Кажется, этому дню не будет конца. Я отправился в путь, чтобы одарить Вольфганга толикой безопасности. Как и уговорились, встретились мы у Королевского Поворота, и я был довольно-таки уверен, что за мной нет хвоста. — Ключи от вашей квартиры, — сказал я на прощание. — Можете дать их мне? — На что они вам? — спросил Вольфганг. — Хочу позаботиться о вашем компьютере. Про себя я добавил: пока кто-нибудь другой им не занялся. Кто-нибудь другой. Из полиции? Стаффан? Дидрик? Оба? Вольфганг молча протянул мне ключи. За несколько часов со времени нашей последней встречи он словно постарел на годы. А как держится — выше похвал. Он тоже взял машину напрокат. На мой вопрос, куда он поедет, Вольфганг ответил, что в свой летний домик неподалеку от Стрёмстада[7]. Дальняя дорога для пожилого человека, да еще и поздно вечером. Вдобавок мне было не по душе, что он собирается в свой летний домик. Ведь именно туда возможные преследователи двинут первым делом. Я так ему и сказал. — Куда же мне ехать? — заволновался Вольфганг. Хороший вопрос, но хорошего ответа у меня не было. — У вас нет родственника, к которому можно нагрянуть в гости? Или друга? Друг лучше, его труднее выследить. Вольфганг задумался, правда, с растерянным видом. Но потом несколько воспрянул: — Мой бывший зять. Вообще-то я не видел его больше пяти лет, но он постоянно шлет поздравительные открытки, на Рождество и на Пасху. Пишет, что будет рад, если я загляну к нему. Он живет в Евле[8]. — Отлично! — сказал я, хотя подозревал, что, присылая свои открытки, бывший зять имел в виду несколько иной визит. — Он будет рад повидаться. Поздно вечером. Впервые за пять лет. Вольфганг нерешительно кивнул: — Ладно. Так и сделаю. Он забрал привезенную мною сумку и сел в машину. — Сожалею, что втянул вас в эту историю, — искренне сказал я. — Так ведь я знать не знаю, во что втянут, — сказал Вольфганг. В голосе сквозила изрядная ирония. Секунду спустя Вольфганг врубил мотор и поехал прочь. Я махнул ему рукой и тоже сел в машину. Обещал прокатчику вернуть ее в тот же вечер. Он работал круглосуточно, и я мог подъехать когда угодно. Я выбился из сил. На обратном пути в город навалилась усталость. Но об отдыхе нечего и думать. Слишком много призраков и загадок не давали мне покоя. Вправду ли именно сын Дидрика, как и Мио, посещал “Тролльгорден” и почему Дидрик отдал сына в садик во Флемингсберге? Дидрик носил свою фамилию — Стиль — с гордым достоинством. И терпеть не мог пригороды, не населенные миллионерами. Свои капиталы унаследовал, а не нажил трудом. Почему он стал полицейским, я так и не понял. Дома у Дидрика я никогда не бывал. Наши дети никогда вместе не играли (кроме того случая, когда оказались на одном дне рождения), Ребекка и Люси никаких отношений не поддерживали. Мы с Дидриком виделись по работе и изредка в частном порядке — за выпивкой. У нас всегда была четкая повестка дня. Мы говорили о работе. О карьере. О женщинах. О причинах неэффективности полиции. О том, где Дидрик покупал свои шикарные костюмы. Но никогда не говорили о детях и особо не касались жизни своих семей. Я никогда не видел его сына, а он — Беллу. Зато Дидрик заработал плюсовое очко, поскольку помнил, как ее зовут. Сам я не запоминаю имена чужих детей. Про сына Дидрика запомнил только, что он приемный, да и об этом не задумывался. Белла тоже приемный ребенок, хотя и по другим причинам. Тем не менее я знал, где Дидрик живет. Или жил. Правда, он мог переехать после того, как разошелся с Ребеккой. Если они разошлись. Вообще-то похоже, что так, ведь она сказала, что перебралась в Данию. От своей бабушки по матери Дидрик унаследовал дом на Юрсхольме[9]. Это я узнал не от него самого, а от его завистливых коллег, с которыми встречался по работе. Его молниеносная карьера в полиции многих настроила злопыхательски. Немало полицейских считали, как и я, что ему лучше бы выбрать другое занятие. Что полиция не для него. Хотя лично мне, в общем-то, без разницы. Я и сам плохо вписывался в унылую полицейскую структуру. Собственно, это и объединяло нас с Дидриком. Глядя друг на друга, мы знали, что одного поля ягоды. Машина фактически катила сама собой, когда я миновал стокгольмский Сити, вовсе не собираясь ехать домой. Я знал адрес Дидрика, так как его сосед несколько лет назад был моим клиентом. Обвинение гласило, что по пьяной лавочке он избил на вечеринке одного из гостей. Об этой истории даже в газетах писали. Еще бы — два мультимиллионера встретились в суде как истец и ответчик на процессе об избиении, где речь шла больше об утрате престижа, чем о физических травмах. В итоге я добился оправдания своего клиента. Он был очень благодарен и пригласил меня к себе на пунш. Уже сама мысль о том, чтобы сидеть на веранде и пить пунш, вызвала у меня сейчас приступ смеха. Правда, отнюдь не веселого. Скорее печального. Пунш и веранды (как и клиенты) относились к прежней жизни. В нынешней жизни я был занят лишь неловким расследованием и старался выжить. Я медленно ехал мимо красивых вилл квартала, где проживал мой клиент. Его дом был последним на улице. Дидриков — предпоследним. На подъездной дорожке стояли два автомобиля. “Мерседесы”. Я притормозил, заглянул в сад. Какой-то мужчина подстригал газон. Он ничуть не походил на Дидрика. Вокруг него кругами, с громким лаем, носилась собака. У Дидрика была собака? Вряд ли. Из дома вышел подросток, подошел к мужчине с косилкой. Похожи друг на друга, почти наверняка отец и сын. Мужчина выключил косилку, взял какую-то вещицу, которую ему протянул парнишка. Телефон? Я припарковался у тротуара. Мужчина и парнишка следили за мной взглядом, когда я вышел из машины и направился к ним. Мужчина что-то сказал в телефон и сунул его в карман брюк. Темно-зеленые брюки с множеством карманов. Егерские, как говорит Люси. — Я могу чем-нибудь вам помочь? — спросил он, когда я подошел к каменной ограде, отделявший их сад от улицы. Она была мне чуть выше колен, и радикальной части моего “я” очень хотелось перелезть через нее и спрыгнуть на траву. — Я ищу Дидрика Стиля. — Увы, он здесь больше не живет. — Какая жалость. Вы не знаете, когда он переехал? — Конечно, знаю. Ведь мы с женой купили у него дом. В прошлом году, в начале сентября. Я тогда не контактировал с Дидриком. Как и он со мной. — А куда они переехали, не знаете? Мужчина прищурился. На нем была светло-бежевая рубашка, слишком теплая для вечернего солнца и для стрижки газона. Ручейки пота проступали на груди и под мышками. — А вам что за дело? — спросил он. Умник. Нельзя разговаривать с незнакомцами. Идиотизм: мы учим детей, что это правило перестанет действовать, когда они достигнут совершеннолетия. А оно действует с колыбели до могилы. По крайней мере, в том смысле, что надо быть осторожным. Как вот этот человек в егерских штанах. Я прибег к испытанному приему. Постарался выглядеть чуть более расслабленным и даже изобразил подобие улыбки. — Я адвокат. И ищу Дидрика по делу. Мужчина опустил плечи. — Вот как. Понимаю. Он знаком велел сыну косить траву. Тот без слова подхватил газонокосилку и взялся за работу. Мужчина откашлялся. — Ну, если я понял правильно, семейство живет в Дании, — сказал он. — Да? — Так уж вышло. — Мужчина заметно погрустнел. — Не очень-то приятная история с этим переездом. Я затаил дыхание, проглотив очередное “да?”, подождал. — Хотя вы, наверно, знаете, что произошло? Почему они уехали? Я покачал головой и честно сказал: — Нет. Понятия не имею. Мужчина наблюдал за сыном, который расхаживал с косилкой по лужайке. — В таком случае не мне вам рассказывать, — обронил он. — Это связано с заявлениями в полицию? — спросил я. Мужчина перевел взгляд на меня. Глаза у него потемнели от злости. — Если вы пришли сюда обсуждать это дерьмо, то лучше вам убраться подобру-поздорову. Я смотрел на помпезную виллу, толком не зная, что ответить. Дидрик с Ребеккой наверняка получили в наследство миллионы крон. Мне вспомнилось, как выглядела Ребекка, когда мы с ней неожиданно столкнулись на улице. Бледная, усталая. — Вообще-то я приехал сюда, только чтобы узнать, где обретается Дидрик, — сказал я. — Если вы не знаете, говорить не о чем. Хорошо бы он смягчился, так как мне казалось, ему есть что рассказать. Что-то, что, возможно, объяснит, почему семейство Стиль уехало за границу. Ведь в истории об избиениях ребенка множество пробелов. — Дидрик полицейский, — сказал мужчина. — С такой работы просто так не уйдешь. Так что его вы наверняка найдете здесь, в городе. По-моему, в Данию уехали только жена и сын. Дидрик бывает там только по выходным. От порыва ветра листва фруктовых деревьев на участке зашелестела, заплясала. Скоро осень. Я поймал себя на мысли, что тоскую по времени года, которое обычно терпеть не могу. — Странно, — сказал я. — Мягко говоря. — Вы правда не знаете, как связаться с Дидриком? По дороге сюда я проверил данные переписи по Юрсхольму, но Дидрика не нашел. Либо он хитрил и был зарегистрирован в Дании, либо его данные засекречены, и таким манером до него не добраться. Неудивительно, информация по многим полицейским и прокурорам засекречена. Я и сам не раз подумывал сделать то же самое, но руки не дошли. — Увы, нет, — сказал мужчина. — Он не указал новый адрес в договоре о продаже? — осторожно спросил я.