— Разумно. Элфрик был в бешенстве. — Что за книга? — заинтересовался Годвин. — Она называется Книга Тимофея, — ответил Мерфин. — Я слышал о ней, но никогда не держал в руках. Обязательно поищу. Мы всё посмотрели? Элфрик и Томас кивнули. Когда они спускались, наставник прошептал ученику: — Ты понимаешь, что только что отказался от нескольких недель работы? Посмотрел бы я на тебя, если бы договор был твой. Мерфин не подумал об этом. Мастер прав: доказав, что опалубка необязательна, он лишил себя работы. Но в подобных рассуждениях кроется что-то очень нехорошее. Нечестно позволять людям тратить лишние деньги и платить тебе за ненужный труд. Мерфин не хотел жить обманом. По винтовой лестнице все спустились в алтарь. Элфрик сказал Годвину: — Я зайду к вам завтра с расчетами. — Хорошо. Мастер повернулся к Мерфину: — Ты останешься здесь и посчитаешь камни в своде придела. Ответ принесешь мне домой. — Ладно. Когда Элфрик с Годвином ушли, Томас поморщился: — У тебя будут из-за меня неприятности. — Получилось, вы меня похвалили. Монах пожал плечами и махнул правой рукой — дескать, что поделаешь. Левую руку ему ампутировали до локтя десять лет назад, после воспаления раны, полученной им в той схватке, свидетелем которой стал Мерфин. Молодой человек уже почти забыл ту странную сцену в лесу. Он привык к тому, что Томас теперь носит монашескую рясу. Но вдруг вспомнил: воины, дети, прячущиеся в кустах, лук, стрелы, закопанное письмо. Лэнгли всегда был добр к нему, и Мерфин догадывался, что обязан хорошим отношением именно тому, что произошло в тот день. — Я никому ничего не говорил о письме, — тихо сказал он. — Знаю, — ответил Томас. — Если бы сказал, тебя бы уже не было в живых. Крупными городами управляли торговые гильдии, состоящие из самых знатных горожан. Уровнем ниже стояли многочисленные ремесленные гильдии — каменщиков, плотников, дубильщиков, ткачей, портных. Еще имелись небольшие приходские гильдии, группировавшиеся вокруг местной церкви. Они собирали деньги на священнические облачения, церковную утварь, а также помогали вдовам и сиротам. Города с епископскими кафедрами управлялись по-разному. Владельцем Кингсбриджа, как Сент-Олбанса и Бери-Сент-Эдмундса, являлся монастырь, которому и принадлежала почти вся земля в городе и окрестностях. Аббаты не разрешали создавать торговую гильдию, и самые крупные купцы и ремесленники входили в состав приходской гильдии Святого Адольфа. Начало ей было положено давным-давно, когда группа благочестивых горожан собрала деньги на строительство собора, но теперь она стала важнейшим сообществом в городе, которое регулировало правила ведения дел, выбирало олдермена и шесть его помощников — старост. В здании гильдии хранились эталоны веса мешков с шерстью, ширины рулона ткани и объема бушеля для всех кингсбриджских торговцев. Но гильдия не могла вершить правосудие, как в городах с самоуправлением, — эти полномочия сохранялись за аббатом Кингсбриджа. На Троицу приходская гильдия в своем здании давала банкет для наиболее важных приезжих покупателей. Эдмунд Суконщик являлся олдерменом, и Керис пошла с ним на правах хозяйки, так что Мерфин остался один. К счастью, Элфрик с Алисой тоже отправились на банкет, поэтому он спокойно сидел на кухне, слушал дождь и думал. Было не холодно, но в печи развели огонь, и его красноватое мерцание радовало душу. Подмастерье слышал, как по лестнице ходит Гризельда. У Элфрика был хороший дом, хотя и меньше, чем у Эдмунда. На первом этаже — кухня и зал, в углу — лестница на открытую площадку, где спала Гризельда, там же за дверью располагалась спальня хозяина и его жены. Мерфин жил на кухне. Года три-четыре назад молодой человек мучился, представляя, как ночью поднимается по лестнице, забирается под одеяло к теплой пухлой Гризельде и ложится рядом. Но она считала себя выше, обращалась с юношей как с прислугой и ни разу не дала ему ни малейшего повода. Мерфин смотрел в огонь и думал, как поставить леса для каменщиков, которые будут восстанавливать обрушившийся свод собора. Дерево стоило дорого, длинные доски и реи были редкостью. Лесовладельцы обычно поддавались искушению и продавали строевой лес, не дожидаясь, пока деревья вырастут. Так что строители старались делать леса как можно короче. Часто, экономя дерево, они не ставили их на землю, а подвешивали, закрепляя на стенах. Тут на кухню вошла Гризельда и налила из бочки кружку эля. — Хочешь? Мерфин кивнул, удивившись такой любезности. А девушка, удивив его еще больше, села на табурет напротив и принялась пить. Три недели назад исчез хахаль Гризельды Терстан. Конечно, ей было одиноко — наверное, поэтому она и решила посидеть с подмастерьем. Эль согрел его, молодой человек размяк. Соображая, о чем бы поговорить, спросил: — Что случилось с Терстаном? Та мотнула головой, как конь: — Я сказала ему, что не выйду за него замуж. — Почему? — Слишком молодой. Мерфина это не убедило. Терстану семнадцать, Гризельде — двадцать, но она еще толком и не созрела. Скорее, думал подмастерье, Терстан рожей не вышел. Приехал в Кингсбридж пару лет назад ниоткуда и тянул лямку чернорабочего у нескольких городских ремесленников. Может, ему надоела Гризельда, а может, город, и парень просто удрал. — И куда он делся? — Не знаю, мне все равно. Я выйду замуж за своего ровесника, за такого, кто понимает, что такое ответственность. Может, он потом примет дело отца. «А вдруг эта пышка имеет в виду меня? — подумал Мерфин. — Да нет, она всегда смотрела на меня сверху вниз». Гризельда встала с табурета и пересела к нему на скамью. — Мой отец тебя не любит. Я всегда так считала. Мерфин который раз удивился: — Многовато тебе потребовалось времени, чтобы это сказать. Я живу у вас уже шесть с половиной лет. — Мне трудно идти против них. — И почему же он меня не любит? — Потому что ты считаешь, будто знаешь все лучше, чем он, и даже не стараешься это скрывать. — А может, так и есть. — Вот видишь. Молодой человек рассмеялся. В первый раз в жизни он рассмеялся над ее словами. Девушка придвинулась, прижалась бедрами, обтянутыми суконным платьем. Мерфин был в поношенной льняной рубахе почти до колен, в подштанниках, какие носили все мужчины, но почувствовал ее тепло. И что теперь? Неуверенно скосил взгляд. Блестящие темные волосы, карие глаза, чувственное красивое лицо и хорошенький ротик, который, наверно, так приятно целовать. Дочь хозяина многозначительно произнесла: — Люблю сидеть в дождь дома. Так уютно. Юноша почувствовал возбуждение и отвернулся. Что бы подумала Керис, если бы вошла сюда сейчас? Он постарался успокоиться, но стало только хуже. Мерфин вновь посмотрел на Гризельду, чьи влажные губы чуть приоткрылись. Девушка наклонилась, подмастерье поцеловал ее, и она сразу же вставила язык ему в рот. Это было так неожиданно, что он ответил. С Керис целоваться совсем другое дело… Эта мысль остановила молодого человека, он отодвинулся от Гризельды и встал. — Что случилось? Мерфин вовсе не хотел говорить правду и поэтому ответил: — Я никогда тебе не нравился. Девушка скисла. — Говорю же тебе, я не могу ссориться с отцом. — Как-то ты очень резко переменилась. Дочь хозяина встала и двинулась на него. Подмастерье отступал, пока не уперся в стену. Она взяла его руку и прижала к своей круглой тяжелой груди. Мерфин не мог противиться искушению и руку не убрал. — Ты это когда-нибудь делал… по-настоящему… с девушкой? Говорить молодой человек не мог, но кивнул. — А обо мне ты думал? — Да, — выдавил он. — Если хочешь, можешь сделать это сейчас, пока никого нет. Мы можем подняться наверх и лечь ко мне в кровать. — Нет. Гризельда прижалась к нему. — От твоих поцелуев я вся горю. Подмастерье оттолкнул ее, но не рассчитал, и девушка упала на полные ягодицы. — Оставь меня. Говорил не очень уверенно, но дочь хозяина приняла его слова за чистую монету. — Тогда иди к черту.