— Ты не стесняйся, можешь калаш какой-нибудь на стене сделать. Алиса всегда так свое место обустраивала, у нас даже гирлянды от нее остались, всякие декоративные штучки. — Здорово, — ответила, улыбнувшись. Я таким не промышляю, но было приятно слышать заботу в ее голосе. — Завтра тебя в школу отвезет Валерий Юрьевич, это мой муж, но сейчас он спит, так что завтра познакомитесь. Спокойной ночи, Ариночка. — Спокойной ночи. Уснуть не получалось. Все вокруг казалось непривычным, и потому чужим и холодным. Я вспоминала свою комнату, свою любимую кровать. Ночник. У меня был ночник в виде сидячего медвежонка. Стоял на тумбе и включался при касании. Надо будет забрать его потом с остатками вещей. Сама не поняла в какой момент в голову закралась мысль позвонить. Поговорить с человеком, чтобы стало легче. Именно с тем, кто имеет удивительную способность успокаивать. Я просто написала Филу с просьбой набрать мой номер. Ведь я его ему скидывала, а он мне свой — нет. Его не было в сети, но он появился спустя несколько минут. Прочитал. Я отложила телефон, чувствуя, как бешено заколотилось сердце. Лежала минут пять, не веря, что так просто взяла и попросила позвонить. Тут телефон завибрировал, и я увидела на дисплее цифры с неизвестного номера. — Да, — вдруг хрипло отозвалась в трубку. — Приятно снова слышать тебя, юная леди, — послышался приятны бархатный голос. Настроение у него было хорошим, судя по тону. — Ты не занят? Я не разбудила тебя? — с волнением спросила. По голосу было понятно, что он точно не спал. — Нет, раз я тебе позвонил, могу говорить. — Как брат? — Все хорошо. Замечательно себя чувствует. Замялась, не зная, как выразится. — Можно я тебе пожалуюсь? — тихо выдала. — Конечно, что случилось? Он знает больше, чем кто-либо о моем прошлом. Даже Алисе я не рассказывала про травлю, а ему решилась. Поэтому могу себе позволить выговориться ему обо всем, что беспокоит, зная, что он не осудит и не изменит свое ко мне отношение. Такой уж у него характер. Рассказала ему все о конфликте с отцом. Меня трясло, когда я говорила и я нервно царапала запястье. Он не перебивал, просто слушал мой монолог, будто чувствуя, что мне нужно выплеснуть эмоции. — …ты не представляешь, как сильно я хотела семью, хоть кого-то, чтобы перестать быть одной, — по щекам катились слезы. Я уже не могла сдерживать боль внутри. Я всю жизнь с ней живу и стоило только поверить в избавление от нее, в обретение близких людей, как снова заводится разговор о том, как бы избавится от меня. Снова. Будто со мной что-то не так… — Я могу это представить, — наконец заговорил Фил. — но давай отталкиваться от малого. Ты уже не в детдоме, а значит семья у тебя есть, может не такая, какую ты себе представляла, но семьи вообще не могут быть идеальными. Конфликт, недосказанность и откровенное враньё — неотъемлемые ингредиенты любой ячейки общества. И потом, ты не одна, у тебя есть Алиса, бабушка, в худшем случае у тебя есть я. Я не семья, конечно, но кто-то, определенно. Это я к тому, что, если у тебя и их не будет, я себя гарантирую всегда. Помогу, поддержу, буду рядом. — Учитывая то, что все девчонки в школе меня проклинают за то, что ты со мной, а не сними, ты должен быть важной персоной в моей жизни, — шмыгнула носом я, успокаиваясь. — Да, и прикинь, ни у кого из этих девушек меня нет, а у тебя — целиком, до последней волосинки. — До самой-самой последней? — стала смеяться вдруг, вытирая еще мокрые глаза. — Прямо то, что на расческе остается — тоже твое. — великодушничал он шутливым тоном. — Как щедро с вашей стороны, господин принц, — теперь хотелось улыбаться и вот так шутить с ним. — Я, да, я такой. И, думаю, нас уже достаточно тайн связывает, чтобы считать друг друга близкими друзьями. — Согласна. Мы оба замолчали. Мне не хотелось заканчивать разговор. Я боялась, что, положив трубку, снова окунусь в давящее чувство пустоты. А с ним не чувствовалось одиночество, этот разговор согревал меня. — Давай я отвлеку от мыслей, а то они съедят тебя за ночь, расскажу о своей потрясающей новости, — вдруг с энтузиазмом в голосе говорит Фил. — Давай, — тут же воспрянула я. Он почти ни с кем не делился о своих переживаниях, предпочитая выслушивать чужие. С его стороны это был акт доверия и мне было до жути приятно это осознавать. — Короче, ко мне вернулось вдохновение, что-то щелкнуло после нашего разговора на крыше, поэтому меня сегодня тоже в школе не было, весь день писал и только представь, мне нравится рисунок! Мне впервые за столько лет нравится, черт возьми! После затяжного творческого спада я даже не представлял, что смогу написать такой шедевр. Впервые я слышала его таким взбудораженным. — И что это за картина? Пейзаж? Мой портрет? — улыбалась чуть ли не до ушей, чувствуя бабочки в животе. Иначе не передать ощущения. Я перенимала его кураж. — Приятно быть чьим-то вдохновителем. — О, прекрасная леди, вы не просто вдохновитель, вы мой спаситель, хотел бы я показать… а ты можешь включить «Face Time»? — Эм… да, сейчас. Я вскочила с кровати и включила в комнате свет, наскоро причесалась перед зеркалом. Красные от слез глаза не убрать быстро, поэтому пришлось показывать себя такой. Заплаканной. Залезла на кровать и включила режим на звонке. На экране показался Фил. На голове у него была бандана, на щеке и носу — краска. В глазах горел огонек легкого сумасшествия. Его всего переполнял энтузиазм. — Милая пижамка, — широко улыбнулся он. Щеки вспыхнули от смущения, и я невольно закрыла их руками. На мне были шортики из шелка и такая же рубашка с коротким рукавом. Это был комплект с Вини Пухами. Мы долго спорили с Алисой. Она говорила, что лучше купить с Тигрулей. Настя с Идой вообще смотрели на нас как на идиотк, говоря, что это детский сад. — Показывай давай! — с нетерпением произнесла, желая отвлечь от детской картинки на рубашке. — Так, — выдохнул парень, опустив голову. Он перевел с передней камеры на камеру с другой стороны телефона и направил на большой холст. Меня потрясло уведенное. Картина завораживала взгляд, гипнотизировала, отдаваясь болезненными уколами в сердце. В ней столько эмоций запечатлено, что грудь сдавливало. Малиновый закат отражался на стеклянной поверхности небоскребов и таял, опускаясь ниже. На это все смотрел женских силуэт, сидя на крыше одной из таких же стеклянных высоток. Так детально все было прорисовано, что я даже заметила едва уловимые линии на небе, будто скрепляемые элементы между собой. Словно пазл. — Потрясающе… — выдохнула я, даже не заметив, что голос пропал и я смогла лишь прошептать. — Правда нравится? — парень смотрел на меня с нетерпимым ожиданием, поглощая взглядом любую мою эмоцию. — Прекрасный закат… Он прищурился, всматриваясь в меня внимательнее. — Ты уверена, что это закат? — Уверена, это же… погоди, — я пригляделась, пытаясь уловить детали. — Рассвет выглядит светлее, но… — Если посмотришь под этим углом, — он переместил ракурс телефона. — оттенки меняются, свет становится мягче. На что это теперь похоже? — Ва-а-ау, — только и смогла выдавить, не веря своим глазам. — Как у тебя это вышло? Парень лишь пожал плечами. — Слушай, — вдруг кое-что вспомнила я, присматриваясь к картине, уже стоящей на фоне Фила. — а та татуировка на шее у Матвея случайно не тобой нарисована? — Да, эскиз мой, так заметен почерк? — У мен на эти вещи глаз уже на метан. — улыбнулась ему. Мы еще немного поболтали. Я в шуточной манере рассказала, как весь день пыталась заколебать отца. Он сказал, что примет мой рассказ к сведенью и будет осторожен в словах и действиях, дабы не обидеть ненароком. А я сказала, что он и так со всеми слишком осторожен. Слова Матвею не в счет, поскольку сказал он ему все это намеренно, зная, как ударить по больному, чтобы помочь решится на следующий шаг. Но вот Фил заметил поздний час и пожелал мне сладких снов. Договорились встретиться завтра. Я успокоилась и быстро заснула после разговора.