— Да… — кивнула та и активировала через нейроинтерфейс заготовленный препарат. Время замедлилось в несколько раз. Подхватив свою дочь на руки, Оксана помчалась за Виолой, огибая металлические колонны и спрыгивая со ступенек на перрон. Виляя зигзагами, девушки успешно уклонились от попаданий сгустков плазмы и нырнули в ближайший пролесок. Глава 1 День, 5 сентября 2200 год, Земная Федерация, республика Германия, Польский округ, город Плоцк, федеральный детский комплекс граждан низшей категории №25145. В большой столовой на сотни мест молча и спокойно принимали пищу дети различных возрастов, от пяти до пятнадцати лет. Все они были одеты в белые костюмы с чёрными рубашками и выбитыми на груди индивидуальными номерами. Словно безвольные роботы, они синхронно работали своими пластиковыми ложками, даже по-детски не проронив ни слова, ни эмоции. У выхода со столовой дежурили два охранника в серой кевларовой броне и с электрошокерами на поясе. Через экран своих шлемов они наблюдали за показателями сердцебиения и мозгового импульса каждого из детей. В это момент в столовую вошла дама за сорок в чёрном обтягивающем комбинезоне и с планшетом в руках. Завязанные в бутон смоляные волосы гармонировали с полностью иссиня-чёрными глазами и светлым зрачком — передовым имплантом, сканирующим за раз в инфракрасном и СВЧ излучении. — Доброслав, наше заведение покидают вот эти постояльцы, — сказала женщина одному из охранников и махнула по планшету рукой, отправляя ему список послушников на нейроинтерфейс. — Понял вас, куратор Селина, — кивнул охранник по правую сторону от женщины и вышел чуть вперёд. Несколько секунд ничего не происходило, — охранник готовил исходящее объявление через систему оповещения — а затем со всех сторон прозвучал электронный женский голос: — Внимание! Послушники номер: девяносто два, сто двенадцать, сто восемьдесят девять… Во время объявления поочерёдно со своих мест вставали мальчишки и девочки тринадцати-четырнадцатилетнего возраста. — …триста двадцать три. Требование выстроиться перед вожатым, гражданином третьей категории Доброславом Ковальским, — закончилось объявление, и пятнадцать детей с потухшим взглядом выстроились перед охранником. — Флайджет уже ждёт. Прошу следовать за мной, — сказала куратор и вышла из столовой. Детей повели по светлым коридорам. Прохожие, другие вожатые и охранники уступали толпе дорогу, а роботы-уборщики автоматически переезжали на стену, продолжая свою уборку уже там. Через пять минут послушники стояли на площади перед детским комплексом, где находилась большая посадочная площадка с воздушным транспортом. Флайджет — это гражданский транспорт на гравитационных двигателях, который вмещал в себя до пятидесяти пассажиров, помимо двух пилотов судна. Он выглядел как бомбардировщик с острыми углами крыльев и плоским двигателем под фюзеляжем. С левого его бока уже был развернут пологий трап, где детей встречал небритый черноволосый мужчина со шрамом через всю правую щеку, в красной броне и без шлема. Он с усмешкой поглядел на женщину и сказал: — Не лучшего сорта ребятня, куратор Селина. — Выбраны наиболее проблемные, что плохо воспринимают Аутерий, — нахмурилась женщина. — А где кстати он? Договор был на месячный запас, в пересчёте на ребятню, — хмыкнул он, приподняв бровь. — Транспортировочные контейнеры фасуются на складе. Скоро доставят, — сухо сказала она. — Ну так-то лучше, Селиночка! Мужчина положил ладонь женщине на плечо, в связи с чем она моментально схватила его руку и с неимоверной быстротой вывернула за спину, перехватывая второй рукой шею. — Если гражданин третьей категории ещё раз совершит телесный контакт со мной, гражданкой второй категории, то я буду вынуждена деактивировать его двигательные функции, — холодно произнесла она задыхающемуся мужчине на ухо и резко отпустила его. Он упал на колени, откашливаясь. — Психанутая польская бабища… — пробормотал он на русском, вставая и держась за горло. — Тупой русский валенок, — фыркнула она на польском, но благодаря нейроинтерфейсу все друг друга поняли. — Грузи мелкотню в флайджет, — велел мужчина охраннику, а тот поглядел на Селину и, получив от неё добро, скомандовал движение по трапу. В самом конце колонны детей подросток невысокого роста и со светлыми волосами обернулся перед входом в транспорт. Его чувства были подавлены Аутерием, но далеко не полностью, а потому он отдалённо ощущал тоску, волнение и безнадёжность от дальнейшей неизвестности в его судьбе. * * * Вечер, 5 сентября 2200 год, Земная Федерация, Калининградская автономия, Советский округ, город Раскольск, расконсервированный военный бункер №67, пункт досмотра и распределения. — Ты меня слышишь, шкет⁈ — услышал я мужской рык, и мою щёку обожгло болью. Я упал на пол и растерянно поглядел на здоровенного дядьку перед собой. Он стоял в потрёпанной коричневой броне с автоматом за спиной и продолжал что-то кричать. Моё сознание прояснялось медленно и неохотно, словно я не мог до конца проснуться. Но в самом низу, перед глазами, я увидел строчки нейроинтерфейса: Стабилизация мозговых импульсов… 43.7%… 43.9%… Стабилизация гормонального фона… 39.7%… 39.8%… «Мама… Лиза…», — горько подумал я с наворачивающимися слезами на глазах, но в слух сказал: — Дядя… Что вы… сказали? Я пытался лучше вслушаться в такую знакомую речь, но странные инъекции в том детском доме словно лишили меня разума непонятно на какое время. — Какой я тебя дядя, щенок⁈ Я сказал — встал, разделся и прошёл через сканер! — проорал он, хватая меня за рубашку и поднимая перед собой. Болтаясь в его руке, я судорожно закивал. — Я всё сделаю! — выпалил я, хватаясь за его огромное запястье. — Бракованное отребье… — сплюнул он в сторону, а когда поставил меня на пол, я начал снимать пиджак и мельком огляделся. Вокруг были знакомые лица моих сверстников, что стояли уже раздетые до нижнего белья и поочерёдно вставали на металлическую круглую площадку, стойка-сканер которого быстро проезжала вокруг человека и со всех сторон окидывала его синим лазером. Мы находились в мрачном помещении с какими-то старыми компьютерами на стене слева, тусклым жёлтым светом с краёв потолка и металлическим полом, на котором змеями валялись провода. Позади нас была металлическая дверь, возле неё, сидя на стуле, скучающе зевал охранник. А спереди, куда подходили некоторые мои знакомые, за столом рядом со сканером сидела за столом тётка с металлической рукой и лысой головой и что-то тыкала по голографическому экрану. А перед ней стоял тот самый дядька, что недовольно наблюдал, как я раздеваюсь. Ещё не выйдя полностью с полусонного состояния, я встал последним в очередь и стал ждать, стыдливо отворачивая голову от нижнего белья полуголой девушки моего возраста, но с округлившимися уже формами. Прикрыв глаза, я опять взглянул на строчки стабилизации своего тела: Стабилизация мозговых импульсов… 56.4%… 56.7%… Стабилизация гормонального фона… 42.1%… 42.2%… С каждым процентом мне всё легче видеть и воздействовать на свой нейроинтерфейс. После того, как в наш дом ворвались федералы, мне практически сразу вкололи в шею порцию лишающего эмоций препарата. Я помню лишь кричащую мать, что тянулась к нам, когда её держали военные, и свою сестру, плачущую рядом со мной. «Стойте! А сколько я провёл в том детдоме⁈» — спохватившись, подумал я и с усилием сфокусировал внимание на верхнем правом краю нейроинтерфейса, где находилась текущая дата. — Как… — потрясённо прошептал я с покрасневшими глазами. Я провёл в детском доме практически год. Нас схватили в августе девяносто девятого, вскоре после моего дня рождения и установки мне системы «Зодак». Мне сейчас тринадцать лет! Год прошёл словно в тумане, по ощущениям, за месяц! — Следующий! — выдернула меня из нерадостных размышлений женщина, что сидела за столом. Я робко встал на холодную металлическую площадку и с бьющимся, как барабан, сердцем стал ждать. Страшная лысая тётка недовольно поглядела на меня своими прожигающими зелёным электронными глазами, а стойка вокруг начала сканировать моё тело синим лазером. Даже ощущалось лёгкое неприятное чувство, будто каждую клетку просвечивают. Когда сканирование прошло, она удивлённо взглянула на меня и обратилась к тому дядьке: — Андрей, глянь-ка на этого экземпляра.