– Вы, наверное, констебль Фетр, – жизнерадостно заметил он. Она кивнула. – Ваш начальник в офисе с доктором Аддисон. Пьют чай. Хотите чаю? Фетр энергично замотала головой. – Кажется, мы раньше не виделись? – промолвил мужчина. – Нет. – В первый раз? – Да. – Она попыталась произнести это с вызовом, но не смогла подавить жалобные нотки в своем голосе. – Тогда я на вашем месте держался бы поближе к двери. И не пытайтесь геройствовать: начнет тошнить, сразу выбегайте. Это было сказано с такой симпатией, что Фетр улыбнулась. – Спасибо. Я так и поступлю. – И поймите меня правильно. Я волнуюсь не о вас, а о себе. Если вас вытошнит на пол, мне потом придется убирать, а если вы упадете и ударитесь обо что-нибудь головой, мне придется составлять протокол и оформлять документы. Он провел ее в крохотный кабинет, где стояли шкафчик и два письменных стола. За столом у окна сидела доктор Аддисон, держа в своих бледных узких руках кружку с чаем, справа от нее в низком кресле расположился Сорвин. На другой стол опирался высокий седой мужчина, в котором Фетр узнала представителя прокурора, а прислонившись к дверному косяку, стоял фотограф; все покатывались со смеху над какой-то шуткой, только что рассказанной Сорвином. Стоило ей появиться, как все умолкли, в кабинете повисло неловкое молчание, окончательно убедившее Фетр в том, что шутка Сорвина была на ее счет. – А, Фетр, – воскликнул Сорвин. – Что новенького? Она прошла мимо фотографа, не обращая внимания на его заинтересованный взгляд. Несмотря на то что он был женат и имел четверых детей, а может, именно поэтому у него была слава бабника. От него пахло виски. – Боюсь, ничего, сэр. Машину забрали, и предварительный отчет будет завтра или послезавтра. А кроме этого… Сорвин кивнул. – Хорошо-хорошо, констебль. – Он допил чай и посмотрел на патологоанатома. – Когда вы будете готовы, доктор? Она продолжала пить чай с видом примадонны, ожидающей своего выхода. – Когда допью чай, инспектор, – с небрежным видом откликнулась она. Сорвин скорчил гримасу, посмотрел на часы и, убедившись, что уже поздно, окинул взглядом присутствующих. Они тоже мечтали покончить с этим и тоже считали, что она ведет себя по-свински, но никто из них не осмелился открыть рот. Прошло еще шесть минут, в продолжение которых доктор Аддисон поглощала свой чай, и лишь после этого она поднялась и промолвила: – Если вы не возражаете, я пойду переоденусь. И она вышла из кабинета, оставив в нем поникших представителей полиции и прокуратуры. Лишь когда за ней захлопнулась дверь, Сорвин выругался: – Вот наглая стерва! – Да, такую не оседлаешь, – добавил фотограф. – Если только ей вовремя рот не заткнуть, – кивнул представитель прокурора. Сорвин рассмеялся. – Думаю, она не преминула бы прокомментировать это предложение и указать, что и как надо делать. – Ты хочешь сказать, что это можно делать разными способами? – с серьезным выражением лица осведомился фотограф. – А ты что, не знал? – поинтересовался представитель прокурора. – Для этого совершенно не обязательно прибегать к наркотикам. Все расхохотались. Фетр, с одной стороны, не могла одобрить подобное поведение, а с другой, не могла не разделить общего веселья. Никто не замечал ее присутствия, и она не могла понять, связано это с ее незначительностью или с тем, что она была полицейским, а следовательно, своим парнем. Затем Сорвин встал и вышел из кабинета, и остальные последовали за ним в порядке служебной иерархии. Фетр замыкала шествие. Они вышли в коридор и двинулись к хранилищу, одна из стен которого была занята холодильными камерами. Там все надели одноразовые халаты и бахилы. – Ты можешь не ходить, если не хочешь, – отведя Фетр в сторону, промолвил Сорвин. Она вздрогнула от удивления. – Думаю, тебе не часто приходилось видеть вскрытия, а хуже нашего случая и придумать трудно. – Ну, я действительно никогда не видела обгоревших тел… – В общем, решай сама. В других обстоятельствах Фетр наверняка расчувствовалась бы оттого, что такое количество людей заботится о ее благополучии. Она уже достаточно проработала в полиции, чтобы знать: здесь редко кто думает о чувствах окружающих. – Спасибо, сэр, но, думаю, мне надо привыкать к подобным вещам, – ответила она. Это прозвучало несколько высокомерно, и она вдруг испугалась, что обидела Сорвина. Поэтому она поспешно улыбнулась и добавила: – Я вас не подведу. Он тоже ответил ей улыбкой, что случалось чрезвычайно редко. – Ладно. Впустивший Фетр служитель открыл дверь в секционную и провозгласил: – Дамы и господа, мы готовы. – Спасибо, Стивен, – ответил Сорвин, заходя внутрь. Фетр сделала глубокий вдох и последовала за ним. Вначале ей ничего не было видно из-за широкой спины Сорвина, а затем он сделал шаг в сторону, и она услышала шепот: – Если ты до сих пор считала образцом «Безмолвного свидетеля»,[10] то посмотри, как работает «леди Куинси».[11] Это заставило Фетр обернуться и улыбнуться Стивену, зато когда она устремила взгляд на объект внимания «леди Куинси», на лице ее отразился ужас и она опустила голову. Она полагала, что виденное ею, пусть и отрывочно, в лесу, должно было подготовить ее к зрелищу, представшему ей сейчас. Она думала, что, как и во всех фильмах ужасов, самое жуткое происходило в воображении, и разоблаченный монстр уже не столь страшен. Однако она ошибалась. Извлеченный из полутьмы леса и помещенный в стерильный, ярко освещенный мир секционной морга, этот монстр ничуть не утратил своего чудовищного вида. Более того, он словно наслаждался предоставленным ему эксклюзивным местом. И самое ужасное заключалось в том, что когда-то это чудовище было человеком. Изогнутая поза и лишенный губ рот, словно взывавший о помощи, красноречиво свидетельствовали о невыносимой боли. Несколько уцелевших участков кожи позволяли различить в этой жуткой находке человека, в одиночестве встретившего ужасную смерть. Но и это оказалось не самым страшным, ибо постепенно Фетр стала ощущать запах. Вонь от горелого жира и обугленного мяса была всепроникающей; первое возникшее воспоминание о длинных летних вечерах, когда ее отец неизменно сжигал на жаровне сосиски, тут же сменилось куда более омерзительными ассоциациями. Доктор Аддисон была невозмутима. Она бросила холодный взгляд на фотографа и произнесла: – Начинайте как всегда, пожалуйста. На ней был такой же синий комбинезон, как и на Стивене, только на ней он слегка висел, что делало ее еще больше похожей на добросовестную студентку и любимицу преподавателей. Решительная, несмотря на волнение, и неколебимо уверенная в своих возможностях, Аддисон напоминала ребенка, вознамерившегося во что бы то ни стало войти в мир взрослых. Она дождалась, когда фотограф закончит освещать своими бесстрастными вспышками помещение, и, кивнув, отпустила его, после чего внимание всех присутствующих сосредоточилось на ней самой. И тут Фетр, несмотря на свое состояние, вдруг заметила, как нервничает доктор Аддисон. – Конечности фиксировать? – осведомился Стивен, делая шаг вперед. Фетр не знала, что это означает, и ей показалось, что и доктору это слово ничего не говорит, хотя Аддисон неохотно кивнула. Стивен подошел к столу, держа в руках жуткого вида секционный нож, и прикоснулся к правой обожженной руке трупа. На его лице появилось изумленное выражение, он склонился ниже, а потом поднял голову вверх. – Вы это видели? – Что? – подходя ближе, спросила Аддисон. Стивен стирал с резиновых перчаток прилипшие куски обуглившейся кожи. – Кольцо. – Да, действительно, – не слишком пристально всматриваясь, ответила она. С мгновение казалось, что Аддисон сейчас заявит, будто знала об этом с самого начала, но она обернулась и взглянула на Сорвина. – На мизинце правой руки перстень с печаткой. Стивен снял его с пальца, опустил в пакет, протянутый помощником прокурора, и снова взялся за руку трупа. От его следующего действия Фетр чуть не вытошнило, ибо он поднял нож и глубоко надрезал руку в области локтевого сгиба. У Фетр перехватило дыхание от этого акта осквернения, но далее последовало нечто еще более ужасное: лаборант, приложив недюжинные усилия, распрямил руку, и обнаженные им розовые слои ткани разошлись еще шире. Голова у Фетр закружилась, а рвотные спазмы участились. Она развернулась и выбежала прочь, не обратив внимания на поднятую ею суматоху, на насмешливую улыбку доктора Аддисон и любезно предложенную ей руку Сорвина. – Так вы патологоанатом, Джон? – В общем, да.