Мма Рамотсве обменялась взглядом с мма Макутси. Они привыкли к характерному для мужчин тону превосходства, но этот случай явно выходил за рамки обычного. — Я провела там ровно столько времени, сколько мне понадобилось, рра, — спокойно ответила она. — И вернулась, чтобы обсудить это дело с вами. Государственный человек презрительно усмехнулся. — Мне нужен ответ, мма. Я приехал не для того, чтобы вести долгие разговоры. На заднем плане резко застрекотала пишущая машинка. — В таком случае, — сказала мма Рамотсве, — вы можете возвращаться в свой кабинет. Либо вы захотите выслушать, что я скажу, либо нет. Государственный человек молчал. Потом заговорил, понизив голос: — Вы очень дерзкая женщина. Возможно, у вас нет мужа, который научил бы вас, как уважительно разговаривать с мужчинами. Стрекот пишущей машинки усилился. — Возможно, и вам нужна жена, которая могла бы научить вас, как уважительно разговаривать с женщинами, — сказала мма Рамотсве. — Но не стану вас задерживать. Дверь вон там, рра. Она открыта. Можете уходить. Государственный человек не сдвинулся с места. — Вы слышали, что я сказала, рра? Или я должна вас выгонять? У меня здесь двое молодых людей, очень сильных после всей этой работы с двигателями. Еще здесь мма Макутси, с которой вы даже не поздоровались, и еще я. Всего четверо. Ваш шофер пожилой человек. У нас численное превосходство, рра. Государственный человек оставался неподвижным. Теперь он смотрел в пол. — Ну, рра? — Мма Рамотсве побарабанила пальцами по столу. Государственный человек поднял взгляд. — Извините, мма. Я был груб. — Благодарю вас, — сказала мма Рамотсве. — Теперь, после того, как вы поздороваетесь с мма Макутси, как подобает, традиционным образом, мы, пожалуй, начнем. — Я собираюсь рассказать вам историю, — сказала мма Рамотсве Государственному человеку. — История начинается с того, что жила-была семья, в которой было три сына. Отец был очень доволен тем, что первый ребенок мальчик, и давал ему все, чего тот желал. Мать этого мальчика тоже была довольна тем, что родила сына своему мужу, и тоже суетилась вокруг этого мальчика. Потом родился второй мальчик, и родители очень опечалились, когда поняли, что у этого мальчика что-то не в порядке с головой. Мать слышала, о чем судачат люди у нее за спиной. Они говорили, что когда с мальчиками случается что-то подобное, значит мать, когда была беременной, встречалась с другим мужчиной. Конечно, это была неправда, но все эти злые слова ранили ее, и она стыдилась появляться на людях. Но сам мальчик был счастлив. Ему нравилось быть со скотом и считать его, хотя считал он не очень хорошо. Первенец был очень умен, и дела его шли хорошо. Он уехал в Габороне и стал известным политиком. Но по мере того, как росла его власть и известность, он делался все более высокомерным. Но родился еще один сын. Первенец был очень рад этому, он любил младшего брата. Но наряду с любовью в нем существовал страх, что этот новый мальчик может отнять у него любовь семьи, что отец предпочтет именно младшего. Во всем, что ни делал отец, он видел знак, того, что тот предпочитает младшего сына, что, разумеется, было неправдой, потому что отец любил всех своих сыновей. Когда младший женился, первенец был очень сердит. Он никому не говорил, что сердит, но внутри него бурлил гнев. Он был слишком горд, чтобы кому-нибудь об этом сказать, потому что он стал большим, важным человеком. Он подумал, что эта молодая жена отнимет у него брата, и он останется ни с чем. Он подумал, что она постарается забрать себе их ферму и их скот. И он не подумал спросить себя, правда ли это. Он начал думать, что она собирается убить его брата, брата, которого он так любил. Эта мысль не давала ему спать, в нем росла ненависть. Поэтому, в конце концов, он пошел к одной даме — эта дама я, — и попросил ее поехать и найти доказательства его предположений. Он подумал, что таким образом она сумеет помочь ему избавиться от жены брата. Дама не представляла себе, что стоит за всем этим, поэтому поехала на ферму этой семьи и побыла там. Она поговорила со всеми и выяснила, что никто не пытался никого убить, и все эти разговоры о яде пошли оттого, что несчастный повар перепутал травы. Этого человека сделал несчастным младший брат, потому что заставлял его заниматься тем, чем он не хотел. Итак, дама из Габороне поговорила со всеми членами семьи по очереди. Потом она вернулась в Габороне и поговорила с братом. Он был очень груб с ней, поскольку у него развилась привычка быть грубым и ни с кем не считаться. Но она понимала, что под маской грубияна всегда кроется испуганный и несчастный человек. И эта дама подумала, что будет обращаться к этому испуганному и несчастному человеку. Она знала, разумеется, что он не сумеет сам поговорить с членами своей семьи, поэтому сделала это за него. Она рассказала семье, как он себя чувствовал, как любовь к брату заставила его ревновать. Жена брата все поняла и обещала сделать все, что в ее силах, чтобы он почувствовал, — она не отнимает у него его любимого брата. Затем все поняла мать, она осознала, что они с мужем заставили его беспокоиться о том, что он потеряет свою часть фермы. Они сказали, что все будет разделено поровну и что ему не нужно бояться того, что произойдет в будущем. Затем эта дама сказала семье, что поговорит со старшим братом в Габороне и что она уверена — он поймет. Она сказала, что передаст ему слова, которые они захотят передать. Она сказала, что настоящий яд в семье — не тот, что положили в пищу, настоящий яд вырастает в сердце человека, которого мучает ревность, а он не может высказать ее и таким образом изгнать яд. Она вернулась в Габороне со словами, которые семья хотела сказать ему. И слова младшего брата были такими: «Я очень люблю своего брата. Я никогда не забываю его. Я никогда ничего не отниму у него. Мы поделим землю и скот». И жена этого человека сказала: «Я восхищаюсь братом моего мужа. Я никогда бы не отняла у него любовь брата, которой он заслуживает». И мать сказала: «Я очень горда своим сыном. Здесь хватает места для всех нас. Я беспокоилась, что мои сыновья разойдутся, что их жены встанут между ними и разобьют нашу семью. Я больше не беспокоюсь об этом. Пожалуйста, попросите моего сына, чтобы он скорее приезжал повидаться со мной. Мне осталось не так много времени». А старый отец сказал только: «Лучших сыновей нельзя и желать». Пишущая машинка молчала. Мма Рамотсве перестала говорить и посмотрела на Государственного человека, который сидел совершенно неподвижно, только его грудь чуть двигалась в такт дыханию. Потом он медленно поднес руку к лицу. Потом другую. — Не стесняйтесь плакать, рра, — сказала мма Рамотсве. — Это путь, чтобы все наладить. Это первый шаг. Глава девятнадцатая Слова для Африки Дождь шел четыре дня. Во второй половине дня собирались тучи, шел дождь, сверкали молнии, грохотал гром. Дороги, всегда сухие и пыльные, превратились в потоки, на полях блестела вода. Но жаждущая земля быстро впитывала влагу, и лужи исчезали. Люди наконец поняли, что вода есть, она здесь, ее задерживает плотина, она просачивается и поит почву. Казалось, все вздохнули с облегчением; пережить еще одну засуху было бы трудно, хотя люди перенесли бы и ее, как переносили всегда. Погода, говорят здесь, переменчива, и каждый чувствует себя незащищенным. В такой стране как Ботсвана, где земля и животные вынуждены существовать в тяжелейших условиях, любая перемена может обернуться катастрофой. Но дожди пошли, это было важно. Авторемонтная мастерская «Быстрые моторы» работала все более напряженно, и мма Макутси как временный управляющий решила, что следует временно нанять механика и посмотреть, как пойдут дела. Она поместила в газете небольшое объявление, на него откликнулся человек, в свое время работавшей дизельным механиком на алмазных копях, но вышедший на пенсию. Он предложил, что будет работать три дня в неделю. Он немедленно приступил к работе, и отношения с учениками у него сложились. — Мистеру Дж. Л. Б. Матекони он понравится, — сказала мма Рамотсве. — Когда тот вернется и они познакомятся. — А когда он вернется? — спросила мма Макутси. — Прошло уже больше двух недель. — Когда-нибудь вернется, — ответила мма Рамотсве. — Не будем торопить его. Во второй половине дня она поехала в сиротский приют и припарковала свой белый фургончик напротив окна мма Потокване. Мма Потокване видела, как она подъезжает, и к тому времени, как мма Рамотсве постучалась к ней, успела поставить чайник. — Да, входите, мма Рамотсве, — сказала она. — Мы с вами давно не виделись. — Я уезжала, — объяснила мма Рамотсве. — Потом пошли дожди, и дорога вся размокла. Мне не хотелось увязнуть в грязи. — Очень мудро, — заметила мма Потокване. — Один или два грузовика застряли как раз рядом с нашей подъездной дорогой, и нам пришлось посылать старших сирот толкать их. Это было очень трудно. Ребята с ног до головы были покрыты красной грязью, и мы поливали их из шланга во дворе. — Похоже, что в этом году были хорошие дожди, — сказала мма Рамотсве. — Очень хорошо для страны. Чайник в углу комнаты засвистел, и мма Потокване встала, чтобы приготовить чай. — У меня нет пирога угостить вас, — сказала она. — Я испекла вчера пирог, но его съели до последней крошки. Как саранча. — Да, люди бывают очень прожорливы, — заметила мма Рамотсве. — А жаль, хорошо было бы сейчас съесть пирога. Но я приехала не для того, чтобы сидеть и думать о пирогах. Они пили чай в дружеском молчании. Потом мма Рамотсве заговорила. — Я думаю, что могла бы взять мистера Дж. Л. Б. Матекони проехаться в фургончике, — рискнула она предложить. — Как вы думаете, ему это понравится? Мма Потокване улыбнулась. — Ему это очень понравится. Он был очень апатичен, когда приехал сюда, но я вижу, что сейчас он кое-что делает. Думаю, это хороший знак. — Что же? — Он помогает нам с этим маленьким мальчиком, — сказала мма Потокване. — Помните, о котором я просила вас что-нибудь выяснить. Вы помните его? — Да, — нерешительно ответила мма Рамотсве. — Я помню этого малыша. — И вы что-нибудь выяснили? — Нет, — сказала мма Рамотсве. — Я думаю, здесь я мало что могу выяснить. Но у меня появилась догадка по поводу этого мальчика. Но всего-навсего догадка. Мма Потокване положила еще ложечку сахара в чай и медленно размешала его. — Да? Какая догадка? Мма Рамотсве сдвинула брови. — Я не думаю, что моя догадка может помочь, — сказала она. — Вернее, я думаю, она помочь не может. Мма Потокване поднесла чашку к губам. Сделала большой глоток и аккуратно поставила чашку на стол. — Я, наверное, знаю, что вы имеете в виду, мма, — отозвалась она. — Думаю, что у меня есть та же догадка. Но я не могу поверить в то, что это может быть правдой. Мма Рамотсве покачала головой. — Я говорила себе то же самое. Люди рассказывают о таких случаях, но доказательств никогда нет, верно? Говорят, что бывают такие «дикие дети» и что довольно часто их находят. Но разве кто-нибудь может доказать, что этих детей вырастили животные? Есть ли этому доказательства? — Я никогда ни о чем таком не слышала, — сказала мма Потокване. — И если мы скажем кому-нибудь, что именно думаем об этом малыше, что тогда начнется? Газеты будут писать только об этом. Понаедут люди со всего мифа. Они, скорее всего, захотят забрать мальчика куда-нибудь, где смогут наблюдать за ним. Его увезут из Ботсваны. — Нет, — возразила мма Потокване. — Правительство никогда не разрешит. — Не знаю, — сказала мма Рамотсве. — Могут разрешить. В этом нельзя быть уверенным. Они посидели молча. Затем мма Рамотсве заговорила. — Я думаю, есть проблемы, которых лучше не касаться, — сказала она. — Мы же не хотим знать ответы на все. — Согласна, — сказала мма Потокване. — Иногда легче жить, если знаешь не все.