Я окаменел: во рту словно песок, а в ушах звон колокольчиков. Паучиха, видимо, еще что-то спросила, и я неуверенно показал рукой на столик, где лежала коробка, и прохрипел: – Я принес вам посылку. Старуха повернулась и, все так же держа спину ровно, колонной поплыла по залу. Остановившись возле стола, она провела рукой по адресному ярлыку. – Долго же ты доставлял ее, маленький грызун. Все так же нереально медленно и плавно дама проплыла мимо меня, не поворачивая головы, лишь скосив жуткие рыбьи глаза в мою сторону. Длинный подол полностью скрывал ноги, делая движения еще более похожими на скольжение призрака. – Корв, выпроводи нашего гостя вон. У него нет времени на чай. Не менее жуткий, чем его хозяйка, тип бесцеремонно подтолкнул меня к выходу. Он был как косматый засушенный зверь с пылающим яростью взглядом. И насколько его хозяйка была идеально причесана, настолько ее слуга был растрепан. Уговаривать меня покинуть этот зловещий особняк не потребовалось. Лишь на пороге, чувствуя лучики солнца на лице и некую безопасность, я развернулся, взглянул на жуткую парочку, которым еще бы вилы в руки – и на картину к Вуду[7], сжал кулаки и крикнул: – Хорьки не грызуны, они хищники! Старуха вынула из замка синей двери ключ и, зажав в руках-пауках, бросила на меня презрительный взгляд. Я же, прыгнув кузнечиком через три ступеньки крыльца, пустился прочь. Моя миссия была выполнена. Пробежав метров триста, я упер руки в колени, жадно хватая ртом воздух. Бравый Макс не на шутку испугался. Сердце колотилось как бешеное. Кровь стучала в ушах так, что я даже не услышал шелеста колес по дороге. – Все в порядке, молодой человек? – голос ударился в мою спину так, что я вздрогнул. Я поднял глаза и увидел перед собой усы, а потом уже прилагающегося к ним человека, выглядывающего из потертого синего пикапа. На черных, как смоль, волосах у правого виска была белая, как снег, прядь. Впервые такое видел! Бросив взгляд на форму и значок, я кивнул: – Так точно, офицер. Усач усмехнулся: – Не видел тебя раньше, ты из Соснового переулка никак? – Угу, – кивнул я, дыхание почти пришло в норму. – Подбросить до дому? – Усач словно сканировал меня своим пристальным взглядом, а полуулыбка нервировала меня: словно этот тип знал, что я тайком обшаривал чужой дом. – Спасибо, я сам, – я попытался выдавить из себя открытую и приветливую улыбку, но, кажется, вышло не очень. – Хорошего дня, – Усач дотронулся до виска и отвернулся к рулю. – И вам, – выдохнул я, глядя вслед шуршащим по грунтовке колесам. * * * Конечно же, я не рассказал о произошедшем матери. Отделался быстрым «доставлено», взлетел наверх и бухнулся на кровать, тупо уставившись в потолок. Мне было стыдно и страшно. И облечь случившееся в форму значило признать случившееся. А я хотел обо всем поскорее забыть. Но выкинуть дом и его странных нежильцов из головы было ой как непросто. Я повстречал чудовищ и чудом остался жив! Я так и провалялся в кровати до вечера, сполз только на ужин. Сегодня у нас была пицца. Покупная, что немаловажно. И это резко улучшило мое настроение. – Как прошло? – Ты о чем? – умеет же Кэр все испортить. – О твоем почтовом приключении, – Кэр кощунственно скручивала кусочек пиццы в трубочку, делая из него пародию на буррито и разрывая сердце каждому из четырех черепашек-ниндзя. – Отнес, и все! – вспылил я. – Ничего интересного! Подскочив, я вылетел из-за стола и, забежав в комнату, что было сил хлопнул дверью. Ночью я не мог сомкнуть глаз и лежал, пялясь в потолок. Тут не как в городе, где ночи светлы настолько, что видны все предметы в комнате. И одно отличие от дня – в окружающих предметах нет цвета. Городская ночь изрядно потрепана фонарями, неоновыми вывесками, фарами бесконечных авто и витринами магазинов. Максимум, на что она способна – залить мир серым. Тут же, в глуши, в маленьком городке Амбертон, чернильная тьма, и лишь звезды с луной робко противостоят ей. Сегодня полнолуние: выйди во двор – и каждая травинка будто вырезана из фольги. Но моя комната с другой стороны, и Луна не заглядывает ко мне. Поэтому в комнате темно, как в смоляной бочке. И рассматривать потолок можно лишь весьма условно. Я всматривался в перетекающую надо мной тьму и силился уснуть. Отара овец разменяла третью сотню. Сон не шел. Еще пара сотен в поголовье… Но стоило лишь начинать засыпать, падая в огромную кроличью нору, где нет начала и конца, как передо мной возникли бледные руки-пауки, ползущие по стенам. Пять длинных лапок на каждом плоском брюшке, одетом в кружевные манжеты, с ярко-красной гранатовой пуговицей, похожей на каплю крови или глаз птицы. Ноготки на пальцах-лапках стучали по стене. Цок-цок-цок. Эти бледные руки подкрадывались все ближе и ближе. Замирали у самого лица в хищном прыжке. А после впивались в глаза, скребли и царапали. Забившись и запутавшись в простынях, я проснулся. Волосы прилипла ко лбу, а по спине бегали мурашки. И вновь я смотрел в ночь. А ночь смотрела на меня. Каким-то чудом мой усталый мозг все-таки провалился в забытье, вывернув из-под носа бледных старушечьих пальцев. Проснулся я совершенно разбитый, как после болезни. Кое-как пережил день, занятый ничегонеделаньем. С Кэр я не разговаривал, но холодную пиццу доел. Следующей ночью кошмар вернулся. Но к рукам и манжетам добавились еще часы дворецкого. Я вновь был в пыльном логове Паучихи. Вот только оно стало больше, или я уменьшился. Между входной дверью и лестницей образовалась огромная площадь. Каменный пол покрывали волнистые узоры – то ли пыль, то ли мрамор. Я ступал босыми ногами, двигаясь к синей двери, когда заметил что-то блестящее. Небольшие карманные часы светились золотым огнем среди всего этого серого монохрома. Я подошел и поднял их. На золоченой крышке ворон раскинул крылья, а в его клюве ключ: похожий на египетский анх, но с бородкой, как у обычного ключа. Но стоило мне открыть крышку, как стрелки на циферблате бешено закрутились. Я бросил хронометр и отступил. Корпус начал увеличиваться и достиг размера блюдца, а стрелки со звонким «бзыньк» отпали. Все замерло лишь на мгновение, а после стрелки начали удлиняться в обе стороны, уткнулись в корпус, прорезали его и вынырнули шестью лапами. И тут корпус начал дрожать, превращаясь в механического жука. Крышка раздвоилась, стекло поднялось – и вот это уже крылья, которые с треском разворачиваются, а стрелки-лапки чистят и расправляют их, прежде чем гротескное чудище сорвется с места, устремившись прямо в мое лицо, нацелив острые металлические стрелки-жала в мои глаза. И, как часто бывает во сне, я могу лишь смотреть на приближающуюся угрозу. Парализованный ужасом каменный Макс-болван. Еще миг – и мне конец. Жук напоминает мне птицу, что неслась на меня. Но сейчас меня не защитит окно. Я скован сном. Я устал. Я сдался. Я закрываю глаза… Вдруг черная молния сбивает золотую и, рыча, катится по полу. Недолгая возня, и лохматое существо с когтистыми лапами расправляется с часами, как калан с морским ежом. Шестеренка катится по полу, я завороженно наблюдаю за ее бегом. Хочу посмотреть на моего спасителя, но сон тает, и я просыпаюсь. Глава 5 О ночных кошмарах и библиотечной пыли – Макс, завтрак готов, вставай! Открываю глаза и жмурюсь от света. – Иду, мам, – хрипло кричу на пределе возможностей. Новое утро, а я выжат, словно и не ложился. Приснится же! Хотя последние ночи я сплю ужасно. И Кэр, видимо, тоже. Иначе откуда синие круги под глазами и этот сочувствующий и понимающий взгляд? Она даже не спрашивает, как мне спалось. Все и так видно. Но иногда вижу, что она что-то рисует в альбоме. Украдкой. А если вдруг замечает меня, то прячет. Тайно надеюсь, что это ее «проекты». Сейчас, когда не надо думать о том, как оплатить жилье, когда вокруг такое «умиротворение», она должна вернуться к своим куклам! Просто обязана! Протираю глаза кулаками и опускаю ноги на пол. Что-то острое впивается в пятку. Взвизгнув от боли, тру ступню. Янтарный луч падает на пол и заключает в объятья маленькую медную шестеренку. Выпучив глаза, смотрю на нее. А она словно подмигивает, блеснув, хищно алея каплей моей крови. * * * В отличие от ночей, дни проходят чудесно. Даже однотипная идиллия не в силах испортить больше настроение. Кэр с того вечера не спрашивала про посылку, я тоже почти не вспоминал этот ужасный инцидент. А память постепенно сгладила острые углы, отшлифовала и оставила лишь самую комфортную часть: Бравый Макс выполнил Миссию Древних и доставил Священный Артефакт на край света в руины Старого Дома. Старый Дом, как и положено оплоту тайн и сил, неподвластных разуму смертного, встретил героя испытанием. И, конечно, Бравый Макс прошел его и остался жив! Ну а то, что не сразил Паучиху, так это потому, что проявил, как и подобает героям, сострадание. И все бы ничего, если бы не эти сны. Но каждое утро солнце отгоняет ночные кошмары, поджаривая даже память о них. А как я люблю полуденный сон в тени вяза! Этот коренастый верзила, словно сошедший со страниц сказок, раскинулся вблизи нашего дома. Тень под ним дружелюбная – достаточно редкая, чтобы сплести монстров, но вполне пригодная для прохлады и защиты от зноя. Одна беда: стоит звездам взойти, а мне залечь в кровать, как я вновь погружаюсь в липкий ужас ночного кошмара. Надо что-то с этим делать! Весь день я готовился к бою, и сегодня вооружен. Светильник уточкой вставлен в розетку и испускает спасительный слабый свет. Книгу не почитать, но монстров Кромешной Тьмы прогнать – в самый раз. Это сокровище из кладовой Дракона, так я назвал подвал-лабораторию. Ведь для подвала он был недостаточно утоплен в земле, а для лаборатории в нем не было никаких приборов, досок и схем. После первичной уборки и пары выкинутых мешков началось самое интересное! Чего я только не нашел! Книги и игрушки, стеллажи и коробки, полные всякой всячины… Ценность многого преувеличена, но порою попадаются настоящие бриллианты! Вроде портативного радио в деревянном корпусе. Мммм. Порою мне кажется, что я даже чувствую запах той эпохи, когда этот пузатик был в центре внимания, заменяя «эти ваши интернеты» и ТВ. Еще я нашел пару катушек фильмов. Вот бы и проектор откопать! Мой ретро-Клондайк! И я чувствовал себя, словно на грани обнаружения золотой жилы. Но сколько бы я ни искал, нет никаких семейных альбомов, ни одной фотографии, ни тетради. Ничего о моем деде и отце. Словно они никогда и не жили в этом доме. Но это невозможно! Ведь когда я смотрю на старый снимок, который мне дал отец, дверь дома за спиной мальчишки кажется такой знакомой. И чем больше я всматриваюсь, тем сильнее верю: это именно тот самый дом, в котором мы живем. Я не сдаюсь. Я найду след. А по нему отыщу и его самого. Завтра пойду в библиотеку – может, там, в старых газетах или архивах что-нибудь найдется. А пока я сижу в унылом робком свете древней уточки и боюсь уснуть. – Эх, – не удержавшись, вздохнул я. – Эх, – отозвалось эхом. Волоски на затылке встали дыбом.