– Конечно, тетя Элеонора, конечно. Как ты себя чувствуешь? – Прекрасно. Даже Тристан удивляется, потому что я никогда не болею. Правда, Тристан? – Ты всех нас переживешь, мама, – покачал головой Тристан. И она рассмеялась старческим смехом – он был таким же сухим и жестким, как ее кожа. – Правда? – Она повернулась к Елене. – Так оно непременно и будет. Все рассмеялись, но этот смех был не более чем попыткой прикрыть кровоточащую рану. – Ты совсем не изменилась, – заметила Елена. И Айзенменгер задумался, отражает ли искренность ее тона искренность чувств. – И ты! Ты тоже совсем не изменилась! Повторы и восклицания. Именно эти многосложные слова бродили в сознании Айзенменгера, пока величественный взор старухи не обратился на него и она, еще больше нахмурившись, не осведомилась: – А это кто, Тристан? Я знаю этого человека? Это была не леди Брэкнелл, но добросовестная, если не бессознательная, попытка походить на нее. – Это Джон. Джон Айзенменгер, – ответила Елена, – он… он со мной. – Ее колебание и опущенные глаза напомнили ему об их отношениях то, что он успел позабыть. К счастью, Элеонору Хикман это мало интересовало. – Ах вот как, – громко произнесла она. – Тогда подойдите ближе и дайте мне как следует рассмотреть вас. Он протянул руку и сделал шаг ей навстречу. Она внимательно осмотрела его лицо, затем руку и вновь перевела взгляд на лицо, словно подозревая, что они могут оказаться не связанными друг с другом. Когда она наконец соблаговолила протянуть ему руку, он ощутил под пергаментом кожи ноздреватую структуру ее костей, хотя ее пожатие вряд ли можно было назвать нежным. И он посочувствовал бокалу с шерри, который она сжимала левой рукой. – Рад с вами познакомиться, миссис Хикман. Она улыбнулась и кивнула, и Айзенменгер понял, что эти бессмысленные формальности доставляют ей удовольствие. – Взаимно, мистер?.. – Айзенменгер. Она попробовала повторить услышанное про себя, и ей явно не удалось этого сделать. – Какая странная фамилия, мистер Айзенменгер. Откуда вы ее взяли? – Мама, – предостерегающе промолвил Тристан. – Мне ее дали, и я учтиво не стал от нее отказываться, – улыбнулся Айзенменгер. На мгновение ему показалось, что он зашел слишком далеко и старуха сочтет его излишне фамильярным, однако она рассмеялась и воскликнула: – Вы мне нравитесь, мистер Айзенменгер! Все рассмеялись, радуясь тому, что напряжение спало. – Мама, его зовут Джон. И ты можешь обращаться к нему по имени. Шампанского? – спросил Тристан, поворачиваясь к Елене и Айзенменгеру. – Да, пожалуйста, – кивнула Елена. Айзенменгер тоже выразил жестом свое согласие. Тристан развернулся и направился к ведерку со льдом, стоявшему на одном из мраморных столиков у окна. Елена и Айзенменгер двинулись за ним, и Тристан принялся разливать шампанское по высоким хрустальным бокалам, выполненным в том же стиле, что и широкий бокал Элеоноры. – Думаю, нам нужно отметить приезд Елены. – Спасибо. И снова Айзенменгер различил в голосе Елены нотки волнения и счастья. Когда они вновь обернулись, в столовую с возбужденным видом вошла Тереза. На ней был черный атласный брючный костюм, на шее красовался алый шелковый платок. – Малькольм опоздает, – довольно резко заявила она и чуть ли не вырвала из рук мужа протянутый ей бокал шампанского, чудом не расплескав его содержимое. – Какие-то проблемы? – осведомился Тристан. В отличие от жены он говорил совершенно естественным и почти легкомысленным тоном. – По-моему, у нас всегда проблемы. Просто какая-то катастрофа. – Тереза сделала большой глоток, но даже чары шампанского не смогли ее успокоить, словно пенящаяся жидкость вовсе не достигла ее желудка. – Управление имением требует круглосуточного внимания, – пояснил Тристан, обращаясь к гостям. – Даже не представляю, как Малькольму удается со всем справляться столь долгое время. Он просто послан нам Богом. Айзенменгер не мог не заметить, как фыркнула Тереза, услышав эту хвалебную речь. – Я что, буду весь вечер сидеть здесь одна? – окликнула их Элеонора из своего кресла. – Конечно же нет, мама, – поспешно ответил Тристан. – Тогда, может, сядем? – обращаясь к гостям, добавил он. Они двинулись к обеденному столу, и Айзенменгер краем глаза заметил, как Тереза, подливая себе шампанского, переглянулась с мужем и тот бросил на нее странный угрожающий взгляд. Когда наконец все уселись – Айзенменгер с Еленой на диване, Тристан рядом с матерью, а Тереза в кресле рядом с Еленой, – Тристан осведомился: – Как ты себя чувствуешь, Елена? Надеюсь, все в порядке? – Да, абсолютно, – откликнулась Елена, хотя с точки зрения Айзенменгера в порядке было далеко не все. – Кто тебя оперировал? – Мистер Дюпон. – В клинике Святого Бенджамина? – нахмурился Тристан. – Да. – Насколько мне известно, он хороший врач, – кивнул Тристан. И все же в его тоне прозвучала какая-то двусмысленность: то ли он не был уверен в своих словах, то ли намеренно говорил неправду. – Он сделал биопсию лимфоузлов? – продолжил Тристан. На лице Елены появилось растерянное выражение, поэтому отвечать пришлось Айзенменгеру: – Кажется, да. – Говорят, фантастическая методика. Я, конечно, специализируюсь в другой области, но слежу за всеми последними достижениями в медицине. – Да, Елена сказала мне, что вы занимаетесь пластической хирургией. Для того чтобы встать на защиту выбранной им специальности, Тристану потребовалось еще шампанское. – Да. Но это не означает, что все представители этой профессии – алчные кровососы. Мне больше всего нравятся восстановительные операции. После удаления онкологических опухолей и тому подобного. Эта тирада выглядела абсолютно лишней, поскольку ни Елена, ни Айзенменгер не высказали ни единого возражения, хотя Айзенменгер и заметил, что Тристан не отрицал проведения частных косметических операций. – О чем это вы там говорите? – раздался скрипучий недовольный голос Элеоноры. – Бедняжке Елене удалили опухоль из груди, – наклонясь к ней, пояснил Тристан. – Правда? – уставившись на Елену, громким голосом осведомилась Элеонора. – Правда? – повторила она уже тише и с большим сочувствием. – Бедняжка. Как это ужасно. Это… это… Она пыталась избежать страшного слова на букву «р», и ее страх начал передаваться окружающим со скоростью чесотки. Лишь Тереза осмелилась заполнить неловкую паузу: – Ты должна была сообщить нам об этом раньше, Елена. Это было сказано с такой нежностью, которая смягчала упрекающий смысл слов. – Ну… – Елена улыбнулась и опустила голову. – Рак – это ужасно, – промолвила Элеонора. – Твой дядя Руфус умер от рака мозга, – добавила она, поворачиваясь к сыну. – Дядя Руфус просто спятил, мама, – отрезала дочь, не дав сказать своему мужу ни слова. – Он решил, что он – капитан Блай,[8] а его сосед – Флетчер Кристиан, вознамерившийся его погубить. А опухоль мозга была у дяди Энгуса. Элеонора уставилась на нее, широко раскрыв рот. – Ты уверена? – Да, – со смесью усталости и скуки ответила Тереза. Элеонора умолкла, хотя ответ ее явно не удовлетворил. – А где Нелл? – осведомилась Елена. – Мне не терпится повидаться с ней. – Сейчас придет. Она такая копуша.