– Лола, мне… нужна… «ско…» Недосказанные слова Нолана неожиданно отрезвляют меня. Я хватаю телефон, сажусь рядом и набираю 911. Каким-то чудом мне удается спокойно сообщить оператору всю информацию, которой я владею, хотя в моей голове звучит другой голос. Я слышу монотонное беспрерывное шипение: «Он умрет, оставит меня совсем одну, исчезнет…» – Лола, к вам уже едет «скорая», – говорит оператор. – К нам поступил звонок от вашего отца. Конечно. Неужели я всерьез могла подумать, что он просто лежал здесь и ждал, пока я вернусь домой? Нет. Даже здесь, даже сейчас Нолан все уладил сам. – Он… истекает кровью. Думаю, его ранили ножом. Очень, очень много крови! – Все будет хорошо, Лола. А теперь послушайте меня… Следуя указаниям оператора, я бегу в ванную, хватаю полотенце и заставляю себя прижать его к животу отца. Я не хочу смотреть вниз, не хочу видеть, из-за чего телефон выскальзывает из рук. Нолан не должен увидеть, насколько я напугана. Если бы мы не поругались. Если бы я не оставила его одного… Он не лежал бы теперь в таком состоянии. Это я виновата. Это все моя вина. Кажется, проходит тысяча лет, и вот я наконец слышу шаги за дверью и бодрые отрывистые реплики врачей. Нолан стонет от боли и замолкает. Он потерял сознание или?.. – Нет, нет, нет, нет, НЕТ! – одержимо повторяю я в такт ударам наших сердец. Глава вторая Что я узнала о ножевых ранениях, пока ждала ответа на вопрос, умрет Нолан или нет 1. Огромное количество людей выживает после ножевых ранений. Гораздо больше, чем вы думаете. Если не задеты крупнейшие артерии (сонная в шее и бедренная в паху) и помощь подоспеет вовремя – человек, скорее всего, выживет[6]. 2. В зависимости от места поражения (три ранения в нижней части живота или одно в верхней части бедра) смерть может наступить лишь через несколько часов – если, конечно, наступит. Повторюсь: большинство выживает. 3. Если жертва нападения теряет более сорока процентов крови, незамедлительно требуются интенсивные реанимационные мероприятия, а затем, очевидно, переливание крови. (Интересно, чью кровь перельют Нолану?) Помню, как-то раз я читала в новостях про четырех русских подростков, похищенных сатанистами. Каждого из них пырнули ножом 666 раз, а затем съели. Шестьсот шестьдесят шесть раз. Интересно, будет ли человек вообще похож на самого себя после стольких ножевых ранений? Едва ли. Хотя в таком случае этим сатанистам было не так уж сложно съесть своих жертв. Черт! Почему я вообще думаю об этом? Я сижу в больничном зале ожидания и провожу черной ручкой, которую кто-то оставил рядом со сборником кроссвордов, по своим венам. Начинаю с самых крупных. Три яркие жирные линии начинаются в сгибе локтя и заканчиваются у основания большого пальца. Затем я обвожу более тонкие вены, сплетая и соединяя их. Теперь темные трещины покрывают поверхность моих пальцев, костяшек, кисти и все предплечье. И вот линии начинают расплываться, превращаясь в желобки между паркетными досками, и наполняются тягучей красной жидкостью… Хватит! Но я не перестаю рисовать, запечатлевая воспоминания на своей коже. Я успеваю добраться до локтя, но тут боковым зрением замечаю пару ботинок. Медленно моргаю. Коричневые ботинки. – Лола? Я медленно перевожу взгляд со скучной обуви на ужасно сидящий серый костюм, галстук горчичного цвета (почему всегда горчичный?) и, наконец, кусты, торчащие из-под воротника Ларри. Галстук ослаблен, верхняя пуговица рубашки расстегнута, словно растительности на его теле не хватило места под одеждой. – Давно ты здесь? – сухо спрашивает Ларри. Его маленькие глазки внимательно изучают меня и останавливаются на линиях, покрывающих половину моей руки. – Видимо, давно. Если верить настенным часам, сейчас начало восьмого, но я не уверена – утра или вечера. Мне сказали ждать здесь, пока Нолан приходит в себя после операции. Люди сновали туда-сюда, периодически случались наплывы посетителей, но сейчас в зале ожидания остались лишь я, какая-то старушка, спящая в углу рядом с беззвучным телевизором, и Ларри. – Ты всю ночь проторчала здесь одна? Надо было позвонить мне. – Зачем? Позвонить Ларри – последнее, что могло прийти мне в голову, пока врачи боролись за жизнь Нолана. Он вряд ли смог бы чем-то помочь. Где-то с шумом распахивается дверь. Они не стали бы спешить с плохими новостями, не так ли? Что сулят эти шаги – плохое или хорошее? Мимо проносится женщина в белом халате, и я наконец выдыхаю. Здесь так странно. Люди возникают из ниоткуда, молча вторгаются в твое пространство и снова исчезают. Двери болтаются на петлях. Никаких замков. Если захочешь сбежать – тебя ничто не остановит. Я где-то читала, что датчане оставляют в доме открытое окно, если кто-то умирает, чтобы душа смогла найти выход. Может, поэтому в больницах не закрывают двери, ведь смерть здесь обычное дело. Если бы тут не было выхода, здесь собралось бы множество душ. Я должна запереть двери, чтобы он не оставил меня. Я издаю странный сдавленный звук. – Ты должна сообщать мне, если у тебя проблемы или тебе что-то нужно, – говорит Ларри. – Ты знаешь это. На самом деле я не знаю этого, но сейчас просто не в состоянии препираться. – Я сначала не поверил, когда мне позвонили и сказали, что на Нолана напали. А я оставил тебя одну и позволил самостоятельно дойти до квартиры! – Ну теперь-то ты здесь, – отвечаю я. Ларри опускается на скрипучий пластиковый стул и наклоняется ко мне. – Значит, ты просто… нашла его в таком виде? Я правильно понял? Я киваю и невольно вздрагиваю, когда в памяти всплывает образ Нолана, лежащего в луже собственной крови. – Выглядишь… – Ларри останавливается на полуслове, но я догадываюсь, что он хотел сказать. Слипшиеся волосы, красные опухшие глаза. Ногти обгрызены практически под корень, руки изрисованы черной ручкой. В общем, полный «Сайлент Хилл». Несколько мгновений Ларри изучает спящую в углу женщину, потом откидывается на спинку стула и скрещивает ноги. Она не представляет опасности. – Ты ведь не разговаривала с полицейскими? – спрашивает Ларри. – Разговаривала. Было много вопросов – это я помню, но отвечала в основном не я, а адвокатша Нолана в претенциозном костюме от Dior и с не менее претенциозным выражением лица. Наверное, это она позвонила Ларри. Постараюсь не держать на нее зла: это ее работа. – А разве это проблема? – Да, это проблема, – огрызается Ларри и, вскочив со стула, начинает ходить кругами. – Они не должны были этого делать. Неожиданно Ларри нависает надо мной и пристально смотрит в глаза. Мне хочется вжаться в спинку стула, но я не поддаюсь. – Что ты им сказала? У меня остались лишь смутные воспоминания о разговоре с полицейскими, но я могу предположить, как все было на самом деле. – Я сказала, что вернулась домой и обнаружила открытую дверь. Нолан лежал в кабинете. Попросил вызвать «скорую» и потерял сознание. Вот. Ларри выдыхает: – Ладно. Все в порядке. Ничего страшного. Правда, ты не сможешь вернуться в «Слоновую кость», пока в квартире работает полиция, а внизу толпятся репортеры, – говорит он. – Чертовы стервятники. Будут счастливы, если Нолан умрет: представь, какой сенсационный заголовок! Неожиданно я понимаю: он не просто напряжен – он взволнован. Это вполне можно понять. Или? Я наблюдаю за тем, как Ларри нервно постукивает пухлым пальцем по губам. Кроме меня беспрепятственный доступ к квартире есть только у него. Ранее он говорил, что Нолан прислал ему сообщение и попросил меня забрать. Но что, если он этого не делал? Может, Ларри пришел к Нолану, пока меня не было, и между ними что-то произошло? Они не раз ссорились из-за меня. Вдруг в этот раз ситуация вышла из-под контроля и… Нет. Этого не может быть. Как бы они ни ругались, Ларри никогда бы не причинил вреда Нолану. Они знают друг друга целую вечность. Вместе учились и все такое. И к слову, кто будет выплачивать бесконечные игровые долги Ларри, если Нолан умрет? Если Нолан умрет. Кажется, меня сейчас стошнит. – Ты думаешь, он умрет? – спрашиваю я сдавленным голосом. Ларри пропускает мои слова мимо ушей: возможно, он не расслышал. – Не уверен, что Нолан говорил с тобой об этом, но в своем завещании он указал, что… – Он не умер, – перебиваю я. Ларри тяжело вздыхает: – Как я уже говорил, если до твоего совершеннолетия с ним что-то случится, опеку над тобой возьмет бабушка. То есть тебе придется отправиться к ней. – Бабушка? – переспрашиваю я. – У меня нет бабушек. У меня вообще нет никаких родственников, кроме Нолана. Ну и Лорелеи. И тут до меня доходит. – Я имею в виду мать Лорелеи, – поясняет Ларри. – Она по-прежнему живет в Харроу-Лейке.