Айзенменгер, как и все остальные, различил дрожь в ее голосе, но в отличие от других он знал, что таковы факты. Сорвин же решил, что его водят за нос. – Для того чтобы точно определить, как долго тело пробыло в земле, нам потребуется консультация опытного антрополога, – еще больше нервничая, продолжила Аддисон. Однако эти подробности не интересовали ее слушателей. – И все же? Несколько недель? Несколько месяцев? Несколько лет? – Конечно лет. По меньшей мере год. – Может быть, восемь лет? Такое возможно? Беверли сразу подумала о ребенке Фионы Блум. – Нет. – Однако, похоже, мало кто разделял ее уверенность, и доктор Аддисон поспешно добавила: – Однако ничего определенного я сказать не могу. – Но хоть что-нибудь вы можете нам сказать? – Как ни старался Сорвин справиться с раздражением, это ему не удавалось. У него был вид усталого директора школы, разговаривающего с нерадивым учеником, меж тем как доктор Аддисон походила теперь на актрису, забывшую сюжет пьесы, или свою роль, или то и другое разом. – Да, – пронзительным голосом ответила она. – Ребенок был избит. Это произвело отрадную перемену в настроении собравшихся. Даже Айзенменгер поднял голову, и брови у него поползли вверх. – Вы уверены? – спросил Сорвин, хотя, конечно, это был не самый тактичный вопрос. – Да. – На ней был новый щеголеватый костюм, который ей очень шел. – Переломы четырех ребер и трещина в левой ключице… Но Сорвину не требовался полный перечень травм. – Именно это и стало причиной смерти? – Почти наверняка. – А как насчет идентификации? – спросила Беверли. – Единственная надежда – это ДНК, так как зубов, естественно, нет. – А вы сможете получить ДНК? – Да. Сорвин взглянул на Айзенменгера, словно ища подтверждения, но тот продолжал сидеть с непроницаемым видом. К несчастью, доктор Аддисон заметила этот взгляд и сразу поняла, что он означает; ее комплекс неполноценности получил хорошую подкормку. – Я правильно понимаю, что доктор Айзенменгер присутствует здесь, чтобы выразить свое особое мнение? Этот вопрос застал Сорвина врасплох – он не привык к проявлениям чувствительности со стороны медиков. – Вовсе нет, – поспешил ответить он, однако на этом его словарный запас иссяк, так что пришлось заговорить Айзенменгеру. – Это я попросил разрешения присутствовать при вскрытии, – примирительным тоном произнес он. – Профессиональный интерес, не более того, доктор Аддисон. – Он изобразил на своем лице почтительную улыбку. – Более того, я как раз думал о том, какую серьезную работу вы проделали. Однако доктор Аддисон по-прежнему колебалась и продолжала выискивать что-либо намекающее на насмешку. – А-а, – вырвалось у нее. – Благодарю вас. Айзенменгер склонил голову и улыбнулся, а затем перешел к неприятной части. – И еше мне очень хотелось бы взглянуть на тело Альберта Блума. – Зачем? – вновь вспылила Аддисон. – Просто у меня есть одно предположение, которое вы могли не учесть. Доктор Аддисон онемела и начала издавать какие-то невразумительные звуки, словно вернувшись на самую раннюю стадию эволюции речи. Она повернулась к Сорвину, а тот осторожно спросил Айзенменгера: – Какое? – Что это самоубийство. – Боже мой! Тереза побледнела, а Тристан прикрыл глаза, словно пытаясь отгородиться от всего мира. Хьюго обхватил голову руками и запустил пальцы в волосы. Елена подошла к Терезе, взяла ее за руку и помогла добраться до кресла. Они находились в оранжерее, в окружении заиндевевших окон и гулкого эха, разносившегося среди плетеной мебели. Казалось, Тереза вот-вот расплачется. – Совершенно очевидно, что младенец пробыл в земле долгое время, и до проведения необходимой экспертизы мы мало что можем сказать, – мягко констатировала Фетр. – Конечно, конечно, – с отсутствующим видом откликнулся Тристан – с таким же успехом она могла бы читать вчерашнюю сводку погоды глухому. Тереза с полными слез глазами качала головой. – Думаю, вы вряд ли знаете, как там мог оказаться труп младенца? – смущенно спросила Фетр. У Тристана словно прорезался слух. – Нет. Нет. Ни малейшего представления, – вскинув голову, ответил он. Фетр кивнула и собралась уйти, но Тристан еще не договорил. – За многие годы в поместье работала не одна тысяча людей. В буквальном смысле слова. Как бы там ни было, мы никогда не занимались охраной границ своих владений. Так что любой мог зайти на нашу землю и похоронить кого угодно. Фетр записала это. Она не видела смысла продолжать беседу: в любом случае это было чистой формальностью – в ее задачу входило не столько допросить обитателей замка, сколько поставить их в известность о том, что случилось. Фетр встала, а Тристан, обычно являвший собой образец учтивости, так и остался сидеть, глядя на свою жену. – Не стану больше вас беспокоить, – тихо сказала Фетр. – Черт, – пробормотал Хьюго. – Да-да. Спасибо, – словно очнувшись, откликнулся Тристан и поднялся. – Сколько смертей, – потерянным голосом произнесла Тереза. – Как это все ужасно. Тристан и Фетр оглянулись. – Ничего, Тереза, ничего, – нежно обхватив ее за плечи, промолвила Елена, и та ответила ей благодарной улыбкой. Тристан вновь повернулся к Фетр. – Я провожу вас, констебль, – сказал он. Когда Фетр вышла во двор, она увидела, как из своей конторы появился Грошонг, беседуя с кем-то по мобильному телефону. Его лица Фетр видеть не могла, но движения управляющего выдавали крайнюю озабоченность. Он был настолько поглощен беседой, что заметил Фетр, лишь когда она оказалась в пяти метрах от него. Грошонг захлопнул крышку мобильника и с суровым, почти что грозным видом уставился на Фетр. – Мистер Грошонг, я так понимаю, вы уже слышали новости? Управляющий не ответил и только кивнул. Казалось, он был потрясен еще больше, чем Тереза Хикман. – Естественно, нас интересует, кто это может быть. Возможно, у вас есть какие-нибудь предположения?.. Он смотрел на нее с таким видом, по которому трудно было понять, что он собирается сделать – разрыдаться, закричать или наброситься на нее с кулаками. – Цыгане, – пробормотал он наконец помертвевшими губами. – Прошу прощения? – Цыгане! – На этот раз он закричал. – Эти ублюдки способны на все, что угодно! – Вы уверены в том, что это были цыгане? Он пожал плечами. – Кто знает, что они могут вытворить? У нас всегда с ними проблемы. – То есть вам не доводилось слышать о том, что у кого-нибудь в округе пропал ребенок? – Нет. – Это было сказано с такой уверенностью, что невольно внушало сомнения, однако Фетр решила пока не задерживать на этом внимания. Поэтому она двинулась прочь, размышляя о том, с кем мог так напряженно разговаривать Грошонг. – Нет!