Мужчина положил пистолет на туалетный столик и достал из кармана моток прочной веревки. Вытащил из-под бушлата короткий нож с широким лезвием, очевидно висевший в ножнах на поясе. После чего разрезал веревки на куски, явно собираясь привязать ими Марквелла к креслу. Доктор уставился на лежавший на туалетном столике пистолет, просчитывая в уме шансы добраться до оружия раньше незнакомца. Но, встретив взгляд по-зимнему холодных голубых глаз, доктор понял, что для того все его мысли не более чем детские хитрости, которые ничего не стоит разгадать взрослому. Блондин улыбнулся, словно желая сказать: «Только попробуй!» Полу Марквеллу очень хотелось жить. Он покорно позволил привязать себя за руки и за ноги к креслу для рукоделия. Незнакомец затягивал узлы туго, но не причиняя пленнику боли, словно проявляя о нем странную заботу. – Я не хочу затыкать вам рот кляпом. Вы пьяны, а с тряпкой во рту можете захлебнуться рвотными массами. Поэтому придется вам поверить. Но если вдруг начнете звать на помощь, убью на месте. Понятно? Когда он произнес длинную фразу, Марквелл уловил неявный акцент, но такой слабый, что невозможно было определить его природу. Мужчина проглатывал окончания некоторых слов, иногда в его речи проскальзывали едва заметные гортанные звуки. Он присел на кровать и положил руку на телефонный аппарат: – Какой номер телефона окружной больницы? – А вам зачем? – растерянно заморгал Марквелл. – Проклятье, я попросил вас назвать номер! Если вы откажетесь говорить, то я не стану заглядывать в справочник, а просто вышибу из вас чертов номер! Смирившись, Марквелл назвал номер телефона больницы. – Кто дежурит сегодня вечером? – Доктор Карлсон. Херб Карлсон. – А он хороший человек? – Что вы имеете в виду? – Как врач, он лучше вас или такая же пьянь? – Я вовсе не пьянь. У меня были… – Вы безответственный алкаш, упивающийся жалостью к себе. Что вы не хуже меня знаете. Отвечайте на мой вопрос, доктор. На Карлсона можно положиться? Марквелла внезапно затошнило, причем не только от переизбытка скотча. Нет, он вдруг почувствовал острое отвращение к себе, так как все это было чистой правдой. – Да, Херб Карлсон – хороший врач. Очень хороший. – Кто из медсестер дежурит сегодня вечером? Марквеллу пришлось секунду подумать над ответом. – Полагаю, Элла Ханлоу. Но я не уверен. Если не Элла, тогда Вирджиния Кин. Незнакомец позвонил в окружную больницу, объяснив, что говорит от имени доктора Пола Марквелла, и попросил позвать к телефону Эллу Ханлоу. Неистовый порыв ветра сотряс дом, засвистел в скатах крыши, заставил дребезжать стекла в рассохшихся рамах, напомнив Марквеллу о непогоде. Глядя на снегопад за окном, он вдруг почувствовал себя полностью дезориентированным. Ночь выдалась настолько богатой на события – молния, загадочный блондин, – что все это вдруг показалось доктору нереальным. Он потянул за веревки, которыми был привязан к креслу, в полной уверенности, что они лишь фрагмент алкогольного забытья и сразу распадутся, точно паутина, но веревки крепко держали его, а сделанное усилие лишь привело к новому приступу головокружения. Между тем мужчина уже разговаривал с медсестрой: – Сестра Ханлоу? Доктор Марквелл сегодня вечером не сможет приехать в больницу. У одной из его пациенток, Дженет Шейн, которая сейчас здесь, тяжелые роды. Мм? Да, конечно. Он хочет, чтобы роды принял доктор Карлсон. Нет-нет, боюсь, он не сможет. Нет, дело не в погоде. Он выпил лишнего. Все верно. И будет представлять опасность для пациентки. Нет… Он настолько пьян, что не имеет смысла звать его к телефону. Простите. В последнее время он много пьет, пытается это скрыть, но сегодня вечером он пьянее обычного. Мм? Я сосед. Хорошо. Благодарю вас, сестра Ханлоу. До свидания. Марквелл разозлился, но в то же время испытал странное облегчение, что его секрет наконец-то раскрыт. – Ты, ублюдок! Ты меня погубил. – Нет, доктор. Вы сами себя погубили. Ваша ненависть к себе разрушает карьеру врача. Из-за этого от вас ушла жена. Ну да, ваш брак не был безоблачным, но его можно было бы спасти, если бы Ленни остался жив. Ваш брак можно было бы спасти даже после смерти сына, если бы вы целиком и полностью не ушли в себя. Марквелл был потрясен. – Откуда, черт побери, вам известно о моих отношениях с Анной?! И как вы узнали о Ленни? Мы раньше никогда не встречались. Откуда у вас информация обо мне? Не обращая внимания на вопросы, незнакомец положил две подушки к мягкому изголовью кровати. И, закинув ноги в грязных мокрых ботинках на покрывало, растянулся на постели: – Что бы вы там ни думали, вы не виноваты в смерти сына. Вы ведь обыкновенный врач, а не волшебник. Но вот Анну вы потеряли исключительно по собственной вине. И в том, что вы стали реальной угрозой для пациентов, также исключительно ваша вина. Марквелл хотел было возразить, но лишь вздохнул и уныло повесил голову, упершись подбородком в грудь. – А знаете, в чем ваша беда, доктор? – Полагаю, вы мне скажете. – Ваша беда в том, что вам никогда не приходилось ни за что бороться, вы никогда не сражались с настоящим противником. Ваш отец был преуспевающим человеком, поэтому вы получали все, что хотели, учились в лучших школах. У вас вполне успешная практика, да и вообще вы никогда не нуждались в деньгах, так как получили хорошее наследство. И вот, когда Ленни заболел полиомиелитом, вы не знали, как ответить на этот вызов судьбы, так как не имели опыта борьбы. Вам не сделали прививки, поэтому у вас не было иммунитета, и вы заработали тяжелую форму отчаяния. Марквелл поднял голову и заморгал, чтобы лучше видеть: – Не понимаю, о чем вы. – Доктор, хотя все это чрезвычайно болезненно, вы сейчас кое-что поняли. И если сумеете воздерживаться от алкоголя достаточно долго, чтобы навести порядок в голове, то, возможно, вам удастся вернуться на путь истинный. У вас еще остается крохотный шанс исправиться. – А что, если я не желаю исправляться? – К сожалению, и такое возможно. Думаю, вы боитесь смерти, но сомневаюсь, хватит ли у вас мужества жить дальше. Дыхание Марквелла отдавало алкогольным перегаром, смешанным с мятой. Во рту пересохло, язык распух. Доктор отчаянно нуждался в выпивке. Он нерешительно попробовал веревки, которыми его руки были привязаны к креслу. После чего, презирая себя за ноющие нотки в голосе, но не в силах сохранять достоинство, он сказал: – Чего вы от меня хотите? – Я хочу помешать вам сегодня вечером отправиться в больницу. Я хочу быть абсолютно уверен, что вы не станете принимать роды у Дженет Шейн. Вы стали мясником, потенциальным убийцей, и на сей раз вас необходимо остановить. Марквелл облизал пересохшие губы: – Но я по-прежнему не знаю, кто вы такой. – И никогда не узнаете, доктор. Никогда. Бобу Шейну еще никогда не было так страшно. Он сдерживал слезы исключительно из суеверного чувства, что открыто демонстрировать страх – значит искушать судьбу и, следовательно, погубить Дженет с младенцем. Наклонившись вперед в кресле, Боб опустил голову и начал молча молиться: Господи, ведь Дженет могла выбрать кого-нибудь получше меня. Она такая хорошенькая, а я невзрачный, как траченный молью ковер. Я самый обыкновенный бакалейщик, и мой магазинчик на углу никогда не принесет нам больших доходов, но жена меня любит. Господи, она добрая, честная, скромная… Она не заслуживает смерти. Может, Ты хочешь забрать ее, потому что она такая хорошая и ей самое место в раю. Но я не такой хороший, и она нужна мне, чтобы помочь стать лучше. Дверь в комнату отдыха распахнулась. Боб поднял голову. Доктора Карлсон и Яматта, оба в зеленой больничной униформе, вошли в комнату. Их появление напугало Боба, и он медленно поднялся с кресла. Глаза Яматты казались еще более грустными, чем обычно. Доктор Карлсон, высокий и дородный мужчина, умудрялся выглядеть представительно даже в мешковатой больничной униформе. – Мистер Шейн… мне очень жаль. Мне очень жаль, но ваша жена умерла во время родов. – (Боб оцепенел, словно от этой ужасной новости превратился в соляной столб, и не слышал и половины того, что говорил ему Карлсон.) – …полная маточная непроходимость… одна из тех женщин, которые на самом деле не созданы для того, чтобы стать матерью. Беременность была ей противопоказана. Мне очень жаль… так жаль… все, что было в наших силах… обширное кровотечение… но ребенок… Слово «ребенок» вывело Боба из оцепенения. На нетвердых ногах он шагнул к Карлсону: – Что вы сказали насчет ребенка? – Это девочка. Совершенно здоровая малышка. А ведь Боб уж было решил, что все кончено. Теперь он уставился на Карлсона, лелея огонек надежды на то, что часть Дженет не умерла и он, в конце концов, не одинок в этом мире. – Неужели? Девочка? – Да, – ответил Карлсон. – Исключительно красивый младенец. Родилась уже с волосами. Темно-каштановыми. Боб посмотрел на Яматту: – Мой ребенок выжил. – Да. – Яматта сдержанно улыбнулся горькой улыбкой. – И вы должны благодарить доктора Карлсона. Боюсь, у миссис Шейн не было шансов. В менее опытных руках ребенок, вероятно, не выжил бы.