— Моей помощнице можно полностью доверять, — заверила мма Рамотсве. Государственный человек прищурился. — Надеюсь, — со значением произнес он. — Мне известно, каковы женщины. Они любят болтать. Глаза мма Макутси стали круглыми от возмущения. — Уверяю вас, рра, — сказала мма Рамотсве самым суровым тоном, — что «Женское детективное агентство № 1» строжайшим образом придерживается принципа конфиденциальности. Строжайшим образом. И речь идет не только обо мне, но и вон о той даме, мма Макутси. Если у вас есть какие-то сомнения относительно этого, вам следует поискать других детективов. Мы не возражаем. — Она сделала паузу. — И еще одна вещь, рра. В этой стране много болтают, и, мне кажется, по большей части, мужчины. Женщины, как правило, слишком заняты, чтобы болтать. Мма Рамотсве сложила руки на столе. Она высказалась, и ее не удивило бы, если бы Государственный человек сейчас ушел. Чиновник его ранга не привык, чтобы с ним разговаривали таким образом, и, вероятно, не потерпит этого. Какое-то время Государственный человек молча смотрел на мма Рамотсве. — Да, — произнес он. — Да. Вы совершенно правы. Я предположил, что вы не сумеете сохранить тайну, простите меня. — Затем, повернувшись к мма Макутси, добавил. — Простите, что я так подумал о вас, мма. Это было дурно. Мма Рамотсве почувствовала, что напряжение спало. — Хорошо, — сказала она. — Почему бы вам теперь не рассказать нам о своих тревогах? Моя помощница вскипятит чайник. Что вы предпочитаете — редбуш или обычный чай? — Редбуш, — ответил Государственный человек. — Мне кажется, он хорош, когда человек встревожен. — Так как вы знаете, кто я, — сказал Государственный человек, — мне не нужно начинать сначала, вернее, с самого начала. Вам известно, что я сын важного лица. Вы это знаете. Я первенец, и это означает, что я стану главой семьи, когда господь призовет к себе моего отца. Но, надеюсь, это случится не скоро. У меня есть два брата. У одного из них плохо с головой, он ни с кем не разговаривает. Он ни с кем не разговаривал и ничем не интересовался с самого раннего детства. Поэтому мы отослали его на пастбище, и он вполне доволен такой жизнью. Он живет там все время и никому не доставляет забот. Он сидит и считает себе скот, затем, когда кончит, начинает считать заново. Это все, чего он хочет от жизни, хотя ему сейчас уже тридцать восемь. У меня есть еще один брат. Он намного моложе меня. Мне пятьдесят четыре, а ему всего двадцать шесть. Мой отец человек старых обычаев, у него было много жен. Дочерей много — у меня девять сестер от разных матерей, многие из них замужем и имеют собственных детей. Мы большая семья, но у нас мало мужчин, с которыми можно считаться, только я и мой двадцатишестилетний брат. Его зовут Могади. Я очень люблю брата. Я намного старше и помню его еще совсем маленьким. Когда он подрос, я многому его научил. Я показал ему, как находить гусениц мопане. Показал, как ловить летучих муравьев, которые вылезают из своих норок, как только начинаются дожди. Я рассказал ему, что можно и что нельзя есть в буше. Однажды он спас мне жизнь. Мы были на пастбище, где отец держал часть скота. Туда приходили бушмены, потому что отцовское пастбище находилось недалеко от того места, откуда из Калахари приходят эти люди. Это очень сухое место, но там есть ветряная мельница, которую построил мой отец, чтобы накачивать воду для скота. Глубоко под землей там есть вода, и очень неплохая на вкус. Бушмены любили приходить и пить эту воду, когда кочевали неподалеку, они выполняли для отца кое-какую работу, получая за это коровье молоко, а если им везло, то и кусок мяса. Они любили моего отца, потому что он никогда не бил их, в отличие от других, которые секли их сьямбоками. Я никогда не одобрял такого обращения с этими людьми, никогда. Я взял брата с собой посмотреть на бушменов, которые жили неподалеку под деревом. У них были рогатки из кожи страуса, и я хотел получить у них одну для брата. Я взял с собой для обмена кусок мяса. Еще я думал, что они могут дать нам страусиное яйцо. Только что прошли дожди, кругом была свежая трава и цветы. Вы знаете, мма, как это бывает после того, как пройдут первые дожди. Земля вдруг становится мягкой, и кругом цветы, цветы. Это так красиво, что на какое-то время забываешь, как только что все было иссохшим и твердым. Мы шли по тропе, протоптанной копытами скота, я впереди, а брат сзади. У него была длинная палка, конец которой волочился по земле. Я был рад, что я здесь, со своим младшим братом, что кругом свежая трава, благодаря которой тучнеет скот. Вдруг он окликнул меня, и я остановился. В траве рядом с нами была змея, она подняла голову, открыла рот и зашипела. Большая змея, размером почти с меня, ее тело поднялось над землей на высоту человеческой руки. Я тут же понял, какая это змея, и сердце у меня замерло. Я стоял, не двигаясь, потому что понимал, что если я пошевелюсь, змея может броситься на меня, а она была совсем близко. Змея злобно смотрела на меня, как смотрят все эти мамбы, и я подумал, что она собралась сделать бросок, и мне не спастись. В этот момент послышался скребущий звук, и я увидел, что мой младший брат, которому было тогда всего одиннадцать-двенадцать лет, повел палкой по земле в сторону змеи. Змея шевельнулась, и прежде чем мы успели понять, что происходит, бросилась на кончик палки. Я успел развернуться, подхватить брата и убежать с ним назад по тропинке. Змея исчезла. Она куснула палку и, возможно, поломала клык. Что бы с ней ни случилось, она нас не преследовала. Он спас мне жизнь. Вы знаете, мма, что бывает с человеком, которого укусила мамба. Никаких шансов. С этого дня я знаю, что обязан жизнью своему младшему брату. Это случилось четырнадцать лет назад. Сейчас нам редко удается вместе гулять в буше, но я по-прежнему очень люблю брата. Поэтому я очень огорчился, когда он навестил меня в Габороне и сказал, что собирается жениться на девушке, с которой познакомился, учась в университете. Он готовился стать бакалавром, и в это время встретил девушку из Махалапья. Я знаю ее отца, потому что он работает здесь клерком в одном из министерств. Я иногда видел, как он сидит с другими клерками под деревьями во время ланча, а теперь он машет мне каждый раз, когда мой автомобиль проезжает мимо. Я сначала махал ему в ответ, а потом перестал. Разве я должен все время махать этому клерку только потому, что его дочь встретилась с моим братом? Мой брат живет на нашей ферме недалеко от Пилане. Он отлично справляется, и отец доволен тем, что он делает. Отец, на самом деле, отдал брату эту ферму, она теперь принадлежит ему. Теперь он богатый человек. Мне отец отдал другую ферму, поэтому я не завидую. Могади женился на этой девушке месяца три назад, и она переехала к нему на нашу ферму. Мои отец и мать живут там же. Приехали мои тетушки, они будут жить там больше года. Это очень большой дом, там хватает места всем. Моя мать не хотела, чтобы эта женщина вышла за моего брата. Мать говорила, что из нее не выйдет хорошей жены, что она только принесет несчастье в семью. Мне тоже казалось, что это неудачная мысль. Мне кажется, я знаю, почему она хотела выйти за моего брата. Не думаю, что из-за любви или чего-то в этом роде. Думаю, это отец посоветовал ей выйти за моего брата, поскольку тот из богатой и влиятельной семьи. Никогда не забуду, мма, как ее отец осматривал дом, когда пришел разговаривать с моим отцом об этом браке. Он вытаращил глаза от жадности, я просто видел, как он оценивает все, что видит. Он даже спросил моего брата, сколько у него скота, — представьте себе, и это человек, у которого вообще нет скота! Я примирился с решением брата, хотя не одобрял его, и попытался, насколько возможно, быть приветливым с новой женой. Но это было нелегко. Потому что я видел, как она все время старается отвратить брата от семьи. Ей явно хотелось, чтобы мои отец и мать уехали из этого дома, и она была очень неприветлива с моими тетушками. Похоже на дом, куда залетела оса, которая все время жужжит и пытается ужалить. Я думаю, этого одного было бы достаточно, но тут случилась еще одна вещь, которая встревожила меня еще больше. Я был там, на юге, несколько недель назад, и заехал навестить брата. Когда я приехал, мне сказали, что он плохо себя чувствует. Я зашел к нему в комнату. Он лежал в постели, держась за живот. Он сказал, что съел что-то очень плохое, возможно, мясо было испорчено. Я спросил, был ли у него врач, и он ответил, что не так уж серьезно болен. Он чувствовал себя очень плохо, но считал, что скоро поправится. Я пошел поговорить с матерью, которая сидела одна на веранде. Она поманила меня, чтобы я сел рядом с ней, и, проверив, нет ли кого поблизости, она сказала мне, что думает по этому поводу. «Эта новая жена пытается отравить твоего брата, — сказала она. — Я видела, она заходила в кухню перед тем, как подали еду. Я ее видела. Я велела ему не доедать мясо, сказав, будто оно показалось мне несвежим. Если бы я его не предупредила, он бы съел всю порцию и умер бы. Она пытается его отравить». Я спросил, зачем ей это. «Если она только что вышла замуж за красивого и богатого мужа, — спросил я, — зачем ей так сразу избавляться от него?» Моя мать засмеялась. «Потому что как вдова она будет богаче, чем как жена», — ответила она. «Если он умрет, прежде чем у нее родятся дети, он оставит завещание, по которому все отойдет ей. Ферма, этот дом, все. А когда все это будет принадлежать ей, она сможет вышвырнуть нас и всех теток. Но сначала ей нужно его убить». Сначала предположение матери показалось мне смешным, но чем больше я размышлял, тем яснее понимал, что оно вполне может оказаться правдой. С братом говорить об этом было бесполезно, Он отказывался слушать что-либо плохое о своей жене. Тогда я подумал, что лучше мне найти кого-нибудь со стороны, человека, который мог бы вникнуть в это дело и разобраться, что происходит. Мма Рамотсве подняла руку, чтобы прервать его. — Существует полиция, рра. Судя по вашему рассказу, это дело полиции. Они привыкли иметь дело с отравителями и тому подобными людьми. Мы детективы другого рода. Мы помогаем людям решать их жизненные проблемы. Мы здесь не для того, чтобы раскрывать преступления. Произнося это, мма Рамотсве заметила, что мма Макутси сникла. Она знала, что ее помощница видит их роль по-иному. Вот, подумала мма Рамотсве, разница между почти сорока и двадцатью восемью. Когда человеку около сорока, он не гонится за потрясениями. А в двадцать восемь хочется пережить все мыслимые потрясения. Разумеется, мма Рамотсве понимала это. Выйдя замуж за Ноте Мокоти, она жаждала всей той роскоши, которая полагалась ей по статусу жены известного музыканта, человека, который кружит всем головы, едва появившись в комнате, человека, в голосе которого слышатся отзвуки волнующих нот джаза, которые он извлекал из своей сияющей трубы. Когда брак закончился — да как скоро! — оставив после себя лишь печальный камень на могиле их до срока родившегося ребенка, она стала стремиться к стабильной и упорядоченной жизни. Конечно, она не искала потрясений, а Клоувис Андерсен, автор ее профессиональной библии, «Основ частного расследования», недвусмысленно предупреждал на второй, если не на самой первой странице, что тот, кто становится частным детективом, чтобы вести полную приключений жизнь, жестоко ошибается в самой природе этой работы. «Наша работа, — писал он, и этот абзац запечатлелся в мозгу мма Рамотсве, так что она прочла его весь наизусть мма Макутси, когда та пришла к ней работать, — помогать людям решать нерешенные вопросы. В нашей профессии мало драматического. Это процесс терпеливого наблюдения, умозаключений и анализа. Мы, искушенные наблюдатели, наблюдаем и составляем отчеты; в нашей работе нет ничего романтического. И те, кто ищет в ней романтики, должны тут же отложить этот учебник и заняться чем-либо другим». По мере того, как мма Рамотсве цитировала этот текст, глаза мма Макутси тускнели. Было очевидно, что она представляла свою работу совершенно иначе. И теперь, когда не кто-нибудь, а Государственный человек сидел перед ними и рассказывал о семейных интригах и о возможном отравлении, она почувствовала, что наконец-то предстоит расследование, которое позволит им обнаружить что-то стоящее. И, как только такая перспектива появилась, мма Рамотсве, судя по всему, готова отказаться от этого клиента! Государственный человек посмотрел на мма Рамотсве. Ее реплика раздражила его, казалось, он с усилием сдерживает неудовольствие. Мма Макутси заметила, что когда он слушал, верхняя губа его подрагивала. — Я не могу идти в полицию, — стал объяснять он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Что я скажу в полиции? Полиция захочет получить доказательства, даже от меня. Они скажут, что вряд ли смогут прийти в дом и арестовать жену, которая будет все отрицать, а муж при этом будет говорить: «Эта женщина ничего не совершила. В чем дело?» Он остановился и посмотрел на мма Рамотсве с таким видом, будто разрешил проблему. — Ну? — отрывисто сказал он. — Раз этот случай не для полиции, то, значит, для частного детектива. Ведь вы как раз для этого, разве нет? Ну, мма? Мма Рамотсве посмотрела ему в глаза, что само по себе было неким жестом. В традиционном обществе она не должна была смотреть так прямо в глаза мужчине его положения. Это было бы очень грубо. Но времена изменились, она гражданка современной Республики Ботсвана, где существует конституция, которая гарантирует права всех граждан, в том числе дам, занимающихся частными расследованиями. Эта конституция была утверждена в тот самый день 1966 года, когда на стадионе был спущен «Юнион-Джек» и над вопящей толпой поднялся чудесный синий флаг. Это было достижение, равного которому не было ни в одной из стран Африки. И, кроме того, она была Прешас Рамотсве, дочь покойного Обэда Рамотсве, человека, который по своему достоинству был равен любому человеку, хоть из семьи вождя. Он мог смотреть в глаза любому вплоть до дня своей смерти, и она тоже должна суметь это сделать. — Я сама решаю, браться ли мне за какое-либо дело, рра, — сказала она. — Я не могу помочь всем. Я пытаюсь помочь людям по мере сил, но если я не могу чего-то сделать, я так и говорю: жаль, но я не могу помочь. Вот так мы работаем в «Женском детективном агентстве № 1». В вашем случае я даже не вижу, как мы могли бы узнать то, что вам нужно. Это внутрисемейная проблема. Я не представляю себе, как чужой человек может здесь что-то выяснить. Государственный человек молчал. Он взглянул на мма Макутси, но она опустила глаза. — Я понял, — сказал он несколько минут спустя. — Я вижу, вы не хотите помочь мне, мма. Ну что ж, это очень печально для меня. — Он сделал паузу. — Есть ли у вас лицензия на занятия вашим бизнесом, мма? У мма Рамотсве перехватило дыхание. — Лицензия? Разве существует закон, требующий лицензию на занятие частными расследованиями? Государственный человек улыбался, но глаза его оставались холодными. — Возможно, нет. Я не проверял. Но он мог бы быть. Мы должны регулировать бизнес. Поэтому существуют лицензии уличных торговцев или торговцев товарами повседневного спроса. И мы можем отобрать их у тех, кто не подходит для такой работы. Вы знаете, как это делается. И тут устами своей дочери, своей Прешас, заговорил Обэд Рамотсве. — Я не слышу того, что вы говорите, рра. Не слышу. Вдруг мма Макутси громко зашуршала бумагами на своем столе. — Конечно, вы правы, мма, — сказала она. — Нельзя просто так подойти к этой женщине и спросить, не собирается ли она убить своего мужа. Так не выйдет. — Да, — подтвердила мма Рамотсве. — Поэтому мы тут ничего не можем сделать. — С другой стороны, — торопливо продолжала мма Макутси, — у меня появилась мысль. Кажется, я знаю, как к этому подойти. Государственный человек повернулся на стуле, чтобы лучше видеть мма Макутси. — Какая у вас мысль, мма? Мма Макутси сглотнула. Ее сильные очки сияли, зарядившись ее идеей. — Ну, — начала она. — Здесь важно попасть в дом и послушать, что говорят люди, которые там живут. Важно понаблюдать за женщиной, которая собирается совершить это злое дело. Важно заглянуть ей в душу. — Да, — согласился Государственный человек. — Я хочу, чтобы вы сделали именно это. Вы заглянете ей в душу и обнаружите зло. Тогда вы извлечете на свет это зло и скажете моему брату: «Посмотри! Посмотри на злую душу своей жены! Посмотри, как она интригует, все время плетет интриги!» — Это не так однозначно, — возразила мма Рамотсве. — Жизнь не так проста. Совсем не проста. — Прошу вас, мма, — обратился к ней Государственный человек. — Давайте послушаем эту умную женщину в очках. У нее очень дельные мысли. Мма Макутси поправила очки и продолжила: — В доме есть слуги, не так ли? — Пять человек, — ответил Государственный человек. — И еще приходящие слуги. Люди, которые смотрят за стадом. И старые слуги моего отца. Они больше не могут работать, а просто сидят на солнышке около дома. Мой отец хорошо их кормит. Они все очень толстые. — Так вот, — сказала мма Макутси. — Слуги, живущие в доме, видят все. Служанка заглядывает в постель мужа и жены, ведь так? А повар заглядывает в их желудки. Слуги всегда в доме, они наблюдают. Они разговаривают между собой. Слуги знают все. — То есть, вы собираетесь пойти поговорить со слугами? — уточнил Государственный человек. — Но станут ли они разговаривать с вами? Они забеспокоятся, как бы не потерять работу. Они будут молчать и скажут только, что ничего не происходит. — Но мма Рамотсве умеет разговаривать с людьми, — продолжала мма Макутси. — Люди откровенны с ней. Я видела сама. Сумеете ли вы сделать так, чтобы она пожила несколько дней в доме вашего отца? Сможете ли вы устроить это?