Алахан неожиданно подумал о сестре. Он всегда говорил, что позаботится о ней. Обещал и ей, и отцу. Кроу никогда не видел Ингрид, но Алахан с удовольствием предвкушал их первую встречу. Волчонок порвет старого жреца на куски детской хитростью и наивными вопросами. Она спросит его про бороду, а если жрец будет ей грубить – найдет способ поквитаться с ним. Алахану не досталось тонкого чувства юмора сестры. Он всегда был более напряженным, серьезным, больше волновался обо всем. Он был старшим. Наследником своего дома. Лучше бы Рованоко сделал Ингрид своей избранницей… – Я всего лишь человек, – ответил Алахан. – Такая ранняя гибель моего отца – всего лишь несчастный случай. Ему бы по сей час сидеть на троне верховного вождя. А я бы тогда жил во Фредериксэнде и присматривал за Ингрид. И флот драккаров был бы все еще на плаву… А Вульфрик стоял бы сейчас у этих дверей и спрашивал, все ли со мной в порядке. – Мечтать легко, – заметил Кроу. – Принять реальность гораздо труднее. – Жизнь тоже штука нелегкая, – ответил Алахан. – И смерть кажется самым простым решением из всех возможных. Старый жрец взял со стола две медные кружки и разлил по ним жидкость из невзрачного на вид кувшина. Там была не медовуха – от резкого запаха спирта у Алахана защипало в носу. – Выпей, – сказал Кроу. – Я храню этот напиток для глубоких размышлений. И ты первый человек, с кем я им поделился. Но, думаю, он подходит случаю. Алахан прижал ладонь к боку и сел, перекинув ноги через край стола. – Что это? – спросил он. – Очень редкая штука. Вряд ли во всех землях раненов найдется больше нескольких бутылок. Алахан поднял кружку, и в нос ему ударил едкий запах. Жидкость была прозрачной, но по краям виднелась легкая пена. – Ледяное виски, – пояснил Кроу. – Его варят мастера Волька в Совон Коре. Мелкие берсерки с севера оттачивали свое мастерство дольше, чем любой ранен, который гонит медовуху из зерна и меда. Жрец медленными глотками выпил кружку до дна, не сводя глаз с Алахана. Затем вздрогнул всем телом. Даже такой закоренелый пьяница, как Кроу, после кружки с ледяным виски из Волька пошатнулся и уселся в кресло. – Мне кажется, я должен сохранять ясность ума, – заметил Алахан, рассматривая непритязательную жидкость в кружке. Кроу закрыл глаза и хмыкнул. – Ты был без сознания почти целые сутки. Я вводил тебя в беспамятство и снова выводил из него. А сердце твое останавливалось два раза. – Жрец приостановился и глубоко вздохнул. – Сейчас середина ночи, и твоя ясность ума не понадобится тебе до самого рассвета. Алахан потерял дар речи. Оказывается, он не просто провалялся в забытьи час или два – Кроу оживил его божественной магией. Алахан и понятия не имел, что был настолько близок к смерти. Почти бездумно он осушил кружку с жидкостью и почувствовал, как огонь разливается у него по горлу и спускается в желудок. – Сдохнуть мне на этом месте! – потрясенно воскликнул он. – Ты уверен, что эту жидкость пьют, а не чистят ею топоры?! – Тебе нужно ее прочувствовать, а не только выпить, – произнес Кроу. Глаза у него все еще были закрыты, а на лице застыло странное блаженное выражение. – Целые сутки… – покачал головой Алахан. – Значит, Предатель еще на день ближе к нам. И наша жизнь стала еще на день короче. Он почувствовал, как по всему телу разливается тепло, как приятно пощелкивают суставы пальцев. В голове у него прояснилось, но пьяным он себя не чувствовал – только умиротворенным. Ноги у него ослабели, и возникло ощущение, что тело стало невесомым и воспарило над столом. – Я чувствую себя так, будто летаю. Это вообще нормально? Кроу не открывал глаза и только тихо покачивался из стороны в сторону. – Любые твои ощущения нормальны, – ответил жрец. – То есть напиток на всех действует по-разному. Жители Волька говорят, будто он для нас не подходит. Но я обнаружил, что при достаточном разведении он вполне пригоден для питья. Алахан несколько раз глубоко вдохнул. Он много раз напивался, но никогда еще так себя не чувствовал. Напиток из Волька, скорее всего, был ядовитым, и телу от него не поздоровится, но он успокаивал разум. Алахан уже давно так хорошо себя не чувствовал. Кроу, казалось, задремал в блаженном ступоре – скорее всего, он искал ответы на собственные вопросы, а Алахан ощутил, что улетает куда-то далеко, будто собственное тело стало помехой для его дальнейших размышлений. Его посетили сны наяву, такие же реальные, как стол, на котором он сидел, или каменные своды комнаты, где Кроу спас ему жизнь. Во сне он не увидел ни темной женщины, ни Искривленного Древа. Его не посещали даже вечные сомнения. Он увидел своего дядю, стоящего посреди бескрайней ледяной пустыни. – Я вернулся, – произнес Магнус. Он стал выше и сильнее, чем когда-либо прежде. – И у меня для тебя подарок от старого ворона. – Волосы дяди сияли золотом, а широкие плечи казались еще шире из-за тяжелого плаща из медвежьей шкуры. Алахан всмотрелся в ледяную даль и увидел то, о чем говорил Магнус. Легион людей, окутанных тем же морозным туманом, что и Магнус, и готовых защищать земли Рованоко. Они смотрели на юношу из прошлых веков, сжимая в руках рукояти боевых молотов. Жрецы Ордена Молота. – Нам дали силу – и мы откроем сердце Фьорлана, – сказал Магнус. – И напомним миру о могуществе Рованоко. Рулагу пора преподать тот же урок, что и народу ро. Алахан почувствовал волну силы, накрывающую его изнутри – будто все мышцы напряглись одновременно. Виски из Волька согрело его тело, но теперь ощущения от него казались не больше чем щекоткой по сравнению с мощью, которую открыл в нем Магнус. И в первый раз с тех пор, как умер отец, Алахан Слеза отбросил всякие сомнения. – Сердце Фьорлана, – произнес он, подавшись вперед, и его слова вывели Кроу из ступора. Жрец посмотрел на него и почесал мягкую седую бороду. Потом потер глаза и тоже подался к нему. – А что с ним такое? – спросил он. Алахан глубоко дышал, и постепенно лицо его становилось все спокойнее. – Я – избранник Рованоко, – сказал он твердо. – И я должен знать, что такое Сердце Фьорлана. Кроу снова потер глаза. – Почему ты не задал мне этот вопрос до того, как мы выпили ледяного виски? – Потому что я сомневался. А теперь больше не сомневаюсь. – Ну… народ Волька – одни из древнейших последователей Рованоко. Неудивительно, что их жидкость может вызвать духовное прозрение. – Жрец не стал подвергать сомнению ни вопрос Алахана, ни его заявление. Он внезапно поднялся на ноги, потряс головой и оперся о стену. – Следуй за мной. Алахан, на которого жидкость больше не действовала, сел прямо и достал рубаху. Шрам на боку больше его не беспокоил, и он даже смог встать без посторонней помощи и последовать за отцом Кроу прочь из маленького глухого помещения. Узкий коридор пустовал, и в нем не было ни других дверей, ни окон. Через каждые несколько шагов горели факелы, а в конце коридора Алахан увидел крутую лестницу. Кроу остановился у ее подножия, схватился за грудь и застонал. – Может, тебе нужно прилечь? – спросил у него Алахан. Старый жрец с возмущением глянул на него. – В тот день, когда я приму от тебя совет о том, пить мне или не пить, я расколю топором собственную голову. – Тогда как знаешь. Жрец собрался с силами и поднялся по узкой лестнице, держась за стены обеими руками. Сверху их ждал еще один узкий коридор. Алахан не знал, в какой части Высокой Крепости они находятся – наверное, где-то глубоко в каменных недрах Тиргартена. Они повернули налево, затем направо и ни разу не встретили ни окна, ни двери, пока не оказались на каменном уступе, выходившем на равнины Тиргартена. Вырубленная в камне лестница змеилась вокруг Дара Гигантов. Далеко внизу виднелись Камень Рованоко и замок Летнего Волка. – Я почему-то думал, что мы находимся под городом, а не над ним. Кроу чуть помедлил, с наслаждением вдыхая прохладный ночной воздух. – Горы и пещеры в них существовали задолго до того, как был построен город. Калалл Летний Волк, подобно каждому верховному жрецу Тиргартена, тоже бродил под этими сводами. Хотя ты первый человек не из ордена, кто спросил меня о самом древнем из здешних каменных залов. – Сердце Фьорлана? – спросил Алахан. – Так что же это такое? – Идем со мной. Мы уже почти пришли. На лестнице, открытой всем ветрам, пронизывающие порывы ледяного воздуха заставляли прижиматься к скале. Когда путники наконец отвернулись от ветра, в скальной толще обнаружились древние величественные святилища с затейливыми барельефами и запечатанными каменными дверями. Алахан подумал, что одни наверняка служили гробницами, а другие – древними сокровищницами. Возможно, в некоторых даже хранили медовуху. Кроу вел его к одному из скромно украшенных залов, наполовину погруженному в толщу скалы. Высокую арку входа не украшали ни статуи, ни резные орнаменты. И, несмотря на очевидный возраст, было заметно: помещением недавно пользовались – к гладким каменным дверям вела хорошо утоптанная тропинка. Кроу распахнул двери и исчез во тьме. Из проема пахнуло свежим ветром. Не чувствовалось ни пыли, ни запаха разложения. – Идем, – произнес Кроу, когда возле входа появился мерцающий огонек свечи. Алахан шагнул под каменные своды и в неверном свете огня увидел перед собой длинное каменное помещение. По обеим сторонам от него в широком проходе находились стойки с оружием. Старый жрец закрыл двери и пошел по коридору, держа перед собой зажженную свечу. На оружейных стойках покоились сотни боевых молотов, один древнее другого, и каждый богаче украшен, чем предыдущий. Под каждым молотом в камне были выбиты имена членов Ордена Молота. Тонн Пылающий Очаг, Морс Адский Кулак, Доррон Лунный Глаз. – Все молоты находят сюда дорогу, – сказал Кроу. – Рано или поздно. Молот твоего дяди еще блуждает где-то в мире людей, но и он в конечном итоге вернется сюда. Несколько последних молотов будут тебе особенно интересны. Алахан остановился, когда в круге света появилась большая статуя со шлемом на голове. Тщательно, с мельчайшими деталями воспроизведенное в камне лицо хранило решительное выражение, без тени сомнения и слабости. Ранен, навеки застывший в каменной маске, выражающей стремление к свободе и неповиновению. За статуей в скромных стеклянных ящиках стояли еще молоты. Кроу, остановившийся возле них, повернулся к Алахану. – Когда люди ро вторглись на Свободные Земли и Фьорлан пошел на них войной, именно Орден Молота освободил страну Рованоко. Две сотни молотов принадлежали людям, сражавшимся с последней угрозой нашему народу. Они объединили Свободные Отряды и атаковали Ро Хейл. Если бы не они, на этих землях сейчас раскинулся бы Тор Ранен, которым правили бы ро. Здесь и есть Сердце Фьорлана. Памятник тем, кто погиб, защищая нашу землю. Алахан должен был преисполниться благоговением, но вместо этого ощутил счастье. Он увидел возможность защитить Тиргартен и напомнить Рулагу, что Рованоко не сдастся Искривленному Древу без боя. Боевые молоты, лежащие здесь, олицетворяли собой могущество и благородство, до сих пор ему неведомое. И они хотели снова ринуться в битву, хотели еще раз защитить земли раненов от врага. – Но где ты найдешь людей, которые смогут ими владеть? – спросил Кроу. – Как избранник бога ты можешь пробудить в них внутреннюю силу. Они могут стать мощным оружием, но для этого они должны попасть в достойные руки. Духи двухсот лучших жрецов не отдадут свою силу кому попало. * * * Перед подземным залом стояло двести человек. Все старше пятидесяти лет и потому, несмотря на яростные возражения, признанные непригодными к битве. В глазах у них горела та же решимость, что и у воинов Халлы, а богатый жизненный опыт придавал им особую ценность. Среди них были и воины, и умелые торговцы и лавочники, один или двое в молодости служили помощниками вождя или городскими оружейниками. Когда город начал готовиться к войне, они поселились на верхних уровнях, помогая молодым со снабжением и припасами и ободряя их перед грядущими испытаниями. Но ледяной взор Рованоко не забыл о них, и все они не раздумывая ухватились за возможность в последний раз сразиться за Фьорлан. Самому старому из них, бывшему капитану драккара из Фредериксэнда по имени Арнульф Печальный, исполнилось уже почти восемьдесят лет, и для того, чтобы стоять прямо на искалеченной правой ноге, он опирался на тяжелый костыль. Но горящий взор старика мог соперничать с взором самого Бриндона Кроу, а широченные плечи напоминали о временах, когда он уводил могучие драккары от деревянных причалов. – Я буду биться за тебя, мой вождь Слеза, – проскрипел Арнульф. – Мои старые кости еще способны на несколько трюков. Несмотря на согбенную спину, ростом он превосходил Алахана и когда-то наверняка считался страшным противником. С помощью Рованоко он снова им станет. – Спасибо, – поблагодарил его юный вождь. – То же самое относится ко всем вам. Я не могу уничтожить вражескую армию или убить Рулага на месте за его предательство, но я могу наделить вас даром Ледяного Гиганта. Я – избранник Рованоко, его генерал в этой войне, а вы будете моими солдатами. И хотя молодость ваша давно прошла и вас всего двести, Сердце Фьорлана наградит вас настоящим могуществом. – Алахан поднял голову и улыбнулся, больше не чувствуя ни сомнений, ни страха. – Идите за мной – и вы увидите оружие, с помощью которого вы будете защищать земли Рованоко. Он глубоко вздохнул, продолжая улыбаться, и повел свой отряд под каменные своды. Кроу уже находился внутри и заранее расставил по стенам факелы, осветив безмолвную группу каменных статуй у дальней стены. Статуи двухсот жрецов, победивших людей ро, стояли на страже своих боевых молотов. Алахан подошел к первой статуе, изображающей могучего человека с развевающейся на ветру бородой, потрясающе точно вырезанной из камня. Под статуей было высечено имя: Вильгельм Говорящий в Тишине. – Арнульф Печальный, – произнес Алахан, – это будет твой топор. Старый капитан, хромая, подошел к статуе и благоговейно воззрился на лицо древнего жреца, и Алахану показалось, что Вильгельм тоже оценивающе посмотрел на старика. Когда Арнульф открыл простую стеклянную дверцу и посмотрел на боевой молот, от статуи к нему заструился белый свет. Молот, высеченный из глубинного льда, удерживался на длинной рукояти, обмотанной плотным кожаным ремнем. Подобное двуручное оружие требовало от владельца недюжинной силы. – Арнульф, – поторопил его отец Кроу, – дотронься до молота. Оружие, возможно, не сразу примет тебя, а у нас мало времени.