Я смеялась, стирая неудачи и иногда подыгрывая шуткам. И так он просил пробовать снова. И я пробовала, пробовала еще, затем еще. Процесс меня увлекал, и я совсем забыла о времени и том, где нахожусь. Отвлек меня мелодия телефона. Звонили Филу, но ответил тот не сразу, странно смотрел на экран какое-то время, будто не ждал от звонящего ничего хорошего. Все же ответил. Он весь напрягся от сказанного в трубке, глаза стали жестче, а скулы — острее. Он посмотрел на Арса и кивнул в мою сторону, тем самым прося проследить, а затем резким шагом вышел из комнаты. Парень взглядом проводил друга и посмотрел на меня, извиняюще улыбнулся и подкатился на кресле ко мне. Когда я делала штрих не в ту сторону он показывал на него пальцем, а второй рукой делал ругающий жест, тряся указательным. Меня это забавляло, и я быстро привыкла к его правкам, но время отсутствия Фила считала. Не понимала почему его все еще нет. Прошло уже полчаса, и я беспокойно посмотрела на Арса. Тот взял первый попавшийся листок, написав карандашом, подвинул лист мне. «Он на крыше. Могу проводить, но не думаю, что ему это понравится» — Проводи пожалуйста, вдруг что-то случилось, — попросила я его, сделав бровки домиком. Он показал мне лестницу на верх, и я вышла на крышу. На улице резвился закат, окрашивая облака в нежно розовый цвет. Совсем забыла, что время уже позднее. Не сразу заметила его, оглядываясь поначалу. Он сидел на краю крыши спиной ко мне. Я заметила дым, исходящий от него. Курит… Глубоко вздохнув, подошла и села рядом. Он не смотрел на меня, даже не сделал вид, что заметил мое присутствие. Молчал. Я тоже не решалась говорить. — Всегда любила рисовать закаты, — вдруг вырвалось. — они похожи на сказку. Кажется, что дальше случиться какое-нибудь чудо, и ты ждешь, отражаешь его у себя на бумаге в надежде передать хотя бы толику той сказочности, что видишь сам. Он наконец посмотрел на меня, выдыхая дым. От него становиться тяжело, но я не подаю вида. — Можно тоже попробовать, — усмехаюсь, смотря на сигарету в руках, сама стараясь не дышать от резкого запаха. Он тоже на нее посмотрел. Кажется, глаза у него расфокусированы. Протянул мне. Руки его тряслись. Я осторожно взяла, не спеша затягиваться. Положила ее между двумя пальцами, как видела в фильмах и у ребят из детдома. Не думала, что он позволит мне это сделать. Осторожно подношу к губам и вдыхаю ее в себя. Едкий дым заполняет легкие, и я больше не могу держать его в себе, начинаю кашлять, мне не хватает воздуха, но вздохнуть пока не могу — внутри много гадости. Приступ кашля все не останавливается и глаза начинают слезиться, а горло неприятно печь. — Бе-е-е! — выдаю я. Отдаю назад сигарету, и он снова затягивается с легкой улыбкой. — Не думала, что это может быть так… не вкусно, — снова посмотрела на него, держась за саднящее горло. — но тебе, кажется, помогает. Его зрачок стал меньше, и он снова смотрел на меня. Взгляд был не важный. Кажется, он не хотел говорить, но спустя какое-то время выдал хрипло: — Не особо. Снова тишина между нами. Теперь какая-то болезненно-долгая для меня. — Я знаю твое состояние. Сама такое испытывала, и знаешь, меньше всего нужно оставаться в такие моменты одному. Разговоры отвлекают от страха, человек рядом отвлекает, ты перестаешь сосредотачиваться на себе и думаешь о нем, так проходит со временем. — я немного наклонилась, заглядывая за упавшую на его глаза челку. — позволь помочь. Я не буду спрашивать, что случилось, понимаю как это не уместно, самой такой вопрос было бы неприятно слышать. — Ты уникальный человек, — выдыхая дым, с усмешкой говорил он. — единственная, кого я попросил о помощи и пользуюсь ей до сих пор. Не будем же на этом останавливаться, юная леди. По трясущимся рукам и дрожащему голосу понимаю, что от приступа он не отошел. — Меня, знаешь, тоже твой альтруизм поражает, ты всем помогаешь. Я наслышана про тебя, да и увидела достаточно. Ты такой молодец. Не в ком до тебя столько человеколюбия… — Я ненавижу людей. Замерла. В голове услышанное не складывалось. Может слух меня подводит? — Ненавидишь? А как же…? Как…? Я не понимаю. Ты не шутишь? Вместо ответа он снова затянулся. — Знаешь, есть люди, которые могут злить, меня, вот, дразнили одноклассники из прошлой школы, обижали всячески, и я злилась на них… Он хмуро посмотрел на меня. Мои слова его удивили. — За что они? — он оглядел меня, не находя ни одной причины. — Я слишком слабохарактерная. — пожала плечами, уставившись взглядом в потухающий закат. — открою небольшой секрет, только ты никому, — сузив взгляд и понизив тон, сказала. — я из детского дома и в нормальной, цивилизованной школе не училась совсем. Куда уж до элитных гимназий. — Удивлен, вы с отцом так похожи, и не подумал бы никогда, что он может взять кого-то из детдома. — Да, он бы никогда не взял чужого ребенка, так что удочерил он меня только потому, что его давняя пассия вспомнила обо мне под конец жизни и биологически его отцовство подтвердилось. Филу я верила. Он не выдаст мой секрет и не будет смотреть косо или как-то презрительно. Не такой он человек. — Ясно. — снова затягивается. Снова это напрягающее меня молчание. Поежилась от поднявшегося ветра. Кожа покрылась мурашками от вечернего похолодания. Куртку не взяла, не подумала. Все мысли были заняты Филом. Немного придвинулась к нему, чтобы стало теплее. Мое плечо коснулось его. Никогда бы не подумала, что сама буду инициатором прикосновения, тем более к парню. Он сам был без куртки, в рубашке, поэтому я решила, что и ему тоже не помешало бы согреться. Только он снова напрягся, будто в ожидании удара, видом оставаясь отстраненным. Решила все же отодвинуться. И так сидим довольно близко. Глава 10 Как же он устал слушать обвинения в свой адрес. Всю жизнь он слышит фразу «это все из-за тебя!». И как же он хотел, чтобы новости о брате больше его не трогали. Мать посчитала важным позвонить и сообщить, что Артур угнал тачку и врезался в перегородку на мосту во время попытки скрыться от полиции. Самым важным она посчитала сказать, что тот был в наркотическом опьянении. В последнем парень и обвинялся. Посадил брата на наркоту. Все из-за него. «Ненавижу тебя, сукин ты сын!» — кричала мать в очередной своей истерике. — «Он в больнице из-за тебя! На операционном столе лежит без сознания! Если он умрет, я тебя лично вместе с ним закопаю, дьявольское отродье!» От сильных эмоций она переходила на свой родной, английский язык, забывая слова на русском. И как бы он не хотел оставаться равнодушным, паническая атака охватывала снова. Нервы уже совсем не к черту. Думал, что бросил, но снова он хватается за сигареты, в надежде излечится от наступившего страха и быстрее перейти последующему состоянию полной апатии, безразличия ко всему. Фил, конечно, винил себя, что тогда дал курнуть травки тому, кто не знает меры и не имеет силы воли, но он был уверен, что Артур покончил бы с жизнью, если бы тогда не попробовал чего-то подобного. Депрессия брата на тот момент длилась почти год и тот перестал ходить к психотерапевту. Антидепрессанты больше не помогали. Артур их уже не пил и убрал со своего рабочего стола в ящик, куда после положил другие купленные им препараты потяжелее тех, что принимал. Там же оказался моток со скотчем и канцелярский нож. Фил видел эти пустые, безжизненные глаза. Понимал, Артура здесь ничего не держало, у него бесцельная жизнь и он везде чувствует себя лишним. И вряд ли он сможет обрести какой-нибудь смысл. Тогда он и подумал, пусть хоть травки попробует, разве уже будет хуже? Легкое вещество, каким-то чудом привезенное Филом из Америки, сменилось таблетками потяжелее, затем опиаты — кодеин, промедол и понеслось. Больше всего Фил винил себя за то, что познакомил его с хорошим дилером. Подумал тогда, что для него так будет лучше. Хотя бы товар качественный будет брать, да и с дилером отношения приятельские, можно будет отслеживать, что покупает брат и в каких количествах.