– Благословите меня, отец? Он мягко положил ладонь ей на голову. Девушка выглядела потерянной и изможденной и, вне всяких сомнений, была голодна. – Не нужно вставать на колени, сестра, – произнес Ланри, – Я благословлю тебя, даже если ты будешь стоять. Она подняла на него взгляд и нерешительно поднялась на ноги. – Я хочу есть, отец, – прошептала она. – Тогда я благословлю тебя едой. – Он тепло улыбнулся. – Идем со мной. Он повел ее в храм, отмахнувшись от местных жителей, которые говорили, что там уже все забито. Он не мог помочь всем – но накормить одну юную девушку был еще в силах. В такое тяжелое время даже маленькие добрые дела могут стать решающими. – Миску супа, пожалуйста, – обратился он к пухлому мужчине в белом переднике, разливавшему прихожанам по мискам исходящую паром похлебку. – Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы она потом смогла помыться и отдохнуть. – Как скажете, отец, – ответил толстяк, радушным жестом подзывая девушку. Она жадно принялась за густую овощную похлебку, а Ланри пошел дальше. По пути к неприметной ризнице в дальнем конце храма он еще несколько раз останавливался, чтобы поговорить с горожанами. Он благословлял их на безопасность и полные желудки, оставляя за собой тропинку из добрых дел. – Усталый у тебя вид, брат, – раздался знакомый голос. Из своего уединенного святилища выглянул кардинал Церро из Дарквальда. – Может, чашечку чая? Они сердечно обнялись, тихо перешучиваясь о положении в мире и своих личных заботах. Ланри был на десять лет моложе кардинала, но оба уже достигли преклонного возраста, и в их шутках слышались жалобы на постоянные и необъяснимые боли в ногах, руках, спине и голове. – Отриньте свои заботы, дорогой мой Ланри, – произнес кардинал, указывая на удобное на вид кресло в углу ризницы. – Все мирские дела могут подождать, пока кипит вода. Ланри опустился на мягкие подушки кресла и удовлетворенно вздохнул. Он никогда раньше не видел Ро Тирис таким тихим, но Коричневого храма это не касалось. Таким переполненным он тоже никогда его не видел. – Ты короновал нового короля? – спросил Ланри, представляя, какой бы совет дал новым правителям, если бы такая честь выпала на его долю. – Да, – ответил Церро. – Думаю, Один Бог сделал прекрасный выбор. У него есть хорошие советчики и замечательные люди, но вот чашечку чая я заварить ему так и не успел. Ланри усмехнулся и принял из рук старого друга чашку сладкого фруктового чая. Лучше напитка и представить было нельзя – согревающий, богатый аромат оставлял на языке приятное послевкусие и смягчал горло и желудок. – Не припомню, чтобы я был знаком с молодым Александром Тирисом, – заметил Коричневый священник, отпивая глоток из большой кружки с горячим напитком, – но я слышал, он замечательный воин. Думаю, в нынешние времена это качество для короля одно из самых важных. Церро взял себе кружку и сел напротив него. – Все свои умения и силы он вложил в военное мастерство. Все, что уже произошло, все победы и поражения он свел к маханию мечами. Враг превосходит его людей числом, но, похоже, это только усиливает его стремление ввязаться в драку. Ланри почувствовал, как от чая по позвоночнику разливается тепло. – Встречал ли ты Фэллона из Лейта? – спросил он. – Нет, – ответил кардинал, доставая свою трубочку и табак. – Слышал, что он Красный рыцарь. И хороший фехтовальщик. – На удивление замечательный юноша, – заметил Ланри. – Простодушный, но по-своему целеустремленный. А еще он избранник Одного Бога. От удивления Церро поперхнулся, выплюнул набранный в рот чай, склонился вперед и закашлялся. Откашлявшись, он наконец взял себя в руки, выпрямился, поставил кружку чая на столик у кресла и потер себе грудь. Он не спрашивал, уверен ли Ланри в своих словах или что именно тот имел в виду. Служители Коричневого храма лучше всех знали истинное могущество Одного Бога. И они чувствовали его убывающую силу и глубину настоящего кризиса. – Не слишком ли поздно? – спросил Церро. – Разве мы сможем что-то еще изменить? – Он точно попытается, – уверенно ответил Ланри. – Если меня не подводят мои старые чувства, сэр Фэллон – это воин, равных которому еще не знал Тор Фунвейр. Один Бог хочет переделать мировой порядок. Серые рыцари станут последними из старых и первыми из новых. Церро задумчиво попыхивал трубкой. – Нам пора начать строить планы на будущее, друг мой. Пурпурные, Красные и Золотые могут воспротивиться переменам, но гордость не должна заслонить нам здравомыслие. – Мое здравомыслие повторяет мне одно и то же, – ответил Ланри. – Никакое количество Серых рыцарей и романтических идеалов уже не смогут что-либо изменить. – Я уже много недель не слышал голоса Одного Бога, – произнес кардинал. – Даже когда я короновал Александра Тириса в Тор Фунвейре, он не сошел ко мне. Но я знаю: в новом укладе для Коричневых священников тоже найдется место. Мой здравый смысл говорит мне, что сейчас мы важнее, чем когда-либо прежде. Ланри неспешно отхлебывал чай, а мысли его унеслись в будущее, в мир, где кучка выживших людей из народа ро сражается с Мертвым Богом и его последователями за свою свободу. – Друг мой, – начал Ланри, – когда-то ты описал мне наш орден как известковый раствор, что скрепляет вместе народ ро. – Да, мы ведь не просто бесплатная столовая для бедняков, правда? – ответил кардинал. – Возможно. Но если мы хотим спасти народ ро от уничтожения, мы должны придерживаться того же подхода, который используем, чтобы спасти бездомного от голодной смерти. Творить малые добрые дела. – Очень скоро в Тирис начнут прибывать тысячи беженцев. Сможем ли мы помочь всем, зная, что через полгода у наших ворот будет огромная армия Псов? Книга вторая Искривленное Древо Легенда о Горланах Паучьи Матери родились еще до того, как Гиганты пошли по дорогам, ведущим к божественной сути. Атлач-Нача, одна из Древних, пережила многих и создала их из изначальной пустоты. Они выстояли за долгие эпохи Глубинного Времени, они набирали сторонников и сами выбирали свои битвы. Они были жрицами и стражами, которым предстояло продержаться все битвы Долгой Войны. Когда Рованоко достиг чертогов за пределами мира и открыл туда путь для богов земли, Горланы остались в тени и продолжили править теми, кто ползает, пока их мать не попала в ловушку Шаб-Ниллурата. Лесной Гигант хотел выжить, ему нужна была жизненная сила, и он черпал ее из Древнего существа, медленно поглощая Атлач-Начу. Многие Горланы поклялись в верности Лесному Гиганту, надеясь освободить свою мать, но другие остались на воле, создали потомство и скрылись в укромных уголках земного мира. Пока жива сила Древних, будут жить и паучьи Матери. Но каждый праздник подходит к концу, любая сила рано или поздно иссякает. Пролог Страж скучал по погоде. В пустоте не было ни ветра, ни дождя, ни тепла, ни холода. Сияющее голубизной пространство плавно перетекало от одной текстуры к другой, не образуя ни глубоких пропастей, ни высоких пиков. Сосредоточившись, он мог различить и ландшафты, и жизнь на них, но только ненадолго. Над ним и вокруг него довлела пустота; снизу через разрыв, откуда сочился ручеек тлетворной энергии, он мог увидеть материальный мир – далекий, почти забытый. Страж не знал, долго ли он здесь находился. Он даже сомневался, что его воспоминания о погоде настоящие. Был ли снег таким, каким он его помнил, а холод – по-настоящему холодным? Ты будешь стоять на пороге. Ты будешь охранять разрыв. Ты будешь судить, кому пройти через него – среди тех, кто стремится в пустоту, и тех, кто хочет проникнуть в реальный мир. Только эти слова Огненного Гиганта имели для него значение. Он останется здесь и будет выполнять приказ, пока чертоги за пределами мира не выветрятся до праха вихрями пустоты. Но еще ни разу никто не пытался пройти ни в реальный мир, ни в пустоту за ним. Почему бы не закрыть разрыв? Разреши мне вернуться в огненные чертоги. Разрыв был проделан Гигантом – ныне павшим Гигантом. И ни одно существо не может разрушить то, что он создал. Страж никогда не подвергал сомнению мудрость великого Гиганта. Он ждал и наблюдал. Он построил лабиринт, используя великую мудрость и хитрость для создания стен и запутанных коридоров между собой и разрывом. Он научился читать малейшие изменения в разрыве – потоке ядовитой энергии, вытекающий в реальный мир под ними, – и в его рисунке Страж видел, как танцуют и искажаются тени смертных. В одно мгновение они жили, а в следующее превращались в прах и туман, и их сменяли другие мечущиеся фигурки. Безымянные существа, Горланы, джеккане, народ Волька, доккальфары – и, наконец, люди. На протяжении вечности бывало и так, что, моргнув, он видел дождь или небо, затянутое облаками. И при этих видениях у него возникало чувство, самое близкое к счастью среди когда-либо испытанных. Когда-то его звали Каа, но сейчас он был просто Стражем. Когда-то он летал по темному небу пустоты на огромных красных крыльях. Сейчас же он съежился на своем постаменте и ждал. Он никогда не чувствовал ни голода, ни усталости, не помнил ни скуки, ни злости. Он просто ждал – и охранял разрыв. Он размышлял о том, каким может быть реальный мир. Страж знал: границы и названия изменились, но горы и моря остались прежними. Когда-то здесь расстилались Огненные Земли. На севере, через море Молота, лежали Каменные Земли. Сохранились ли их имена до сих пор? Страж не знал. И никогда не узнает. Пусть даже он видел отблески реальности, ее красоту, хаос и ужас, он никогда не слышал ни единого звука. Он не знал, о чем говорили джеккане, как доккальфары называли свои владения. А люди вообще говорили очень много, губы их постоянно двигались – но Страж не мог узнать, что приводило их в такое возбуждение, вызывало радость или печаль. * * * Тень была в замешательстве. Без указаний, со смутными – в самом лучшем случае – следами земных воспоминаний, она плыла сквозь пустоту, следуя чувству цели, ведущему ее по дорогам забытых реальностей. Где-то находился избранник ее бога – но где именно? Предполагалось, будто найти своего избранника очень легко. Когда тень обретала сознание, ее чувство направления становилось абсолютным и ее неизменно влекло к избраннику. Но что-то препятствовало, какой-то барьер, который тень не могла преодолеть. Ее слабо тянуло: вверх, вниз, влево, вправо – и тень скользила по волнам энергии пустоты в поисках избранника. Больше тень ничего не могла сделать. Затем она резко остановилась, уловив отголоски своей прошлой жизни. Она парила на сверкающей волне зеленой энергии, которая мягко омывала эфемерные стопы тени, будто бы та стояла на побережье земного моря. Картины прошлого медленно всплывали перед тенью, будто сознание, возвращающееся после долгого сна. Она вспомнила смертного, кем была при жизни и чье эхо сейчас составляло ее суть. Но воспоминания продлились недолго и не указали тени на верное направление. Когда-то тень звалась Далианом Охотником на Воров, величайшим из Черных воинов… но пока она не найдет избранника – она останется никем. Но все же Джаа еще жил. Огненный Гигант дал тени частицу божественной мощи, и та обрела цель существования. Тень ступила на воздух, и перед ней возникла тропа. Она искрилась всеми оттенками красного и голубого и постоянно двигалась, никогда не замирая на месте. Еще несколько шагов – и путь уплотнился, аркой протянувшись от него до неведомой цели, будто радуга в пасмурном небе. Рядом возникали еще пути, но, чтобы выбрать другой, нужно было положиться либо на удачу, либо на обширнейшие знания дорог за пределами мира. Каждая из них… куда-то вела. В могущественные миры, забытые чертоги, к останкам утраченных сил или к поверженному божеству. И к другим вещам, не имевшим имен и узнаваемых форм. Каждая искра веры отправлялась к своему источнику. Каждый бог, дух или стремление, к которому когда-либо стремилась живая душа, находило свое место в мирах пустоты. Где-то рядом петлял путь, ведущий в огненные чертоги, но тень выбрала другую тропу. Ее тянуло в другую сторону, не в мир смертных. Следуй за хлопаньем крыльев, запахом огня и раскаленных камней. Неужели сам Джаа вел ее по этому пути? Но не к избраннику… возможно, к выходу из пустоты? И тень последовала по своей тропе. Она скользила через эпохи могущества и величия, давным-давно обращенные в прах. Через огромные безымянные башни хаоса, чьи обитатели тоже исчезли. Окаменелые щупальца змеились в темное небо, образуя коридоры и залы давно погибшей цивилизации. Тень невидимкой скользила сквозь них. Если эти миры обитаемы, то их жители невидимы… или же они существовали в прошлом или в будущем, слишком чужеродные для тени, чтобы она могла их воспринять.