А вот эта захотела. Сучка! Рита скрипнула зубами, руки сами собой сжались и превратили две мягкие ладошки в кулачки. Жесткие. Не знающие пощады… — Пошли, — приказала Рита. И двинулась первой, зная, что подруги не отстанут. Потому что Кукла, Овца, Крыша и Тылкина — не просто шестиклассницы. Это еще и «стайка». Ее, Риты, «стайка». И не будет теперь Верке Дедковой никакой пощады. Никакой! Родители Веры Дедковой переехали в Москву из Львова. Хотя теперь правильнее говорить — бежали. Потому что с недавних пор вдруг кончилась спокойная жизнь у Семена Дедкова, Веркиного отчима. И вовсе не потому, что «хохлы заели», как любил повторять огромный, заросший до бровей Семен. Нет, причина была в другом. Испугали Семена. По-настоящему испугали. Раз спалили ларек, другой… (Семен имел палатку на вокзале, торговал мелочью). И все — без угроз, без лишних предупреждений. Просто поджигали, и все. Как будто так и надо. Вначале метнулся Семен по знакомым, по «крышам», что вокзал прикрывали. Все хотел узнать — за что, почему именно его, Семена… Но в ответ — тишина. Недоумение в глазах. И даже — некоторая брезгливость. Как будто он, Семен Дедков, вдруг заразился какой-то опасной болезнью и теперь к нему лучше не подходить. В конец перепуганный Семен отправился к самому Тузу, самому крутому авторитету, которого он знал. Туз прикрывал небольшой базарчик, что прилепился к вокзалу, и знал такое, о чем простые люди и ведать не ведали. Потому как он — Туз, «полнота» по всем правилам… Туз сидел в блинной. Обедал. А может, и завтракал. Одним словом — кайфовал. Семен вошел, стянул кепку (хорошая кепка, немецкая, «фирма» — за версту видно). Покосился на охрану: два «качка» лениво перебрасывались в кости, а еще двое — жрали. Именно — жрали… Туз — он потому Туз, что настоящий, породистый. И ел как человек. С кайфом, с удовольствием и красиво. А «качки» — их еще называли «быки» или «цоб-цобе» — «шестерки», мелочевка, что после восемнадцати готовы за любую работу от армии отмазаться. Не люди. «Зеленка». Шваль. И ели под стать швали. Не ели — жрали. Итак, вошел Семен, поздоровался. Подождал, пока Туз на него взглянет… — Чего? — лениво спросил Туз, не глядя на Семена. Дедков объяснил. Так, мол, и так, горю как швед под Полтавой и желаю, если, конечно, такое возможно, узнать — за что… Пожевал Туз. Прислушался к тому, что у него в брюхе творится. Видать, недоволен остался. Нахмурился. Посмотрел на Семена, нехорошо посмотрел… — Жаден ты, — выдавил наконец Туз, — вот и горишь. — Да как же так! — загорячился Семен и тут же, не дослушав, начал объяснять, что платит он нормально, всегда вовремя и тем, кому нужно, что у него детишки подрастают, что… — И глуп к тому же, — вдруг сказал Туз. Сказал — как отрезал. Застряли слова в горле бедного коммерсанта. Вдруг понял он, что — все! Приплыли! И объяснять никто не будет — за что,? почему… Кому теперь это надо? Что-то объяснять!.. Все, баста. Не те времена. Испугался Семен. По-настоящему испугался. И рванул из Львова. Да хрен с ней, с этой «золотой точкой»! Ну зарабатывал нормально — этого не отнять. Что же мы, в другом месте не выживем? К тому же хохлы!.. — А что тебе хохлы? — попыталась роб- ко перебить мужа жена Семена — украинка из Мукачева. Да куда там! Не удалась попытка… Для начала врезал ей Семен кулаком в бок, чтобы не выступала и место свое знала, дура. А затем — словами, словами, да еще такими, где из пяти — три отборных, самых черных, какими Семена на лесоповале (206-я, часть вторая, хулиганство) гоняли бывалые зеки… И заткнулась жена, вытерла с красного широкого, вечно потного лица слюну мужа. Замолчала. Надулась. Дуйся не дуйся, дура, а бежать все равно надо. И побежал Семен, как бежит зверь, почуяв опасность, пока ясно не представляя себе, что это значит. Инстинкт! Рванула семья Дедковых из Львова. В полном составе рванула — и сам Семен, и жена его толстомясая, и мать жены, и отец Семена, и дочь, естественно, — Зорка Дедкова… Странная выросла девчонка к четырнадцати годам — ни на кого не похожа. Тоненькая, стройная. Глаза черные, ямочки на щеках. Красавица, скажете вы. Ан нет! Не было в ней красоты. Наоборот — какая-то блеклость. Но все равно серенькой ее назвать никак язык не поворачивался. Странное ощущение! Не девчонка, а тень. Поэтому и в школе ее прозвали — Тень. А в классе, как и в зоне, в самую суть обычно смотрят… Итак, родители переехали в Москву, к деньгам поближе. Верка, естественно, пошла в школу. И надо же было такому случиться, что попала она в класс, где заводилой была Рита. Держала свою «стайку» наравне с ребятами. Не просто держала — стальными руками. Крепко. Намертво. Каждый день отстаивая свой авторитет…А тут еще новенькая. Да еще какая то пришибленная, будто кто то ее пустым мешком по голове трахнул. Ну как ее не проучить?! Тем более что Верка Дедкова «штуку» зажидила. И кому? Однокласснице! Что ж, остается только одно — наказание… И тогда Рита коротко ответила на вопрос подруг: — Мочить!.. Времена, когда провинившихся «учили» на заднем дворе школы, давно прошли. Сейчас для этого существуют подвалы, заброшенные ларьки, чердаки… Рита и ее «стайка» решили остановиться на последнем. — Дедкова! — приказала Крыша. — Пойдешь с нами. — Куда? — Увидишь… Рита прищурилась. Вот сейчас все и решится. Если заартачится новенькая, начнет вдруг сумкой размахивать в пустом классе, стекло выбьет, спасаясь от кулаков Овцы, то все — молодец, отстояла себя. Тогда она наша. А если нет… Четыре пары глаз внимательно посмотрели на Верку (Тылкина, сучка, опять отвернулась! Нет, с ней надо что-то срочно делать…). Что скажет? Чем ответит? Промолчала Верка. Нагнула головку. Думает. Затем кивнула осторожно. Согласилась… Ну, все! Теперь из нее можно веревки вить. — Пошли! — сказала Рита. И вышла первой, не оглядываясь. Она никогда не оглядывалась в таких случаях. Уже привыкла… На чердаке было сухо и просторно. Блеклый весенний день только готовился к вечеру, в нешироких просветах стояли столбы пыли. Где-то совсем рядом гудел лифт. Взрослые уже начали возвращаться с работы, и поэтому лифт работал почти непрерывно. Рита самолично проверила, чтобы на чердаке никого не было. Лишние свидетели ни к чему… Крыша закрыла дверь, использовав вместо запора кусок арматуры. Подергала, убедилась, что заперто надежно. Обернулась, посмотрела на новенькую, обнажив свои красивые ровные зубы. В глазах Верки Дедковой застыла тоска. Она стояла, сжав коленки, крепко уцепившись руками за ремень сумки. Словно сумка могла ее спасти. Рита усмехнулась. Ну не дурочка ли!.. — Да ты, Верка, расслабься, — посоветовала она пленнице. — Ничего страшного мы тебе не сделаем… Так, побазарим немного по душам, и все. Но не расслабилась Верка. Еще сильнее сжалась, услышав ласковый голос Риты… Кукла, Овца, Крыша и Тылкина бесцельно бродили по чердаку, словно их ничего не касалось. Рита стояла напротив новенькой — разглядывала в упор, думая о чем-то. Гудение лифта внезапно стихло. Возникла хрупкая тишина, в которой слышались лишь шорохи легких шагов. «Стайка» медленно кружила рядом с жертвой, и Рита, ее «головка», вдруг поняла, что не знает, с чего ей начать. «В подвале было бы проще», — вдруг подумала она, но тот час отогнала эту мысль. Еще с осени в их подвале поселился бродяга Иосиф (он ненавидел, когда его называли бомжом, — бросался, рычал как зверь, иногда даже кусался), и с тех пор школьники перестали туда лазить. Ребята во главе с Самцом, правда, пробовали его оттуда выгнать, но все попытки окончились безрезультатно. А когда — перед самым Новым годом — Самец и его «шестерка» Авто наконец решились и, осторожно проникнув во владения бродяги, облили его, Иосифа, соляркой и подожгли, и Иосиф, ничего не понимая, черный, заросший, насквозь пропитанный вонью и запахом кислого, годами не мытого тела, вскочил, завертелся на месте, бросился на бетон, перевернулся через себя несколько раз как клоун — и все это без единого звука, отчего мальчишкам было еще страшнее; так вот, когда не удалось таким жестоким способом выгнать бродягу из подвала, то ребята наконец оставили в покое бомжа, и подвал, как поле боя, остался за непримиримым Иосифом. «В подвале было бы проще, — вновь подумала Рита. — Толкнули эту дуреху на матрац и ну давай на ней жениться!..» Она усмехнулась, представив, как бы это выглядело. А здесь что мешает? Действительно, что?..