Монах с облегчением вздохнул. Мать не рассердилась. — Но у меня больше нет аргументов. — Ты заявил о себе как о реформаторе. — Но при этом выставил себя полным дураком. — Все лучше, чем ничтожество. Годвин не был в этом уверен, но, как обычно, сомневаясь в мудрости материнских советов, не стал с ней спорить, а решил подумать потом. — Еще кое-что интересное. И Годвин рассказал про Ричарда и Марджери, опустив грубые физиологические подробности. Петронилла удивилась. — Ричард, должно быть, с ума сошел. Если граф Монмаут узнает, что она не девственница, помолвка будет расторгнута. Граф Роланд придет в ярость. Ричарда могут лишить сана. — Но ведь у многих епископов есть любовницы? — Это другое дело. Священник может иметь экономку, которая, по сути, является его женой во всем, кроме названия. У епископа таких может быть несколько. Но лишить девственности знатную невесту незадолго до свадьбы… Даже графскому сыну трудно надеяться после такого остаться клириком. — И как ты думаешь, что мне делать? — Ничего. Пока ты действовал превосходно. — Сияя от гордости, она добавила: — В один прекрасный день у тебя будет мощное оружие. Просто не забывай об этом. — И еще. Я думал, как же Филемон отыскал этот камень, который отходит, и решил, что он уже давно использует его как тайник. И оказался прав: нашел там браслет, который потеряла леди Филиппа. — Интересно. Сдается, что этот служка будет тебе полезен. Он готов на все, понимаешь? Без совести, без морали. У моего отца был приятель, который делал за него всю грязную работу — распускал слухи, ядовитые сплетни, плел интриги. Такие люди бесценны. — Думаешь, не нужно докладывать о краже? — Разумеется, нет. Заставь его вернуть браслет, если считаешь, что это важно. Пусть скажет, что нашел его, когда подметал комнату. Но не выдавай. Гарантирую, ты пожнешь богатый урожай. — Так что же, мне покрывать его? — Как бешеную собаку, которая бросается на грабителей. Такие псы опасны, но без них не обойтись. 10 В четверг Мерфин закончил дверь. Работа в южном приделе уже была выполнена, леса стояли. Ему не пришлось делать опалубку для каменщиков, так как Годвин и Томас решили сэкономить, применив его метод. Он вернулся к резьбе и тут же увидел, что дверь почти готова. Примерно час подправлял волосы мудрой деве, еще час — глупую улыбку юродивой, но вряд ли стало лучше. Он медлил, так как все время думал о Керис и Гризельде. Ему с таким трудом давались разговоры с Керис всю эту неделю. Молодой человек сгорал со стыда. Каждый раз, видя ее, вспоминал, как обнимал Гризельду, целовал, был с ней близок — с женщиной, которая ему даже не нравилась, о любви и говорить нечего. Хотя раньше Фитцджеральд часто думал о близости с Керис, теперь эта мысль его пугала. С Гризельдой все прошло нормально — ну хорошо, не все, но не в этом дело. Он испытывал бы то же самое, будь на месте дочери Элфрика любая другая женщина, не Керис. Сблизившись не с ней, он лишил эту самую близость всякого смысла. Подмастерье смотрел на свою работу, стараясь не думать о Керис и прикидывая, всели готово. К северному порталу подошла умница Элизабет Клерк, бледная красавица двадцати пяти лет с облаком белокурых волос. Ее отец являлся епископом Кингсбриджа до Ричарда. Он, как и Ричард, жил во дворце Ширинга, и во время одного из его частых посещений Кингсбриджа епископа покорила служанка «Колокола». Незаконнорожденная Элизабет чувствительно относилась к своему происхождению, бурно реагировала на малейшее проявление неуважения и чуть что обижалась. Но Мерфину девушка нравилась. Когда ему было восемнадцать, она позволяла ему целовать себя и гладить высокую плоскую грудь, похожую на две плошки. Их роман кончился из-за ерунды. Юноша как-то пошутил про похотливых священников, и Элизабет не простила. Но продолжала нравиться. Красавица тронула его за плечо, посмотрела на дверь и, прикрыв рот рукой, ахнула: — Да они будто живые! Мерфин заволновался. Ее похвалу заслужить нелегко. И все-таки нужно держаться скромнее. — Я просто сделал их разными, а на старой двери все одинаковые. — Нет, не просто. Девы как будто сейчас сойдут и заговорят с нами. — Спасибо. — Но весь собор совсем в другом стиле. Что скажут монахи? — Брату Томасу нравится. — А ризничему? — Годвину? Не знаю. Но если поднимется шум, пойду к аббату Антонию. Тот не станет заказывать новую дверь и платить дважды. — Ну что ж, — задумалась девушка, — в Библии не говорится, что они все одинаковые. Просто пять мудрых подготовились и встретили Жениха, а пять юродивых тянули до последней минуты и в результате не попали на брачный пир. А что Элфрик? — Такое не для него. — Но он твой мастер. — Его волнуют только деньги. Элизабет покачала головой: — Проблема в том, что ты лучше. Это стало ясно несколько лет назад и всем известно. Элфрик никогда этого не признает и потому ненавидит тебя. Можешь пожалеть, что сделал такую прекрасную дверь. — И всегда-то ты все видишь в черном свете. — Вот как? — обиделась Клерк. — Что ж, посмотрим. Надеюсь, я ошибаюсь. Белокурая красавица собралась уходить. — Элизабет? — Да? — Я правда очень рад, что тебе понравилось. Девушка не ответила, но, кажется, несколько оттаяв, махнула на прощание рукой. Мерфин решил, что дверь готова, и обмотал ее грубой мешковиной. Все равно показывать Элфрику, почему бы и не сейчас. Дождь прекратился, по крайней мере на время. Фитцджеральд попросил одного работника помочь. У строителей имелся особый способ переноски тяжелых громоздких вещей. Параллельно клали на землю два прочных шеста, а на них перпендикулярно по центру — доски, на которые затаскивали груз, затем люди вставали между шестами с обоих концов и поднимали. Это называлось растяжкой; так же носили больных в госпиталь. Но даже на растяжке дверь оказалась очень тяжелой. Мерфин, правда, был привычен к тяжестям. Мастер никогда не давал ему поблажек из-за хрупкости телосложения, и в результате подмастерье стал удивительно сильным. Вдвоем с помощником занесли дверь в дом Элфрика. На кухне сидела Гризельда, сегодня еще более аппетитная — грудь даже вроде стала больше. Мерфин терпеть не мог ссориться с людьми и попытался быть приветливым. — Хочешь посмотреть мою дверь? — спросил он, проходя мимо. — Чего мне на нее смотреть? — Она резная. Это притча о мудрых и юродивых девах. Дочь хозяина невесело усмехнулась: — Только не надо мне про дев. Пронесли дверь во двор. Мерфин не понимал женщин. После того случая Гризельда была холодна с ним. Если она так к нему относится, то зачем это сделала? Девушка ясно давала понять, что больше не хочет. Сказал бы он этой пышке, что разделяет ее чувства — молодого человека в самом деле воротило при воспоминании, — но это оскорбление, и он вообще ничего не говорил. Поставили растяжку на землю, и помощник Мерфина ушел. Крепкий Элфрик, наклонившись над кучей дерева, считал рейки, постукивая по каждой квадратным бруском в пару футов длиной и высунув язык, что делал всегда, когда приходилось шевелить мозгами. Мастер сердито посмотрел на ученика, и тот, не говоря ни слова, просто развернул дверь и гордо прислонил ее к груде камней. Следуя традиции и образцу, он вместе с тем сделал нечто свое, что приводило людей в восторг. Резчик с нетерпением ждал, когда дверь навесят в собор. — Сорок семь, — буркнул Элфрик и повернулся к Мерфину. — Я закончил дверь, — небрежно сказал тот. — Как вам? Хозяин бросил взгляд на работу. Ноздри его большого носа удивленно раздулись. Затем он без предупреждения ударил Мерфина по лицу бруском, которым отсчитывал рейки. Это был приличный кусок дерева, и удар вышел сильным. От неожиданной боли юноша вскрикнул, оступился и упал. — Кусок дерьма! — завопил мастер. — Ты обесчестил мою дочь! Подмастерье хотел возразить, но рот его оказался полон крови. — Как ты посмел! — рычал хозяин. Как по сигналу, из дома вышла Алиса. — Змея! — завопила она. — Пробрался в наш дом и позоришь юную девушку! Делают вид, что так вышло случайно, однако все спланировали, понял Мерфин. Выплюнул кровь и усмехнулся: — Обесчестил? Она не была девушкой! Элфрик вновь замахнулся. Фитцджеральд откатился, но полено больно пришлось по плечу. Алиса не унималась: