Она посмотрела на Эда и кивнула, словно подгоняла его. Он без слов разглядывал её пару секунд, а потом тоже кивнул. — Да. Кофе, — сказал он. — Хорошо. Я сверился с часами. Обычно я старался избегать время с Эдом, если были шансы, но сейчас не было хорошего повода отказать. — Конечно. Но, как только мы вышли в коридор, Шейлин остановилась. — Знаете, что? Я хочу ещё немного посмотреть свои слайды. Идите вперёд. Я вас догоню. Мы с Эдом остались там, понимая, что нас обхитрила двадцатидвухлетняя девушка. Мы смотрели, как она шагала к лестнице, ведущей к нашей лаборатории. Эд зарычал, а потом стало тихо. Я почувствовал, как он посмотрел на меня. — Знаешь, мы не обязаны пить кофе. — Неужели Шейлин нас свела? — спросил я. — Ага, — он запустил пятерню в растрёпанные волосы и почесал кожу головы. — В лаборатории шутят, что мама с папой поссорились. Я молча уставился на него. — Думаю, я — мама, — уточнил он. — Это даже радует. И я не знал, отчего именно, но я рассмеялся. Эд сначала неуверенно улыбнулся. А потом обвил меня руками, прижался лицом к моему плечу. — Я так скучал по тебе. Паршиво себя чувствовал. Прости, друг. Я похлопал его по спине. Прощение чертовски придавало свободу. Я сразу же смог расправить плечи впервые за несколько недель. Казалось, я стал не только ближе к прощению Милли, но и к облегчению быть снова рядом с ней. * * * От: Милли М. Отправлено: 1:11, 10 мая Думаю, тебе нужны новости по ситуации с Элли и папой, если хочешь разобраться в этом лучше. Вот они. Папе поставили диагноз — болезнь Паркинсона — около полутора лет назад. Знаю, я должна была сказать. Мы тогда толком не знали друг друга, а разговоры о болезни родителей быстро делают разговоры серьёзными. Я плохо говорю о личном не только из-за того, что мне неловко говорить о себе, но и потому что мне не нравится портить разговор печалью. Ладно. Врачи начали лечение, прописав папе препарат под названием «Синемет». Думаю, ты всё о нём знаешь. Первое время всё шло хорошо, он помогал. Но рецепторы дофамина в его мозге продолжали умирать, и «Синемет» стал менее эффективен, да? Потому что он полагается на оставшиеся здоровые клетки для работы? Я пытаюсь понять научную сторону вопроса. Его невролог рекомендует глубокую стимуляцию мозга, а папа отказывается, хотя Элли пытается его уговорить. Элли справлялась со всем, что ему требовалось. Но с рождением близнецов ей стало невыносимо тяжело. Она несколько раз просила меня приехать домой, и я бывала там порой на выходных, но она хочет, чтобы я пробыла дома месяц, чтобы они с Джаредом смогли отдохнуть. И, наверное, чтобы папа провёл время со мной. Я сопротивлялась, потому что ненавижу быть дома. Помнишь, как мы ходили на пляж Хендри и смотрели на собак в воде? Ты знал, что что-то не так, но не заставил меня всё рассказать. Тогда я только узнала о диагнозе. Узнав правду, я выдержала четыре часа, а потом прилетела сюда. Я чувствовала себя виноватой, но мне не хотелось быть там и слышать, что папа болен. Это как дважды узнать о диагнозе мамы. И ещё две важные новости. Во-первых, я начала терапию пару недель назад. Хожу два раза в неделю, и пока что всё отлично. Я говорю. Её зовут Анна, и она забавная, понимает меня и помогает разобраться в моём глупом эмоциональном мозге. Во-вторых, я поеду домой на три с половиной недели в июле. У папы операция 22 июня, и я буду там, когда его выпишут, со 2 июля по 25-е. Не знаю, что ещё сказать. Я боюсь поездки, но и чуствую облегчение, словно я наконец-то начала делать то, что должна была делать давным-давно. Очень приятно рассказывать тебе всё это. Я тебя люблю, Милли Одиннадцать дней я читал её сообщения и обдумывал их. Они осторожно приглаживали рваную рану от её предательства, но я не мог и дальше держаться в стороне. Я закрыл ноутбук, схватил ключи, пробегая мимо тумбочки. Если бы меня попросили вспомнить поездку к ней, я описал бы только размытый пейзаж и визг шин в конце, когда я остановился у её дома. Едва я смог глубоко вдохнуть, она открыла дверь. В пижаме, со спутанными волосами и красными от слёз глазами. Я перестал дышать. Она молчала, а потом расплакалась и, прижавшись ко мне, растаяла, когда я обвил её руками. ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Милли Прошло двадцать минут, и только тогда я смогла взять себя в руки и перестать плакать. Пока я всхлипывала, икала и лепетала чушь, Рейд завёл меня внутрь, опустил вместе с собой на диван и обнял меня. Когда он поцеловал меня в макушку, я заплакала только сильнее. Он здесь. В два часа ночи. Значит, прочёл моё последнее сообщение и сразу же приехал. Значит, он прочёл все мои сообщения, как я и надеялась, так что я не выбрасывала слова в пустоту интернета. И он не хотел, чтобы я была одна, после всего, что написала в последнем сообщении. Он прочёл то, что я рассказала об Анне, о папе и о поездке домой летом. Он заставил меня ждать больше месяца, но не собирался продолжать эту пытку дольше, прежде чем сказать мне, что он решил. Облегчение подступало ко мне. Даже если он скажет, что эти чувства в прошлом, я хотя бы буду знать. Я села, осторожно выбралась из его рук и вытерла лицо краем футболки. Когда я опустила её, то поняла, что сверкнула грудью перед Рейдом. Он моргнул, глядя на меня с долей ошеломления. — Ой. Прости. Он хитро улыбнулся, и бомбы чередой взорвались у меня в животе. — Красного шёлка нет. — Я надеялась, что ты запомнил эту деталь. Улыбка медленно стала печальной, но, благо, всё ещё любящей, и он заправил мои спутанные пряди за ухо. — На те сообщения можно было ответить по поводу многого, но после того, что ты прислала этой ночью, я должен был приехать. Шанс. Он дал его мне, и я не хотела всё испортить. Да, было проще написать всё на компьютере и нажать ОТПРАВИТЬ, но важное случалось, когда он сидел рядом со мной, опустив ладонь мне на колено. Голос Анны зазвенел в ушах: «Если бы Рейд был тут, что бы ты хотела ему рассказать?». Рейд был тут. — Я очень скучала, — просто сказала я. Лёгкое начало. Я продвигалась понемногу. Я смотрела с замиранием сердца на его рот, его язык скользнул по нижней губе. — И я скучал. Мне нужен был воздух, и я перевела взгляд на остальное его лицо. Зарос щетиной, глаза казались пустыми, словно он долго бегал без воды. Я невольно прижала ладонь к его щеке. — Да? Он кивнул. — Я чуть не позвонил тебе раз пятьсот. — Даже хорошо, что не позвонил. Я… у меня была работа. — Ага, — его взгляд метался между моими глазами в попытке прочесть меня. Он нахмурился. — Ты в порядке, Миллс? Я покачала головой, подбородок задрожал. — Не совсем. Он встревоженно сдвинул брови, а я заплакала снова. Что со мной? Казалось, плотину прорвало, и я была бесконечным потоком слёз. Я боролась с нарастающим чувством стыда, и реакция Рейда помогла: он не испугался слёз, шмыганья и всхлипов. — Но я рада, что ты здесь, — сказала я, всхлипнув. — Очень-очень рада. Я даже не могу передать, как скучала по тебе. Я… — Милли. Милая, — он пытался успокоить меня, прижал ладонь к моей шее. — Я рядом.