкнул сестру локтем: – Глянь-ка, Каролин, мне кажется, наша гостья наслаждается! Элла лучезарно улыбнулась: – Это просто потрясающе! Такое ощущение, что мы летаем над волнами! Кристоф кивнул: – Я всегда думаю об этом как о танце. Океан – грозный и непредсказуемый партнер. Сегодня у него прекрасное настроение, смотрите – он сверкает. Мы танцуем квикстеп[27]. Иногда он нежнее, романтичнее, одевается в шелка и начинает вальсировать. А порой капризничает. Когда он танцует яростный пасодобль[28] или страстное танго, мы должны быть осторожны и использовать все возможности «Бижу», чтобы соответствовать ему. Каролин рассмеялась: – А когда во время шторма он превращается в крутящегося дервиша, мы предпочитаем оставить его наедине с собой. Может, он и танцовщик, но очень могущественный, и безусловно он ведет. – Приготовься идти галсом[29], – приказал Кристоф, прикрывая глаза от солнца. Каролин ослабила кливер[30] и жестом подозвала Эллу: – Когда он скажет «готовься», мы присаживаемся на корточки вот так, позволяя гику[31] раскачиваться поперек. Ты же не хочешь получить им по голове? Элла последовала примеру Каролин, перебралась под гиком к левому борту, а «Бижу» тем временем поменяла курс, и впереди уже виднелась тонкая линия дюн острова. Солнечные лучи теперь согревали спину Эллы, проникая сквозь мягкий хлопок блузки. Ее кожа светилась от тепла, ветра и морских брызг, заполнявших все вокруг каждый раз, когда очередная волна поднималась навстречу носу «Бижу». Внезапно задумавшись над словами Каролин, Элла почувствовала, как ее пробирает дрожь, несмотря на теплое солнце. Океан сегодня был доброжелательным и игривым партнером, но маленькая лодка, скользящая по бескрайней глади, показалась ей весьма уязвимой. Под сверкающей поверхностью вода была таинственной и темной, непостижимо глубокой, с мощными невидимыми течениями. «Как глупо размышлять о мрачном в такой прекрасный день», – подумала девушка. День, наполненный солнечным светом, красотой, молодостью и свободой. Ветер перекинул ее «конский хвост» прямо на лицо, и она тряхнула головой, чтобы привести в порядок волосы и мысли. Вытянув одну руку за борт, она почти коснулась кончиками пальцев кружевных шапочек на макушках волн. Брызги охлаждали ее кожу, пока та не покрылась мурашками, похожими на крупинки золотого песка. Элла обернулась, чтобы посмотреть на пенный след, оставляемый яхтой, и поймала взгляд Кристофа, устремленный на нее. Взгляд этот был так же непредсказуем, как океан: он то сверкал внутренним светом, то был сумрачен, словно шторм. Элла почувствовала, как зарделись ее щеки, но глаз не отвела. Искра, промелькнувшая между ними вчера, в этот момент превращалась в волну, сильную, как прилив, и девушка интуитивно понимала, что нет смысла плыть против такой волны. Это было нечто, намного превосходящее все, что она испытывала раньше, нечто, с чем она не смогла бы бороться, как не стала бы бороться с силами природы, даже если бы захотела. Но она не хотела! С притворным спокойствием она улыбнулась ему, изо всех сил пытаясь унять сердцебиение: – Ты и правда думаешь, что я смогу научиться управлять «Бижу»? Он долго не отвечал, не сводя с нее глаз, словно загипнотизированный. Наконец подвинулся, освобождая ей место. Она взялась за румпель, спиной ощущая сильную смуглую руку, которая помогала ей держать ровный курс. – Легкими движениями, плавно. Она послушно выполнит все твои желания. Попробуй чуть-чуть отодвинуть эту штуку от себя. Да, вот так. Видишь, яхта поворачивается по ветру, и мы немного теряем скорость. Тебе нужно слегка поиграть рулем, чтобы почувствовать правильный момент, когда паруса идеально ловят ветер. Смотри на полоску на полотне паруса: она должна быть прямой, не трепыхаться и не хлопать. Так, хорошо! Часом позже они вошли в бухту, окруженную дюнами, и бросили якорь. Кроме лодки случайного рыбака, занимавшегося своими делами вдалеке, никого в поле зрения не было. «Бижу» с неплотно свернутыми парусами тихонько покачивалась на волнах. Ветер стих, и солнце стояло высоко, прямо над мачтой. – Давайте поплаваем, а потом пообедаем, – предложила Каролин и тут же начала стягивать одежду, под которой был надет купальный костюм. Кристоф проделал то же самое и с задорным гиканьем нырнул с борта яхты. Его длинное гибкое тело вошло в воду почти без брызг. Элла пожалела, что не догадалась надеть свой купальный костюм под одежду, достала его из соломенной сумки и остановилась в растерянности. – Ты можешь спуститься в каюту, – подсказала ей Каролин. Элла быстренько переоделась, а завязывала сзади на шее свой купальный костюм уже на ходу. Она купила его в «Дженнерс»: белый с желтыми маргаритками, он был гораздо красивее, чем практичный темно-синий, в котором она училась плавать в «Банях Уоррендера». Она нерешительно присела на борт лодки и свесила ноги. Легкие волны игриво плескались под ее ногами, будто пытаясь ухватить ее за пятки и потянуть в пучину. Несмотря на то, что Элла была одной из лучших пловчих в классе, сейчас она чувствовала тревогу. Вокруг было гораздо больше воды и никакой твердой поверхности, за которую можно уцепиться и отдохнуть при необходимости. Где же вы, тренер, когда вы так нужны? Резко повернувшись, девушка ухватилась за борт, опустилась в воду и ахнула от обжегшего ее разгоряченную кожу холода. Но уже мгновение спустя она ощутила блаженство, оттолкнулась от яхты и сделала несколько робких гребков. Соленая вода странным образом бодрила, и Элла поплыла увереннее к Кристофу и Каролин, которые наблюдали за ней. – Это божественно! – воскликнула она, доплыв до них, и перевернулась на спину, как они, глядя на берег. Ее лицо озарила улыбка, когда она узнала вид. – Это ведь та самая картина! Та, что над моей кроватью! Я узнаю эти дюны, изгиб пляжа! Кристоф удовлетворенно кивнул: – Да, все верно. – У тебя наметанный глаз, Элла, – заметила Каролин, скользя по воде. – Ты изучала искусство? – Только в школе. Но я люблю посещать картинные галереи и выставки в Эдинбурге. – Может, подумаешь о карьере в искусстве? Я вот собираюсь сделать это в Париже. Подам заявки в несколько галерей, чтобы изучить процесс реставрации музейных картин. – Я и не знала, что такое существует. Это, конечно, звучит веселее, чем курсы в колледже для секретарей, куда я должна пойти осенью. Мама считает, что это наиболее подходящая профессия. С моим французским я могла бы получить место даже в дипломатическом департаменте. Но я не думаю, что настолько хороша в рисовании, чтобы делать что-то в мире искусства. И не уверена, что мои родители будут рады такому моему решению. А ты, Кристоф, что планируешь делать? Ну, кроме того, чтобы стать знаменитым художником? – поддразнила она его. – Ты собираешься работать в музее, как Каролин? Его глаза снова потемнели непостижимым образом. – Нет, – коротко ответил он. В его голосе послышалась горечь: – Papa заявил, что искусство – это то, чем могут заниматься девушки, пока их не подцепит какой-нибудь достойный мужчина. Я же должен пойти по его стопам, в банк. Это уже решено. Но давайте не будем портить чудесный день подобными разговорами. Возвращаемся к яхте, на обед. Allons-y! И он шлепнул ладонями по воде, подняв тучу брызг, отчего девушки завизжали, и таким образом серьезность момента была развеяна. Они снова забрались на «Бижу»: Кристоф без особых усилий перемахнул через корму и помог обеим девушкам. Пока Элла вытирала волосы, брат с сестрой доставали еду из плетеной корзинки и расставляли ее на носовой палубе. Внезапно девушка поняла, что ужасно голодна. Все трое сидели в довольном молчании под импровизированным навесом, сооруженным Кристофом, поглощая хлеб с золотистой корочкой, густо намазанный мягким острым сыром и увенчанный ломтиками самых красных и сочных помидоров, когда-либо виденных Эллой. Ей казалось, что она никогда не ела ничего вкуснее. Они запили все это водой из глиняной бутылки, а затем Каролин вручила каждому по нагретому солнцем персику, такому сладкому и спелому, что сок потек по подбородку и пальцам Эллы, как только она надкусила его. Потом они лежали в тени навеса, разомлевшие от солнца, моря, тепла и такой вкусной еды. Элла смотрела на невероятную синеву неба, чуть зажмурившись от яркого света, прислушивалась к плеску волн о борт покачивающейся яхты, а потом закрыла глаза… всего на мгновение… Она не представляла, сколько проспала, но солнце уже светило под другим углом, и «Бижу» слегка повернулась на якоре, поэтому один из лучей проник под навес и теперь играл на ее влажных волосах, рассыпанных по плечам и маргариткам на купальнике. Она облизнула губы, почувствовала соленый привкус, обернулась. Каролин тоже спала, свернувшись калачиком и мирно сопя. Кристоф сидел, подогнув ноги, и сосредоточенно смотрел в альбом с набросками. Его карандаш быстро двигался по шершавой бумаге, рисуя четкие, уверенные линии. Кристоф поднял голову, их глаза снова встретились. Он вдруг растерялся, как будто пока они спали, он блуждал где-то далеко, а ее пробуждение выдернуло его обратно в реальный мир. Элла молча улыбнулась и, подбородком указав на Каролин, поднесла палец к губам; он кивнул, улыбаясь в ответ. Так же без слов Элла протянула руку, показывая на наброски. Он покраснел и, закрыв альбом, помотал головой. Но она, не опуская руки, продолжала настойчиво смотреть ему в глаза. Он нехотя отдал альбом, и Элла принялась листать страницы с самого начала. Казалось, Кристоф старался запечатлеть все увиденное на острове: морской пейзаж с дюнами, покрытыми редкой травой, ряд рыбацких домиков с мальвами, жмущимися к белым стенам, сад за домом, где Анаис щипала траву. Не забыл и про сестру с мамой, сидящих на террасе: Каролин увлеченно читает книгу, а Марион сосредоточенно шьет. Перевернув еще страницу, Элла увидела на рисунке юную девушку, стоящую на пристани. Одной рукой девушка придерживала широкополую шляпу, а ее пышную юбку развевал морской ветер. На всех следующим изображениях снова была Элла. Некоторые зарисовки были сделаны буквально несколькими штрихами, карандашу и его владельцу удалось поймать всего один жест или мимолетное выражение лица, и Элла узнавала в этих набросках себя. Другие были прорисованы куда более тщательно; очевидно, над ними Кристоф работал долго. Последний рисунок, который буквально сочился нежностью, показывал, что она спит, прикрыв глаза пальцами согнутой руки, так безмятежно и невинно, что у нее перехватило дыхание. Каролин зашевелилась, просыпаясь; Элла быстро захлопнула альбом и вернула его Кристофу. Он встал, разминая затекшие ноги, слегка подтолкнул сестру. – Давайте, спящие красавицы, поднимайтесь! Пора домой, – заговорил он и принялся распускать парус, готовясь отправиться в обратный путь. За ним, в рассеянной задумчивости широко раскрыв глаза, неотрывно следила Элла, потрясенная истиной и красотой только что увиденного. 2014, Эдинбург – Ты уверена, что тебе достаточно тепло, бабушка? – осведомляюсь я, накидываю Элле на плечи тонкую шерстяную шаль и присаживаюсь рядом с ней на скамейку. – Я в полном порядке. Перестань суетиться, Кендра! Здесь просто прекрасно, это была замечательная идея. В этот осенний день в воздухе все еще ощущается немного невесомого тепла, небо – удивительно синее, а ярко-желтые листья на его фоне – совершенно неподвижны. День на редкость безветренный, и я предлагаю бабушке в кои-то веки выйти из душного кокона ее комнаты в сад. Это предложение вызывает удивленную улыбку у девушки-администратора, которой приходится некоторое время копаться в ящике стола в поисках ключа, чтобы отпереть нам заднюю дверь. Но сама Элла с готовностью соглашается. Мы сидим, подставив свои лица солнечным лучам, спиной к серой стене, окружающей аккуратно постриженную лужайку и неказистые розовые кусты, на которых упрямо цепляются за жизнь несколько поздних цветков. Элла с наслаждением вдыхает осенний воздух: – Ах, какое блаженство! Почему-то начинаешь все это ценить, только когда сознаешь, что это ненадолго! Не знаю, что она имеет в виду: то, что зима не за горами, или что-то более глобальное. Я беру ее руку, чтобы утешить, но внезапно понимаю, что Эллины пальцы успокаивают меня саму. От этого мягкого прикосновения или от мысли о скорой потере бабушки к горлу подкатывает ком. Теперь, думая об этом, я пытаюсь вспомнить, когда мы с Дэном в последний раз держались за руки, и в голову не приходит ничего, кроме небрежных поцелуев в щеку, мимоходом, по привычке. Ее прикосновение дает мне понять, как сильно я хочу держать в своих руках руки Финна, чтобы дать ему такое же ощущение любви и поддержки. Я с трудом сглатываю ком, застрявший в горле, и нежно сжимаю ладонь Эллы в ответ. Она улыбается, глядя на наши сцепленные пальцы: – Какая у тебя прекрасная кожа! Чистая, гладкая… Глядя на мои руки, сложно представить, что и у меня когда-то была такая. Эти ужасные пигментные пятна… Солнечный свет, который я впитывала на протяжении всей жизни, теперь берет свое. Но как чудесно почувствовать его снова! Бабушка закрывает глаза, и я задаюсь вопросом, не перенеслась ли она сейчас мыслями в свое первое, головокружительное лето на острове Ре. Словно прочитав мои мысли, она спрашивает: – Как продвигается работа? – Неплохо. Хочешь, в следующий приезд я возьму с собой то, что уже написала, и прочту тебе? Она похлопывает меня по руке и поправляет складку шали: – Нет, я доверяю тебе. И хочу, чтобы ты написала эту историю по-своему. Прочтешь мне все, когда закончишь. И да, не стесняйся задавать мне вопросы. Некоторые мои воспоминания обрывочны. Возможно, я что-то пропустила, пока записывала их на эту машинку. Я качаю головой. Ее записи содержательны, последовательны и логичны. Это позволяет мне легко плести нить ее истории, а фотографии помогают представить все с большей достоверностью. На пленках голос бабушки звучит сильнее и увереннее, чем в жизни. Может быть потому, что эти воспоминания и есть ее жизнь. Элла снова закрывает глаза и тихо говорит: – Иногда требуется время, чтобы узнать людей. Некоторых мы не узнаём по-настоящему никогда. Других – в мгновение ока. Так было с Кристофом и Каролин. Я полагаю, неискушенность и наивность, свойственные юности, помогли мне в этом… Друзья детства, первая любовь. С годами все становится сложнее. Но в то лето я влюбилась в саму жизнь, Кендра, не просто в остров и в семью Мартэ, а в возможности и надежды, пробудившиеся во мне. Я увидела, какой может быть жизнь! – Она смотрит на меня пронзительным взглядом, словно собирается проникнуть мне в душу. – Ты когда-нибудь испытывала подобное, Кендра?